Глава XXII
Свои на своих
Польские офицеры в бездействии бражничали под Москвой и жадно говорили о том времени, когда войдут наконец в эту обетованную землю.
— Мы лишь на том условии и с вами соединились, — заявили Чупрынский и Хвалынский, — чтобы первыми к москалям войти. Наши полковники знают, что делают!
— Ну, не больно-то дадут вам разжиться, ежели москали нашему Владиславу присягнут! — возразил Одынец.
— Не о том говорите, панове, — вмешался ротмистр Млоцкий, — вы лучше скажите мне, как мы будем с Сапегой биться? Ведь он — славный рыцарь и не москаль!
Разговор сразу принял другое направление. Всем было ясно, что трудно избежать стычки с сапежинцами, и всем было тяжко это сознание.
Таким образом, когда русские присягнули Владиславу, всем было не радостно, а грустно, потому что битва с родными становилась неизбежной.
— Вам что, — с грустью сказал Ходзевич, — вы мало кого знаете, а я пришел с Сапегой, с ним походы делал, мне там все — братья! Ох и беды на мою голову!
— А мы разве не стояли с ним под Троицей? — возразили офицеры Зборовского.
— И чего ему в «воре» этом? — удивлялись другие.
— Тсс! — поднял палец кверху пан Млоцкий и лукаво улыбнулся: — Гетману начхать на «вора», вот что! А служит он только для прекрасных глазок воеводянки! Уж я знаю!
— Пожалуй, и так! — согласился Ходзевич. — Помню два раза: один раз — когда она к нам в Царево Займище приехала и Сапеге под покровительство отдалась, а другой — когда в Дмитров попала, бежав из Тушина. Ну да тогда бы и всякий в нее влюбился!
— А что? Хороша очень? — жадно спросили слушатели.
— Не то! И красива, спора нет, а смела, смела, как бес! Осадили нас тогда москали, живьем взять хотели. Наши духом упали, а она, как штурм, сейчас на стены, на самый вал и впереди всех! Молились на нее, ну а гетман голову потерял!
— Много вы гетмана, пан мой, знаете, — перебил его Хвалынский, — а я скажу, что потому он ее в Дмитрове удерживал, что хотел к королю отправить! Вот что!
В это время в палатку вошел жолнер.
— Пан Ходзевич тут? — спросил он.
— Есть! — ответил Ходзевич.
— Его ясновельможность пан гетман коронный просит вас!
Ходзевич удивленно переглянулся с компанией.
— Чего смотришь? — засмеялся Млоцкий. — Гетман тебе отпуск дать хочет на розыски твоей любы!
— Ой ли? — весело сказал Ходзевич, выходя.
Жолкевский был один. Он в раздумье ходил по своей палатке и, увидев Ходзевича, остановился.
— А, добрый день, пан поручик! — приветствовал он поручика. — Садитесь! — И Жолкевский снова заходил по палатке. Ходзевич сидел и ждал. Вдруг гетман остановился пред ним. — Вы ведь — сапежинец, кажется?
— Совершенно верно!
— А отчего вы оставили его?
— Меня гетман сам послал к пану Мошинскому!
— А, помню! Так гетман благоволит к вам?
— Он был отец всем нам, офицерам!
— Так, так! Видите ли, мы должны избавить их от «вора», и в то же время тяжело драться со своими, да и для русских это — большой соблазн! Съездите сами к гетману, объясните ему, скажите, что я завтра обещал двинуть полки против него. Пусть он оставит «вора»! Мы не можем заплатить ему столько, сколько он требует, но удовлетворим его, как Зборовского и Калиновского. Чего лучше! Съездите! Если дело кончится миром, я отпущу вас! Ну, с Богом!
Ходзевич при этих словах радостно вскочил.
— Я сейчас, ваша мосць.
— Скажите, что это во славу Речи Посполитой!
Ходзевич поспешно вышел.
— Ну что? С чем? — спросили его приятели, когда он вернулся к ним в палатку.
— Послали уговорить гетмана Сапегу на добрый мир, иначе завтра битва!
— Завтра? — воскликнули все.
— Да, так гетман сказал.
— Пан поручик, пан Янек! — заговорили все разом. — Уговори, чтобы братская кровь не лилась!
— Если бы я был Сапега! — вздохнул Ходзевич.
Пахолик заявил, что конь готов.
— Ну и в путь! До свиданья, товарищи! — сказал Ходзевич и вышел.
Борзый конь домчал его до Коломенского в три часа.
Село Коломенское представляло теперь укрепленный лагерь. Оно было обнесено валом, и с него глядели чугунные пушки; пред валом тянулся ров. Везде стояли поляки, у ворот разъезжал отряд жолнеров. Увидев Ходзевича, отряд направился к нему, но едва он приблизился на несколько саженей, как начальник отряда ударил свою лошадь и с криком понесся к Ходзевичу. Это был Свежинский.
Друзья крепко обнялись, не сходя с коней. Подъехавшие жолнеры тоже узнали своего бывшего поручика и радостно здоровались с ним. Сбившись все вместе, они поехали к лагерю.
— Неужели служить к нам? — торопливо спросил друга Свежинский. — У кого ты там? У самого коронного? О-го! И порох видел? Вот счастливый! Ты потом расскажи про Клушино; я соберу офицеров. Зачем приехал?
— К гетману! — ответил Ходзевич. — Уговаривать его сойтись с нами. Неужели мы с тобой рубиться будем?
— Да никогда! — горячо ответил Свежинский. — Брошу саблю и не двинусь! И многие из нас тоже так решили, а гетман сам… вот поди! Верно говорят, его наша Маринка за нос водит. Веришь ли, смотреть смешно: и гетман, и Заруцкий за ней, как псы, а она, как царица, командует. Сам-то «вор» струсил, в Симоновом монастыре ждет; так наш маршалка послал к нему уговаривать! Потеха и слезы! Нет, мы не будем драться!.. Вот палатка гетмана; он дома. Как кончишь с ним, приходи ко мне, поговорим! Ну, пошли тебе Господь Бог!
Свежинский отъехал. Ходзевич соскочил с коня и велел доложить о нем гетману; тот сам выбежал к нему из палатки.
— Ян Ходзевич, пан поручик! Челом тебе, челом, друже! Ну как, что? Где твоя красотка? Хорошо ли принял тебя король? Говори!
Ходзевич был очарован приемом Сапеги, однако вопросы гетмана перевернули его душу, и у него брызнули слезы.
— Что ты, мой тезка? С чего плачешь? — удивился Сапега.
— Убежала! — ответил Ходзевич.
— И ты не разыскал ее?
— У меня еще не было часа свободного, я все на коне для пользы родины. Я жду, как благодати Бога, когда мы займем Москву и я буду свободен.
Сапега вдруг нахмурился.
— Если так, тебе долго ждать придется. Москали присягнули Владиславу, но Москву займем мы. Переходи ко мне на службу!
Ходзевич упал на колени.
— Мосць пан! Меня послал к вам гетман, но помимо его все наше рыцарство молит вас: не, лейте братской крови понапрасну! Гетман просил передать, что он удовлетворит офицерство так же, как Зборовского и Калиновского. На большее нет средств. Не лейте шляхетской крови на соблазн москалям!
Сапега гневно отшатнулся.
— Не понимаешь ты, что говоришь! Мы не королю служим, мы — вольные. Раз мы клялись посадить на престол царя и царицу, мы так и сделаем и не изменим клятве! Что москали Владислава выбрали — это хорошо, но какая польза от того нашей отчизне — не понимаю! Так и передай гетману. А сам, — прибавил он ласково, — переходи ко мне; я тебя полковником сделаю! Ну, встань!
Ходзевич поднялся с колен бледный и потрясенный и воскликнул:
— Не хочу верить, чтобы поляк поляка бить начал!
— И мне того не хочется, — ответил Сапега и тотчас же, смотря через голову Ходзевича, спросил: — Что, что он ответил?
Ходзевич оглянулся, увидел маршалка и молча поцеловался с ним. Маршалок поклонился Сапеге и сказал:
— Его величество говорит, что из монастыря никуда не выйдет, только просит вашу мосць прислать ему отряд для его охраны. А ее величество вас к себе ждут!
Лицо Сапеги радостно вспыхнуло.
— Сейчас! Готовь коня! Ну, я пойду, — сказал он Ходзевичу, — а ты зайди ко мне вечером на кубок венгерского!
— Не могу, ваша мосць, я должен отвезти ответ гетману! — ответил Ходзевич.
— Ну, твое дело! Так скажи ему все, что слышал. Я — делу не изменник! — И с этими словами Сапега вышел.
Следом за ним вышел и Ходзевич и прямо прошел к своему другу.
Свежинский уже ждал его, но, к удивлению Ходзевича, был одет в рейтузы, жупан и при сабле. Они поцеловались.
— Видишь, — сказал Свежинский, — я дал слово вести тебя к товарищам. Все хотят видеть тебя, а потому и спрашивать о гетмане не буду. Расскажи о себе и о ней. Что, слюбились?
— Лучше бы мне не знать ее, чем так мучиться; лучше бы не видеть ее! На гибель мне любовь эта. Я весь извелся, меня черная тоска съела. Я покоя не знаю! — воскликнул Ходзевич.
Его глаза вспыхнули, лицо побледнело, и Свежинскому стало страшно. Он схватил друга за руки и, усадив на лавку, спросил:
— Что же, не любит?
— Хуже! Убежала… пропала… сгинула! Пашка моих жолнеров убила! Горе мне, яд!
Ходзевич схватился за голову. Свежинский налил водки и поспешно дал ему выпить.
Ходзевич немного оправился и рассказал все, что знал о побеге Пашки с Ольгой.
