— Это точно, — согласилась Роза. — Ты был бы безумцем, если бы сказал ему об этом. В этих джунглях мог быть только один лев.
— Да, это было довольно затруднительно.
Роза воскликнула:
— О Боже, только не говори, что ты вновь связался с Пруденс! Только не это!
Он раздраженно поморщился.
— Ну да, у меня были определенные отношения с Пруденс.
— Что, черт возьми, это значит?
— Я не относился к этому серьезно. Мы с ней просто встречались в перерывах между ее замужествами.
— Ты рассказывал об этом Руфе?
— Я говорил ей, что у нас был роман после смерти Элис. — Он был готов защищаться.
— Это было давным-давно, — сказала Роза. — У этого романа было продолжение?
— Послушай, все это было несерьезно, по крайней мере, с моей стороны. Пру никогда не стремилась к постоянным отношениям. И мы практически не встречались после моего увольнения из армии.
Роза побелела от гнева.
— Неудивительно, что эта старая проститутка не захотела присутствовать на вашей свадьбе. Я полагаю, ты ездил в Париж, чтобы сообщить ей эту новость?
— Да, — осторожно ответил Эдвард, чувствуя, что он может потерять в ее глазах репутацию высоконравственного человека.
— Она страшно разозлилась на тебя, не так ли? Она кричала и плакала и обвиняла тебя в предательстве?..
— Да… — Эдвард тяжело вздохнул. — Я полагаю, что мне не следовало удивляться этому. Но я был удивлен, Роза, пожалуйста, поверь мне. Я честно думал, что между нами все уже конечно. Я думал, что Пруденс дала мне от ворот поворот еще до смерти Руфуса. Я не был готов к тому, чтобы со мной обращались так, словно я нарушил какую-то договоренность.
— Ну конечно, постарайся взглянуть на все это ее глазами, — проговорила Роза. — Милый надежный Эдвард, с которым всегда можно пойти куда-нибудь пообедать или заняться сексом, вдруг оказывается таким же, как все, — бросает ее ради кого-то на двадцать лет ее моложе.
В воздухе повисла тишина. Эдвард сказал:
— Ты считаешь меня идиотом…
— Нет, я просто думаю, что ты такой же, как все мужчины. Иначе ты рассказал бы бедняжке Ру всю эту историю.
— Я не думал, что мне есть что рассказывать.
Роза дала выход гневу.
— Поэтому ты пригласил эту проклятую женщину в свой дом.
— Пру явилась без всякого приглашения. Я не смог придумать предлог, чтобы отказать ей. Я думал, что теперь, когда я женился…
— Я уверена, что Руфа обо всем узнала, — сказала Роза. — Она может вести себя глупо, но она вовсе не глупа. Подумай только, как все это выглядело в ее глазах. Ты отказываешься заниматься с ней сексом во время медового месяца, а потом приглашаешь в свой дом бывшую любовницу.
Эдвард снова поморщился.
— Но все было совсем не так! У меня был шанс влюбиться в Пруденс, когда мы с ней впервые занялись сексом после смерти Элис. Но этого не произошло, в следующий раз все было совсем по-другому. Пру ясно дала мне понять, что ей просто необходимо плечо, на котором она могла бы поплакать, человек, который мог бы ее понять. Я уверен, что она не могла рассказать Руфе.
— А я нет, — с горечью возразила Роза. — Я помню, какой она была, когда бросила тебя ради Настоящего Мужчины. Она постоянно пыталась утереть мне нос. Это был единственный раз, когда мы с ним поссорились из-за одной из его любовниц. — Она пожалела, что напомнила ему об этом, увидев, какая боль отразилась на его лице. Что ж, боль за боль. Она закурила еще одну сигарету. Ее глаза были полны слез. — Я не понимаю тебя, Эдвард. Я не понимаю, почему ты вновь возвратился сюда. Сначала Настоящий Мужчина сбежал с Пруденс, а теперь его дочь сбежала от тебя с ее сыном. Наша семейка просто поимела тебя. Ты будешь абсолютно прав, если возьмешь в руки кувалду и разнесешь, к чертовой матери, весь этот дом.
Он понял, что она говорит серьезно, и ответил ей так же серьезно:
— Я думаю, это потому, что я всех вас очень люблю.
— В первую очередь ты любишь Руфу, — шмыгнула носом Роза. Она достала из рукава бумажный носовой платок.
— Всех вас. По сути, вы были моей семьей — каждому человеку нужны такие вот надоедливые родственники. Но мне даже нравилось, когда вы надоедали. Без вас я бы умер от одиночества. — Он никогда не делал таких признаний Розе. Вдруг, смутившись своей откровенности, он встал. — Могу я попросить еще виски? Я отдам тебе деньги.
— Пожалуйста, не говори о деньгах, — сказала Роза. — Деньги — не самое главное в жизни, теперь я поняла это. Передай мне бутылку джина.
Эдвард протянул Розе зеленую бутылку с джином, а себе налил полный стакан виски.
— Я собираюсь напиться, — сказал он. — Я собираюсь напиться, как в тот день, когда Руфус склеил задницу Бьюта. А потом я завалюсь спать на этом ужасном диване, который Руфа выбрала для гостиной.
Роза хихикнула, вытирая нос. Она всегда восхищалась мужчинами, которые могли напиться без всяких последствий для окружающих.
— Ты здесь всегда желанный гость. Я даже постелю тебе новые простыни. Это гораздо лучше, чем возвращаться на ферму. — На ферму, где он потерял двух жен: одна умерла, а вторая сбежала. Джин начинал действовать, и ее чувства притупились.
Он выпил свою порцию виски.
— Завтра я поеду в Оксфорд за Руфой.
— Черт возьми, она может не захотеть вернуться к тебе.
— Я обязан дать ей еще один шанс, — сказал он. — В этом есть и моя вина. Я слишком глупо вел себя с Пруденс. Я не должен был позволять ей вести себя так, словно я в чем-то виноват. Я попрошу у нее прощения и предложу начать все с начала.
Роза не могла понять, почему, но ей не понравилось, как он это произнес.
— Ты говоришь, что решил простить ее?
— Конечно.
— Пожалуйста, Эдвард, не делай… — Она замолчала.
— Не делать — что? — раздраженно спросил он.
Роза ответила:
— Пожалуйста, не прощай ее слишком сурово.
Глава десятая
Отец Тристана купил ему небольшой домик в Оксфорде в районе, известном под названием Иерихон. Парадная дверь была выкрашена в ярко-красный цвет. В наружных ящиках росли пыльные вечнозеленые растения. Во всем ощущался веселый дух отнюдь не бедного студенчества.
Эдвард стоял на другой стороне улицы и смотрел на парадный фасад. Он никак не мог связать этот дом с Руфой и вдруг почувствовал страшную тоску по ней. Он проклинал себя за то, что еще в те годы, когда он ушел из армии, не осмелился признаться ей, как страстно ее любит. Он так и не смог объяснить ей, как страстно любит ее сейчас. А все из-за дурацкого чувства вины перед Пруденс и его нелепой гордости. Сейчас, когда от встречи с Руфой его отделяли лишь минуты, он знал, что готов упасть перед ней на колени и молить ее вернуться к нему. Он не видел другого способа вырвать ее из рук ее торжествующего молодого любовника.
