– Так, – словно «квак», раздался голос «недоверчивого», – нас не хотят видеть.
– Что вы, что вы! – донеслось весело с торца. – Это вам кажется!
Валентина Николаевна, машинально сунув в карман пакетик, ушла за Димкой, Стасик же остался один и оглянулся растеряно. Сверху, на толстом шнуре, спускалась к столу матовая электрическая лампочка, вкруг которой уже плясали мошки. Предвечерний свет, сливаясь с молочным электрическим, придавал приятный глазу, но нереальный, сказочный вид всему застолью.
Тут профессор, сияя серебряной головой, подмигнул Стасу и приглашающе похлопал по скамейке рядом. Но Стаську задержал весёлый молодой человек. Щедро дыша ароматами вина и салата с луком, он приподнялся, ухватил Стаса одной рукой, а другую накрест протянул для знакомства.
– Аркадий, – пальцы его были сухие и горячие.
Стаська, засмущавшись, назвал себя.
– Не слышу! – с силой дыхнул новый знакомый. – Говори громче! Ты ж мужчина.
– Аркадий Михайлович, – мягко вмешался профессор.
Стасу хотелось провалиться сквозь землю. Он не любил нетрезвых, но ещё больше не любил, когда на него смотрит много людей. На выручку пришла тётя Валя. Выводя-подталкивая из огородного небытия Димку, она специально громким голосом объявила всем сидящим:
– Прошу к столу, гости дорогие!
– Мы можем уйти, – пробурчал «недоверчивый».
Тётя Валя, придерживая одной рукой Димку, другой сердито махнула на сказавшего, словно хотела закрыть ему рот или прихлопнуть целиком. Усадив-утолкав внука, она двинулась на Аркадия, забрала у него Стаську, подсадила к Диме и загородила обоих своим телом.
– Мать! – пронеслось над столом. – Какая у нас мать!
– Ша! – коротко отрезала хозяйка и, не теряя времени, начала управляться с ребячьими тарелками, накладывая в них закуски и салаты.
Она успевала перекинуться словом с профессором, что-то предложить «недоверчивой» паре, осадить Аркадия, который полез к ней, целоваться. А между делом всё обращалась в наплывающие сумерки:
– Люся! Ну, что ты копаешся!
– Иду, мама! – отвечал ей женский голос, приглушенно, как из тумана.
А следом пронеслось: «Филичка, маленький!» Это пискляво провопила Дина, тоже находиашаяся где-то там.
– Господи, а пироги! – подхватилась тётя Валя.
– Сядьте вы, в конце-то концов, – остановил её профессор. – Где пироги – в духовке?
– Да что вы! На столе. Полотенцем покрыты.
Профессор мотнул головой ребятам: пошли.
– Филичка, маленький! – звенело им в след.
Румяные да пышные пироги и пирожки под вздох восхищения были поставлены на стол. Нелли Савельевна, которая в честь праздника была в чём-то сиреневом с блёстками, сделала доброе лицо:
– Такую красоту даже портить жалко!
– Пироги не виноваты, это дрожжи плоховаты, – ответила польщенная тётя Валя и тут же прервала себя. – Люся! Ты скоро?
Вместо ответа раздалось кислое «иу», и все затихли. Стало слышно, как зуммерит в лампочке спираль. А Рыся, неотрывно следящая за продуктами на столе, повела ушком.
– Филечка, маленький!
– Люся! Ну, спит же! – тётя Валя уже держала в руке налитый бокал.
Люся не появлялась.
– Ладно! – переждав секунду, скомандовала хозяйка. – Пока она там возится… Давайте. Пусть парень растёт нам на радость, всем на удивление.
– Мать! Я тебя люблю! – сказал Аркадий Михайлович, прикрыв глаза, словно собирался запеть. – Ты думаешь, я пьян? Нет, я счастлив. Потому что мне хорошо.
– Закусывай, – ответила ему тётя Валя.
– От тебя! Всё! До дна!
– Филичка, маленький!
– Мастерица ты, Валентина, – «недоверчивая» разлепила сухие губы, она мяла пальцами пирожок.
– Была бы мучка – не дрогнет ручка.
– Так и поверю! Скрываешь рецепт-то.
– Ничего мудрёного – рук жалеть не надо, – с лёгкой обидой ответила Валентина Николаевна.
– А вкусные-то, вкусные.
– Филичка, маленький!
– Добра жалеть не надо. Люся!
– Иду, мама, – и молодая женщина с такими же, как у Дины, волосами и вздёрнутым носиком, смущённо улыбаясь, вышла к столу.
– Филичка, маленький! – неслось на той же самой душераздирающей ноте.
– Не своротит? – спросила коротко тётя Валя дочь.
– Не должна, – и женщина посмотрела в виноградник, словно оставила там кусочек собственной души.
Она рассеяно провела рукой по спинам Стасика и Димки и присела с краешку, около Нелли Савельевны.
– Филичка, маленький!
– Я предлагаю поднять бокалы за бабушку, – предложил профессор. – Пусть она будет здорова!
– До дна!
– Ни-ни, – остановила всех тётя Валя. – Куда торопиться?
– Филичка, маленький!
– Вечер длинный, вина много – успеем. Да и внуки у меня не каждый день рождаются. Причём, у меня тут не один новорожденный, а два! Давайте ещё раз за младшего, а потом – за старшего!
– До дна!
– Филичка, маленький!
Так неожиданно для Стаськи выяснилось, что Димин день рождения пришёлся на день его приезда. Потому празднование перенесли. Больше всех хвалили Диму бабушка и профессор, даже Нелли Савельевна назвала его хозяйственным казачком, а тётя Люся, Динина мама, – настоящим мужчиной. «Недоверчивые» ничего доброго не сказали, лишь женщина, прошептала о ком-то себе под нос: «Хорошо, когда все внуки твои, не подкидыши». Её услыхали только Стасик да тётя Валя; она смежила веки и улыбнулась:
– У меня самые лучшие в мире внуки.
Димка в этот момент был занят. Казимир Степанович дарил ему «Пятнадцатилетнего капитана» Жюля Верна. А потом, вызвав дочь из темноты, дарили ласты и маску для плавания Динины родители и Дина. Но самый главный подарок был от отца: из комнаты Нелли Савельевны самой Нелли Савельевной торжественно был выкачен новенький – с рифлёными шинами, ручным тормозом и другими прибамбасами – велосипед.
Димка был огорошен, завален, убит. В отличие от Стаса, он не стеснялся, а только ворочал глазами, смеялся и расчёсывал комариный укус на щеке
Конец ознакомительного фрагмента.
