— Спасибо, — прошептал Тристан.
Господи, он еще совсем мальчишка!
— Не забрасывай из-за этого учебу, Трисс, — произнес Эдвард, поддавшись порыву. — Все пройдет, и ты забудешь о своем унижении. Однажды ты вспомнишь об этом и поймешь, каким полным дерьмом ты оказался. И тогда, возможно, напишешь роман. — Он погладил Тристана по голове, ласково и слегка презрительно. — Но мой тебе совет: наберись сначала жизненного опыта. — Он вышел из комнаты.
Клайти дожидалась его на кухне. Она поймала Эдварда в прихожей, когда он пытался протиснуться мимо велосипедов, висевших на стене. Она положила свою руку с обкусанными ногтями ему на плечо.
— Пожалуйста, — прошептала она, — пожалуйста, не сердитесь на него слишком сильно. У него сердце разбито.
Что может этот ребенок знать о разбитых сердцах, с горечью подумал Эдвард.
Глава одиннадцатая
Руфе снилось, что ее зовет Настоящий Мужчина. Будто она сидит у окна в своей спальне в Мелизмейте, а Настоящий Мужчина — внизу, в маленькой гостиной, обхватив голову руками. Она никак не могла заставить себя встать и пойти к нему, хотя знала, что очень нужна ему. Она все сидела и сидела, а Настоящий Мужчина все звал и звал ее.
Проснувшись, она почувствовала, что все ее лицо залито слезами. Сидевшая напротив женщина сочувственно взглянула на нее поверх журнала по домоводству. Руфа выпрямилась и отвернулась к окну. В сумерках мелькали серые поля — типичный пейзаж, открывающийся из окна поезда в Англии. На фоне этого пейзажа она увидела свое бледное отражение. Руфа полезла в свою сумку за носовым платком.
— Я присматривала за ней, — сказала сидевшая напротив нее женщина.
— Что? — Руфа не сразу поняла, что женщина обращается к ней.
— За вашей сумкой. Пока вы спали.
— Спасибо. — Руфа изобразила на лице подобие улыбки.
Губы женщины несколько раз дернулись, прежде чем она нашла способ удовлетворить свое любопытство.
— Я собираюсь в буфет. Может быть, принести вам чашечку чая? Вы не очень хорошо выглядите.
Руфа усмехнулась, подумав, что это слишком слабо сказано.
— О, со мной все в порядке — это просто… — У женщины было доброе и мягкое, как подушка, лицо. Она была такой же по-матерински доброй и готовой утешить, как миссис Ной. Поддавшись порыву и проверяя, как звучат эти, еще непривычные для нее слова, Руфа призналась: — Я беременна.
Это было вполне удовлетворительное объяснение даже ее рыданиям в поезде. Женщина облегченно улыбнулась.
— Утренняя тошнота? Бедняжка. Это ужасно. Тогда чашечка чая именно то, что вам нужно. — Она резко встала, взяла свою сумочку и поправила твидовую юбку. — Мне это всегда помогало.
— С удовольствием выпью чашечку, — сказала Руфа, испытывая благодарность к женщине за то, что та восприняла все происходящее как вполне естественную вещь. — Вы очень добры.
— Я еще помню, что значит быть беременной.
Когда женщина вышла, улыбка исчезла с лица Руфы. Она была готова поспорить, что ее попутчица понятия не имеет, как себя чувствует женщина, сбежавшая от мужа и любовника и носящая в себе ребенка любовника. Она подумала, как это странно, что она плакала по отцу, но до сих пор не проронила ни одной слезинки по своим разбитым надеждам.
Теперь, когда она наконец немного успокоилась и может оглянуться на дымящиеся руины, Руфа вновь вернулась мыслями к тому дню, который стал началом ее возвращения в царство ночных кошмаров. Все происходило постепенно и незаметно, хотя задумайся она на мгновение — то уже давно заметила бы явные признаки этого.
Фантастическая жара закончилась неожиданно резко. Однажды утром любовники проснулись и увидели, что за окном льет проливной дождь. Руфа, которой для полного счастья было необходимо только присутствие Тристана, растопила в гостиной камин. Но невероятно: Тристан не захотел заниматься с ней любовью перед камином. И, что еще более невероятно, заявил, что испытывает клаустрофобию и предложил поехать в Мелизмейт. Он отказывался понимать, почему об этом не могло быть и речи. Между ними возникла ссора. Не смертельная ссора, а небольшая перебранка, и он очень быстро довел ее до слез. Встревоженный, но одновременно довольный тем, что имеет над ней такую власть, Тристан кинулся просить у нее прощения и утешать ее. Они вновь клялись друг другу в любви, теперь уже обнаженные, перед горящим камином, как и предлагала с самого начала Руфа. Сейчас она жалела, что не обратила внимания на его неспособность смотреть в будущее, и вынуждена была признать, что именно это разлучило их.
В глубине души она прекрасно понимала, что происходит.
Страшные сны вновь пришли к ней в ту ночь, когда она спала в объятиях Тристана на узкой кровати для гостей. Тристану был непонятен ее отказ спать с ним в ее собственной постели. Ей приснилось, что она стоит на коленях в маленькой гостиной в Мелизмейте и заметает на совок осколки чего-то очень дорогого ей. Она слышала голос невидимого ей Настоящего Мужчины, который сказал, что осколки можно склеить. Но Руфа знала, что ничего склеить уже нельзя. Она проснулась в слезах и тотчас же почувствовала острое разочарование оттого, что Тристан не был Эдвардом.
Тристан был очень добрым, но он не мог утешить ее так, как Эдвард. Пока Руфа, запинаясь, рассказывала ему свой сон, он заснул. В тот момент она напомнила себе, что он еще слишком молод и не знает, что такое смерть. Ему еще не приходилось переживать смерть близкого человека, и он считал, что смерть не имеет к нему никакого отношения. Она упрекала себя, а не Тристана. Зачем ей рисковать и утомлять его этими мрачными картинами из своего подсознания?
Весь следующий — тоже дождливый — день Руфа изо всех сил старалась создать в доме легкую, почти фривольную обстановку. С помощью лести и флирта, пустив в ход все свои чары, она смогла возвратить блаженное счастье и покой. Ей удалось остановить время и отбросить все мысли об Эдварде. Но где-то в глубине души у нее вновь стала появляться надежда — почти бредовая, — что Эдвард сможет простить ее и согласится начать все сначала. Перспектива жизни без Эдварда пугала ее.
В тот последний день с Тристаном вновь выглянуло солнце, словно для прощального поклона. В воздухе уже ощущалась осенняя свежесть. Несмотря на поразительную неспособность думать о будущем, Тристан вынужден был вспомнить о том, что ему пора возвращаться в Оксфорд. Они в последний раз отправились на прогулку по любимым местам, и он вдруг потерял голову: стал умолять Руфу уехать с ним, быть с ним, жить и умереть вместе с ним.
Руфа задумчиво проговорила, что, может, ей стоит подать заявление о приеме в колледж. Но Тристан никак не отреагировал на ее слова, и, поняв, что он не считает это хорошей идеей, она больше не заговаривала об этом. Она была слишком тронута его мольбами, и боялась все испортить.
