Я представился ему и изложил ему причину своего появления.
– Мне только, господин есаул, один столб, да и то небольшой, вроде балки, для замены дышла, – пояснил я.
– Да берите, пожалуйста, хоть всю крышу. Завтра я ухожу отсюда и, надеюсь, что меня сюда уже никакие бесы не занесут, – ответил мне есаул с сильным малороссийским акцентом.
Я поблагодарил его, вышел, и через четверть часа с Андреевым, который нес на плечах увесистый кол, вернулся к своим.
При свете фонаря люди долго возились, подгоняя к повозке временное дышло. Наконец оно было готово, колесо заменено. Я взглянул на часы, приближался двенадцатый час.
– Христос Воскресе!
Похристосовались. Пожелали друг другу в следующем году встретить Пасху у себя дома за пасхальным столом, а не у разбитого дышла, и отправились дальше в путь. Последние 15 верст пришлось нам проделать шагом, из опасения новых аварий.
Время близилось к рассвету, когда далеко внизу, на берегу извилистой Тузла-Дереси, под горой с двумя характерными вершинами, показался Мамахатун. Привезенные продукты я частью сдал в хозяйственную часть, частью (для офицеров) хозяину собрания подпоручику Алавердову. Тем моя командировка, не лишенная приключений, закончилась. При вскрытии ящиков оказалось, что в пути, во время столкновения повозок, дышлом угораздило как раз в ящик с яйцами. Процентов до двадцати крашеных яиц оказались битыми.
– Это зло не столь большой руки, важно, что бутылки оказались целыми, – заметил сиплым басом поручик Дебошинский.
Мамахатун – маленький городишко, размерами очень напоминавший мне Хоросан. Он лежит в котловине на правом берегу реки Тузла-Дереси, впадающей верстах в шести-семи западнее города в реку Кара-Су. Угол, образуемый слиянием Кара-Су и Тузла-Дереси, заключал линию расположения позиций полка в окрестностях Мамахатуна. В западном направлении шло на Эрзинджан шоссе. Оно вблизи слияния рек переходило по мосту на правый берег Кара-Су. Мост этот, весьма древней постройки,[194] был испорчен турками при отступлении. Его пролеты были взорваны, но массивные быки оставались целыми, и по ним легко можно было проложить настилку.
Позиции полка находились: правый боевой участок на высотах, что севернее села Вартик. Эти высоты шли вдоль левого берега реки Кара-Су. Между подошвой этих высот и рекой лежала довольно широкая равнина, известная под названием Терджан. Позиция занималась тремя ротами. Участковый резерв – рота с двумя пулеметами – находился в Вартике. Вартик был населен армянами, кстати, очень кляузными. Средний боевой участок занимал площадь, ограниченную с севера равниной Терджан, с запада и юга реками Кара-Су и Тузла-Дереси. На восток она тянулась до самого Мамахатуна. Окопы были расположены верстах в двух от берегов Кара-Су.
Позиция среднего боевого участка, находясь западнее Мамахатуна, на левом фланге пересекала шоссе. Участок занимался батальоном, причем две роты были в боевой линии, а две с двумя пулеметами в участковом резерве. Последний стоял в версте от Мамахатуна в лощине шоссе.
Левый боевой участок шел вдоль левого берега Тузла-Дереси, образуя в плане со средним участком почти прямой угол.
Середина левого участка и его левый фланг подходили к подошве высокой конусообразной, покрытой еще снегом, горе Губак-Даги.
Участок занимался двумя или тремя ротами и командой разведчиков. Связь с Мамахатуном велась посредством парома. Правый фланг полкового участка (северо-западнее Вартика) связывался с дербентцами, а левый (юго-восточные склоны Губак-Даги) с конными казачьими частями.
Артиллерия была главным образом сосредоточена на среднем боевом участке. Полковой резерв, около пяти рот при четырех пулеметах, стоял в Мамахатуне.
Таким образом, позиция полка образовывала вокруг Мамахатуна полукольцо, удаленное от города на радиус около 8–10 верст. Общая длина всего полкового участка составляла больше 25 верст, и по существу он представлял, за исключением среднего участка, сторожевое охранение.
Противник против нашего правого и среднего участков занимал высоты, что на правом берегу реки Кара-Су. Против левого участка его позиции тянулись по Губак-Даги и по его ближайшим к нам отрогам. По сведениям, противник вокруг нас превосходил нас численностью в несколько раз и настроен был к переходу в наступление. Препятствием к его активным действиям служила сильно разлившаяся река Кара-Су. Разрушенный мост турками под прикрытием ночи поправлялся. Непосредственно соприкосновение с противником было на левом фланге у высоты Губак-Даги. Там все время происходили стрельба, действия разведчиков и конных частей. Несколько сел у подошвы этой горы были расположены в шахматном порядке, что приводило в заблуждение относительно боевого расположения и наших, и турок.
Так, на другой день после моего прибытия в Мамахатун несколько наших вьючных лошадей с продуктами, следовавших к разведчикам, по оплошности обозных попали в руки турок. На следующий день после этого за потерянные припасы, да еще пасхальные, разведчики устроили засаду и захватили в плен конную заставу во главе с офицером. Офицер признался, что он считал то село, где его захватили, занятым турецкими частями.
Апрель близился к концу. Стояли теплые, почти жаркие дни. От сильно выпавших дождей Кара-Су выступила из берегов, затопила низменные места, а также снесла деревянные пролеты на мосту. Это обстоятельство было нам кстати, так как противник терял на некоторое время возможность форсировать реку. В случае его перехода на левый берег он, превосходными силами сбив наш средний участок, мог отрезать наш левый участок и действовать ему почти в тыл. Кроме того, противнику также представлялась возможность форсировать реку против нашего правого участка, обрушиться на последний и выходом во фланг и тыл отрезать нас от шоссе. Держа переправу в своих руках, противник свободно мог бы под прикрытием ночи перевести свои части на левый берег Кара-Су. Словом, куда не кинь, всюду клин. По поводу создавшейся обстановки ходила следующая шуточная задача:
«Стоит сковорода,Перед сковородой вода,А за водой турки».
Затем ставился вопрос: «Какой полк на сковороде?» Под сковородой разумелись позиции около Мамахатуна, которые в плане представляли больше чем полуокружность.
В начале мая Кара-Су вошла в свои берега. По ночам у турок вновь застучали топоры на мосту. Днем их работе препятствовала наша артиллерия, держа мост и ближайшие к нему высоты под огнем.
Однажды после нескольких выстрелов наших батарей у противника за мостом взвился большой столб дыма, а затем до нас донесся звук сильного взрыва. По всей вероятности, один из снарядов угодил туркам в хранилище огнестрельных припасов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
