Руфа задумчиво проговорила, что, может, ей стоит подать заявление о приеме в колледж. Но Тристан никак не отреагировал на ее слова, и, поняв, что он не считает это хорошей идеей, она больше не заговаривала об этом. Она была слишком тронута его мольбами, и боялась все испортить.
Вопрос был в том: изменилось бы что-нибудь, если бы она поехала с ним в Оксфорд?
Теперь уже бесполезно размышлять об этом. Тогда она считала важным официально попрощаться с Эдвардом, словно была на смертном одре или хотела попросить у него разрешения бросить его.
Возможно, подумала она сейчас, я надеялась, что он найдет способ спасти меня и удержать.
Руфа вспомнила, с каким мучительным наслаждением они прощались в тот день на вокзале, словно в мелодраме «Короткая встреча». Они стояли, тесно прижавшись друг к другу и обливаясь счастливыми слезами. Руфа до сих пор не могла понять, почему она так безудержно рыдала, когда позже разговаривала по телефону с Эдвардом, умоляя его поскорее вернуться домой. Те слезы совсем не были счастливыми. Она вдруг разрыдалась, когда на мгновение почувствовала ужас окружающей ее темноты. Позднее, уже успокоившись, она сама удивлялась своему странному поведению.
С отъездом Тристана время продолжило неумолимый бег вперед. Руфа пыталась отвлечься, занявшись домашними делами, которые совершенно забросила во время любовной идиллии. Она отправилась в магазин, чтобы купить необходимые в хозяйстве вещи (чистящий порошок, отбеливатель, тряпки для пыли). В магазине Бутса она неторопливо и методично обошла все полки, заполняя корзинку зубной пастой, шампунем, мылом и очень симпатичными фланельками для протирания мебели, на которые в этот день была установлена специальная цена.
Так же, как перед полками с другими товарами, она остановилась у полки с гигиеническими прокладками и уже протянула руку, чтобы взять пачку прокладок, когда вдруг с ужасом попыталась припомнить, когда у нее в последний раз были месячные. Обычно она каждый раз отмечала их начало в календаре.
Следующие мгновения возникли в ее памяти с ужасающей четкостью, как кадры фильма. Она никогда не забудет того спокойствия, с которым поставила на пол корзинку и достала из сумочки записную книжку-календарь. Она перевернула странички назад и с ужасом обнаружила, что у нее задержка на две с половиной недели. Время, несомненно, шло даже тогда, когда ей казалось, что оно остановилось. Она купила тест на беременность, все еще отказываясь верить в невероятный и нереальный факт своей беременности.
После того как тест показал положительный результат, у нее уже не оставалось другого пути. Она решила, что не имеет смысла сожалеть об Эдварде, поскольку ее отношения с Тристаном зашли слишком далеко. Хорошо это или плохо, но теперь она принадлежит Тристану, и эта мысль была единственной, которая не позволила ей сойти с ума. Она чувствовала такую радость, такую любовь и нежность по отношению к Тристану и к прекрасному малышу, который появится на свет в маленьком домике в Иерихоне. Она с благоговением думала о своей огромной любви к будущему ребенку. Может быть, это будет мальчик, который сможет заполнить пустоту, образовавшуюся в ее сердце после смерти отца…
Она увидела свою добрую соседку, которая шла, покачиваясь, по проходу между сиденьями, держа в руках небольшой бумажный пакет. Руфа ощущала необыкновенный покой, наблюдая за тем, как женщина села и стала распаковывать пластиковые чашечки с чаем и крошечные упаковки молока.
— Я взяла вам два молока, — сказала женщина, — потому что одного никогда не хватает. И имбирного печенья.
— Спасибо большое, но, честно говоря, я не думаю…
— Вам, наверное, кажется, что вам совсем не хочется есть, — прервала ее женщина, — но как только вы поедите, вы почувствуете себя намного лучше.
Руфа улыбнулась и придвинула к себе целлофановый пакет.
— Вам это тоже помогало?
— Когда я ждала свою дочь, я только им и спасалась. Я тогда вела класс восьмилеток и ела так много имбирного печенья, что они прозвали меня Миссис Имбирный орех.
Руфа из вежливости отпила немного чая и откусила кусочек печенья. К своему удивлению, она сразу же почувствовала себя намного лучше. Головокружение и слабость прошли, и она могла размышлять вполне нормально.
— Ну, что я вам говорила? — сказала Миссис Имбирный орех. Тактично улыбнувшись, она вновь взяла свой журнал.
Окна, словно черные зеркала, отражали уютный освещенный вагон. Руфа вполне успокоилась и могла наконец подумать о том, во что она превратила свою жизнь с тех пор, как вышла замуж, вернее, с того дня, как умер Настоящий Мужчина. С того момента следует начинать отсчет всех происшедших с ней событий. Она пыталась понять, как могла она оказаться в такой ситуации, как могла настолько потерять голову.
Это было вполне объяснимо и даже простительно, что Тристан в порыве страсти забыл о такой прозаической вещи, как контрацепция. Он еще слишком молод и, наверное, надеялся, что она сама об этом позаботится. Но до сих пор Руфа так гордилась своим размеренным образом жизни и порядком, который она соблюдала во всем. Нэнси или Лидия вполне могли выйти из дому со спущенной петлей на чулках или с облезшим лаком на ногтях, Руфа — никогда. Настоящий Мужчина вполне мог организовать пикник и забыть о еде, но Руфа всегда все предусматривала и не забывала захватить с собой сэндвичи. Роза всегда пренебрегала контрацепцией. Руфа, которая своим существованием была обязана именно этой глупости, всегда с определенной долей презрения думала о том, что мать отдается страсти, совершенно не заботясь о последствиях. Теперь ей было стыдно.
«Какой же чопорной коровой я была, — подумала она, — воображала себя добродетельной и правильной и презирала других за их слабость».
Ей не хотелось даже вспоминать себя прежнюю — такую слепую, сдержанную, замкнутую. Просто полное ничтожество. Ей хотелось стереть себя с лица земли. Посмотреть им всем в глаза — значит увидеть отражение себя прежней. У нее сейчас совершенно не было сил выдержать упреки в том, что она сбилась с пути истинного.
Выбежав из дома Тристана, она добралась до оксфордского вокзала и села в поезд, отправлявшийся в Лондон. Руфа надеялась найти убежище у Уэнди. Уже в дороге, сидя на заднем сиденье такси и судорожно сжимая пальцы, она вдруг осознала, что просто не может показаться на глаза Нэнси, Уэнди или Рошану. Они скажут Эдварду и Розе. Она не сможет выдержать их укоряющих взглядов и едких слов. Она попросила водителя отвезти ее на станцию Кингс-Кросс — это была единственная станция на главной железнодорожной линии, которую она была способна вспомнить.
