– Марька.
– Да, ушла.
– Коза…
– Что? – наклонился к нему профессор.
– Коза…
– Что – коза?
– Коза….
– Где – коза?
– Коза, – и Стас, с шумом потянув воздух заложенным носом, качнул головой за спину.
Профессор тут же всё понял. Он выпрямился, прижал к себе Стаса и, не убирая тёплой ладони с его горячего плеча, пророкотал:
– Дина, Дима! Включите хоть кто-нибудь свет во дворе!
Свет зажёгся не сразу. Но только он вспыхнул – и у дома, и при входе на летнюю кухню, – так сразу осветил четырёхгранный кол, лежащий в стороне от дорожки.
Вынырнувший из темноты Димка кинулся на него и, не сбавляя хода, уже второй раз за сегодня пошёл по уходящей от кола верёвке.
– Тебе помочь? – только и успел крикнуть Казимир Степанович.
– Я сам, – донеслось с верандочки.
Там зажёгся свет, раздались Димкины вопли. Похоже, сейчас он мог справиться со стаей волков, не то, что с козой.
Когда же он появился, на манер бурлака перекидывая верёвку с одного плеча на другое, то орал во всё горло:
– Во! Контра! Контра и есть! Устроилась, вражина! Под кроватью!
Коза, шедшая следом, мотала бородато-рогатой головой. А потом, упершись, встала.
– Дима, ты бы осторожнее, – попросил профессор.
Но Димку ничто не могло остановить. Он схватил наперевес кол, чёрный с заострённой стороны, и пошёл на козу. И Марька одумалась, потрусила к сараю, волоча верёвку и оборачиваясь, чтоб показать Димке рога. А он всё норовил пнуть её покрепче.
Мимо посторонившихся Диночки, Стасика и Казимира Степановича коза протрюхала, качая выменем. А Дима, сияя и отряхивая ладони, сообщил:
– Она там такое устроила! Такое! Уродина рогатая! Счас веник возьму. Вот, Казимир Степанович, скажите, кому она нужна, Контрамарка эта? За что её любить? «Малых детушек кормилица-поилица», – пропел он, кривляясь. – Так бы и убил! Что мы, без её молока не прожили бы? Да в магазине этого молока – завались!
И он потряс в темноту кулаком.
Глава XII
Коза похозяйничала на верандочке от души: накидала везде своих шариков, съела семечки вместе с фунтиком. Уронила на пол – хорошо, не наступила – Стаськины часы, но главное, главное Димка вымел из-под кровати, собрал на совок и спросил сам себя:
– Чёй-то наша Контра стала бумагу жрать? Я ей зимой дневник давал – не ела!
Стасик смотрел на замусоленные кусочки альбомного листа, с трудом узнавая в них остатки «Распорядка»
– Это нужное или чё? – Дима смотрел на свет самый большой из клочков.
– У-у, – ответил Стасик, мельком глянув на стену, куда он думал повесить распорядок, – ерунда всякая.
Последние слова получились как «лулундаякая», но Димка понял.
– Слушай, часы у тебя – «Командирские», – прочёл он, с уважением. – Они что – светятся?
Стаська кивнул.
– Ишь, ты! Дай, попробую! – Димка кинулся к выключателю.
На верандочке стало темно, зато ярко осветились цифры и стрелки циферблата.
– Даже секундочки! – восхитился Дима.
А Стасик думал: огорчаться ему или нет. Если б этот «Распорядок» висел на стене, то Стасу было бы стыдно, что он его не выполняет. А тут просто гора с плеч – «Распорядок» съеден зловредной козой Марькой. И Стас этого не хотел – так получилось. Значит, ему придётся жить по другому распорядку, по своему. Надо же как-то выходить из положения? Жаль только, нельзя спросить козу: чем же пахло от голубого моря
А Димка всё наслаждался часами.
– «Командирские», – в очередной раз с протянул он. – Дашь поносить?
– Бери.
Стаська стал надевать сандалии – ходить босиком в темноте он больше не собирался.
– Который час?
– Автобус! – вместо ответа прокричал Дмитрий и, схватив совок, выскочил из комнатки.
Не успел Стаська застегнуть вторую сандалию, как, уже с надетыми часами, вернулся Димка.
– Давай, – прокричал он, и Стас послушно потянулся следом.
Выйдя из переулка, ребята сразу увидали освещённые окна автобуса. Пассажир в нём был один – бабушка, Валентина Николаевна. Она стояла у выхода и, держась за поручни, улыбаясь и кивая головой, разговаривала одновременно и с кондуктором, и с водителем.
– А если сказать, что мы все котлеты съели, – не спуская глаз с автобуса, предложил Димка.
– Не поверит, вон сколько их было, – ответила Дина, глядя, как бабушка прощается и спускается со ступенек.
Та не сразу заметила стоявшую под деревьями троицу. Но когда увидела и узнала, то отступила на шаг и опустила сумку на тёплый асфальт.
Тут Димка и Диночка, кинулись к ней, вопя: «Бабушка, мы пришли тебя встретить! Мы соскучились!» И заскакали вокруг.
Под напором орущих внуков Валентина Николаевна хотела отступить, но подобралась, потянула носом над их головами и спросила утвердительно:
– Хату спалили?!
– Что ты, бабушка! – враз притихли те.
– А что случилось?
– Ничего.
– Поди ж, ты! Ничего не случилось, а встретить решили. Ну-ка, домой!
И двинулась вперёд, по пути расспрашивая, как прошёл день:
– На море ходили?
– Ходили.
– Скотину кормили?
– Кормили.
– Поили?
– Поили.
– А птицу?
– И птицу.
– А козу?
– И козу.
– Все живы?
– Все.
– Все целы?
– Все.
– А борщ ели?
– Какой?
– Зелёный, – остановилась тётя Валя. – В холодильник поставлен, и яйца – рядом. Я ж тебе показывала, Дмитрий.
– Ой, бабушка, – с нежной радостью пропела Дина, – мы борщ не нашли, зато мы все котлеты съели.
Тётя Валя пошла, считая вслух:
– У меня на сковороде девять штук помещается. Я сделала три сковороды.
– Ой, ба, они такие вкусные были, такие вкусные, – лепетала девочка.
– Ещё бы, – и Валентина Николаевна двинулась на калитку, как на врага.
А войдя во двор, скомандовала:
– Тащите мне эту заразу.
Ребята, сгрудившись, молчали.
– Спрятали. Кошку паршивую выгораживаете, а родной бабушке врёте! Да ещё чужого мальчика за компанию. А ну, Станислав, иди сюда. Иди, расскажи, как дело было. Батюшки светы, Стасик!
Стас, повлечённый суровой рукой к крыльцу, никак не ожидал, что его личность произведёт такое впечатление. Валентина Николаевна схватилась за сердце.
– Да кто ж так тебя? Да где? В первый день! Да как же?
– Я в футбол. Упал, – держа рот боком и глядя умоляюще, ответил Стасик.
– Царица небесная! Димитрий!
Тётя Валя обернулась в поисках внука. Но Димки, прихватившего бабушкину сумку, уже рядом не было.
– Смерти вы моей хотите. Как можно так в футбол играть? Как можно?! Сильно болит? – она сочувственно вглядывалась в лицо Стасика.
Тот потряс головой: «Нет».
– Иди ложись, я сейчас приду, – и повернулась к Дине. – И ты тоже. Ноги мыть и на боковую.
– А ужинать? – пискнула та.
– Ужинать? Да после стольких котлет вас неделю можно не кормить. Съели котлеты?
Ребята молчали.
– Съели. Теперь спать.
Стаська пошёл к себе, разделся и лёг, надеясь, что хозяйка закрутится и забудет о своём обещании. Но она пришла с бокалом молока и знакомой бутылочкой облепихового масла.
Стасик, боясь, что тётя Валя, увидит другие части его тела и начнёт допытываться, вцепился в одеяло и крепко держал его у горла. Но Валентине Николаевне было некогда. Она напоила Стаса тёплым молоком, причитая, смазала ему нос, губы, подбородок и, погасив свет, украдкой перекрестила маленьким быстрым крестом.
Глава XIII
Ночь была беспокойной.
Во-первых, Стасу было больно лежать – что на спине, что на боках, а про живот и говорить нечего.
Во-вторых, всю ночь его мучили кошмары. Вначале его гоняли огненные шары размером с футбольный мяч. Потом прискакали пробки от бутылок с шампанским и давай целиться. А под утро вообще привиделся кавардак. Вначале, вроде, ничего: по оранжево-горячей медленной реке к нему подплыл на лодке дед Мазай. Не летний, из автобуса, а другой, но дед Мазай, точно. Подплыл, посмотрел на Стасика, который всё боялся, что упадёт в эту страшную реку, и накинул на Стаса зипун. Стасик хотел засмеяться, но зипун вдруг ожил и начал драться со Стасом, которому и так было плохо. Кончилось тем, что зипун победил, занял всю кровать, согнав хозяина к железной перекладине. Стаська уперся в неё лбом. От холода железки ему стало легче, но главное, зипун больше не дрался. Только развалился как фон-барон, жарко грел и сопел недовольно.
Утром по верандочке раздался бодрый Димкин топот. Вынырнув головой из занавески, он сказал скороговоркой:
– Рыська пропала.
Да так и застрял в дверях:
– Эт чёй-то?!
Стаська, хоть больно было двигаться, повернулся к стенке и, ужаснувшись, чуть не свалился на пол. На него зевала огромной пастью белая безглазая змеиная голова.
– Рыська! – захохотал Дима. – Казимир Степанович, она тут!
Стаська смотрел на то, что он принял за змею, с облегчением узнавая в ней очертания обтянутой пододеяльником большой кошачьей головы с открытой пастью. Рыська же, проснувшись, выпростала мохнатую лапу и, потягиваясь, показывала коготки.
