– Во! – фельдшер с улыбкой посмотрел на Диночку. – Верно, зайка, дай дяде доктору зелёнку, не всё ж ему других лечить, пусть он и себя полечит. А то у дяди доктора ножка будет болеть и отвалится. Тьфу ты, как жжётся!
Медик рисовал себе на ноге точки, чёрточки, полосочки, дул и приговаривал:
– А если у дяди доктора ножка отвалится, то ему придётся к больным на одной ножке прыгать – прыг-скок, прыг-скок. А тебе жалко дядю доктора? – проникновенно спросил он Дину.
Девочка же, улучив момент, в очередной раз выпалила:
– Я вас знаю! Вы Насти Тихомировой приёмный папа.
– Умница. Самый что ни на есть «приёмный». Держи, – медик вернул Диночке пузырёк. – Только дай, я тебя осмотрю. Чего вы тут с бабушкой шумели?
Дина, вспомнив о себе, надула губки. А крепыш придержал её за локотки, посмотрел, прищурившись, так и этак, и спросил:
– Говоришь, коробку с лекарствами на себя опрокинула? А там марганцовочка была? А как же! Была. Вот он, хрусталик, а вот ещё, и вот, – фельдшер тыкал пальцем. – Ну, значит, что? Анамнез мой будет такой: иди-ка ты, солнышко, под душ, помойся. Вот, давай, отряхнёмся хорошенько, и иди. До чистой воды. Оп-ля!
Он легко поднялся и направил Диночку в сторону огорода, но она не хотела уходить.
– Ну, – фельдшер подбоченился, стал даже повыше, посмотрел из-под пшеничного чуба вокруг и произнёс тоном зазывалы:
– Кого я ещё не лечил – подходи!
Тётя Валя и профессор ответили в один голос:
– Остальные здоровы, большое спасибо.
– Ой, хлопчик, ты лучше к нам просто так заходь, в гости. Я пироги послезавтра поставлю.
– Пироги? Какие пироги? Вы что, шутите? Пироги отменяются, я вас забираю в больницу. Пироги!
Возмущаясь, фельдшер делал большие глаза.
Тётя Валя ухватилась за раскладушку.
– Это же ни в какие ворота – пироги!
– Да ты что, сынок, у меня внуки, на днях ещё один, да огород, да коза.
– О чём я и говорю: здесь вы не полежите и двух дней, знаю я этих бабушек – с пирогами и козами! А у нас хорошо. Полечим, поколем – процедуры, витамины, то, сё.
– Нашёл, чем сманить! Да у меня этих витаминов целый огород – знай, потребляй. Вот буду, рачки ползать – тогда и забирай. А сейчас – нет. Уколы если – у меня соседка колет.
– Вам полежать надо, отлежаться. Не шутка ведь – такое состояние, – фельдшер уже не командовал, а уговаривал.
Баба Валя отмахнулась расцвеченным полотенцем:
– Да ты шо?! Сказився? Я в казённом доме больше изведусь. Невелика барыня. Старое дерево скрипит, да не валится, а молодое пошумит и ломается.
– Да не могу я вас после приступа оставлять.
– А ты через «не могу». Не бойсь, я крепкая, неча боки отлёживать. Ты напиши, шо надо колоть, я завтра внука в аптеку зашлю иль хоть сёдня. Мне соседка всё сделает, она тут в проулке всех лечит. Деда моего до конца смотрела, всю жизнь медсестрой.
Фельдшер прищурился:
– Как зовут?
– Моисеевну-то? Да ты её не застал, она лет десять как на пенсии. Меня на три года старше. Но всё помнит: и язык ваш, и дела, какие надо. На врача училась. Да не сложилось чего то, после войны дело было. Пиши рецепт. Если надо, я те бумагу подпишу, что отказываюсь в больницу – я законы знаю.
Фельдшер нехотя полез за бланками, но вспомнил, что Казимир Степанович и Стаська должны поехать с ним, остановился.
– Зайдём в аптеку, всё подберём.
Димка, услыхав о поездке, запросился в компанию. С разрешения бабушки его взяли.
Довольные приключением, мальчишки поспешили забраться в старую, пропахшую пылью и железом, «скорую помощь». Но тут объявилась Нелли Савельевна и заговорила так, будто кругом война, а ей надо передать донесение.
– Профессор! Казимир Степанович! Вы в город? Какое совпадение! Просто прелесть, какая удача! Я сама хотела, а тут вы! Представляете! На пляже у женщины – смотрю – новый журнал мод! Вышел! Я вас очень прошу, профессор, она купила его в киоске, на автостанции.
Казимир Степанович, возвышаясь скалой над говорящей без умолку Нелли Савельевной, провёл рукой от стриженого затылка к подбородку и обратно, вклинился меж фраз и быстро спросил:
– Как название?
Нелли Савельевна помолчала секунду:
– Я вам сейчас пятый номер принесу. В киоске покажете, – и, не дожидаясь ответа, поспешила во двор.
Казимир Степанович виновато посмотрел на фельдшера, курившего у кабинки.
– А вы что, профессор? – спросил тот.
– Профессор. А вы поляк? – не остался в долгу Казимир Степанович.
– Нет, я здесь родился. Это у матери, говорят, бабушка полька была. А что?
– Да так.
Профессор полез к ребятам в душное нутро фургона. Посидел на твёрдой скамеечке и забрал Стасика себе на колени:
– Всё поудобнее тебе будет.
Колени занимали всю ширину прохода; на них мог поместиться ещё и Димка. Стаська поёрзал – было не намного мягче, но обижать Казимира Степановича постеснялся.
А шофёр, передёрнувшись всем телом, завёл машину.
– Ой, Вадим Никодимович! Ты, прям, как девица красная, – притворно возмущался фельдшер. – Неужто испугался? Здоровый мужик, борода лопатой.
– Я? А ты себя слышал, когда кричал? Как Боже мой! Я испугался. А борода… Что борода? Сам знаешь, зачем борода – не с кошками же воевать.
– Ну, мне кажется, ты её очень впечатлил. Она, бедная, подумала: во, лохматая морда! Лицо, то есть. И – дёру. Ей же вовек не осилить, зачем ты такое нарастил. Да что ей – профессору, и то не понять.
– Действительно, зачем, Вадим Никодимович? Жарко же.
– Чтоб курить бросить.
– Что-о?
– Чтоб курить бросить.
– А помогает?
– Мне помогает.
– Представляете?! Мудёр, голова! Кулибин, Ползунов, братья Черепановы! Я, как узнал, день в себя придти не мог. Самое забавное, что он действительно ведёт здоровый образ жизни, не курит и всё такое. Это у нас-то, где в каждом дворе – винзавод!
– А-а-а, потому что неудобно, – догадался профессор.
– Ну-у, – подтвердил Никодимыч.
Мягко тронув с места, он, ловко перебирая баранку, развернул машину к асфальту.
– Где она, мамзелька ваша? Нам же на гору ещё.
Тут калитка отворилась, и Нелли Савельевна, сверкая свежей блузкой, пошла к ним, неся скрученный в трубочку журнал. Похоже, ей хотелось ещё что-то рассказать, но Никодимович через окошко забрал журнал и нажал на газ.
– Эх, жаль, дождей давно не было.
– Шофёр ты, Никодимыч, и шутки у тебя шофёрские, – заключил медик. – Я-то хотел сказать, что ты прекрасный водитель и очень человечный человек.
– А зачем на гору? – поинтересовался Казимир Степанович.
Фельдшер, подпрыгивая на выбоинах, повернулся вполоборота:
– Представляете, приезжает образованный человек, инженер, с молодой женой в свадебное путешествие. И начинает нырять в незнакомом месте. А там камни. Хорошо хоть не головой хряснулся – плечом. Вот я и продел ему скалку меж локтей, за спиной, да привязал. Потому что предполагаю перелом ключицы. И знаете, каждый второй вызов такой. Аж зло берёт! Называется – люди приехали отдыхать!
– Как вас зовут, молодой человек? – ни с того, ни с сего спросил медика Казимир Степанович.
– Дмитрий, – всё ещё сердитый на отдыхающих, бросил, отворачиваясь, фельдшер.
Димка расцвёл и покрутился, довольный. Словно в том, что медик оказался ему тёзкой, была его заслуга.
Выехали на асфальт, стало меньше трясти. И тут Никодимыч изрёк с чувством:
– Вот вы думаете – я испугался? А я так – в сумме, как говорится. Ведь мало пожилой женщине скотины, огорода, внуков, дак ещё зверь.
Пытаясь донести свою мысль, шофёр делал левой рукой круговые движения.
– И это не просто жуть – это, как говорят, жуть египетская, во!
И рука его, найдя точное положение, застыла с поднятым вверх указательным пальцем.
– Это тьма бывает египетская, – успокоил водителя-философа медик Дмитрий. – А здесь всё просто: благослови зверей и детей. Правда, профессор?
Глава XVI
Фельдшер Дима как в воду глядел: Валентина Николаевна добросовестно вылежала только сутки, а на вторые, с утра, занялась готовкой. К вечеру ожидались гости. Потому она два раза гоняла мальчишек в магазин: за мукой, хлебом, маслом и творогом. А третий раз, перед приездом Дининых родителей, вообще впустую – за лавровым листом. Стасик сам видел: целый веник этого листа висел на кухне, а тут пропал. Димка сгоряча принялся искать, перерыл буфет, залез на полки – как сквозь землю. Веник укропа висит, а этого нет – пришлось идти.
Пока они ходили, гости уже собрались за длинным столом, под навесом. С торца, сияя, как просватанный, сидел худощавый и смешливый молодой человек. Слева от него разместились незнакомые Стасу, но похожие друг на друга мужчина и женщина с поджатыми губами на недоверчивых красных лицах. Разница была лишь в том, что мужчина был полноват, а женщина сухощава. Увидав эту пару, Димка вдруг свел выцветшие брови, отдал бабушке лавровый лист и пошёл прямиком в огород.
