— Так на чем мы остановились?
— На мистере Роули, сэр.
— Да, в самом деле… бедный мистер Роули. Как ему не повезло, какой трагический несчастный случай! Вы контролируете ситуацию?
— Да, полностью.
— Есть какой-либо интерес со стороны массмедиа?
— Пока никакого. Гавайцы оказались исключительно надежными людьми. — Ганн улыбнулся. — Они правильно рассчитали, что сообщение о столь драматической смерти явно не пойдет на пользу их туристскому бизнесу.
— Совершенно верно. А английская пресса?
— Каждый год сотни британских граждан умирают во время отпусков; очень мало кто из них привлекает внимание прессы, да и то обычно на местном уровне. Родители Роули живут в деревушке в Суссексе, младшая сестра в Лондоне, там же и его приятельница. Местная газета в Суссексе может упомянуть… — Он отмахнулся. — Но что они в состоянии рассказать? Такие издания, как «Суссекс ивнинг Аргус» или «Мид-Суссекс таймс», не в состоянии послать своих юнцов-репортеров на Гавайи — если даже у них есть причины для подозрений, а таковых у них не имеется.
Кроу кивнул.
— А как обстоят дела здесь, на месте?
— Все сообщения под контролем. Я думаю, что крышка закрыта надежно.
Кроу не скрывал удовлетворения.
— Вы что-то хотели сообщить мне о дочери Баннермана?
— Есть кое-что посерьезнее. В четверг мистер Моллой из группы патентов и соглашений остановился в маленькой гостинице в Паддингтоне, где пребывал примерно три часа, после чего выписался из нее. Моя команда, которая вела отслеживание, обратила внимание, что по сравнению с графиком фиксации данных он изменил привычный распорядок вещей, и послала сотрудника разобраться.
— Он что, встречался с женщиной? — спросил Кроу. — Или ему просто не понравились обои?
Информация, которую Ганн собирался выложить, обошлась в пятьдесят фунтов наличными. Он вручил их портье гостиницы в виде взятки, но Ганн не хотел отвлекать внимание исполнительного директора такими подробностями.
— Ни то ни другое, сэр. Все это время он разговаривал по телефону.
— С кем?
— С нами, сэр. С хранилищем телефонных номеров компьютерной системы «Бендикс Шер».
Кроу оцепенел.
— Из номера гостиницы?
— Похоже, что так.
— Скорее всего, что он получил доступ к тому, к чему не должен был получать.
— Это единственное предположение, которое я могу сделать, сэр. Я дал поручение менеджеру системы провести полную проверку хранилища, но он не может найти ни малейшего следа, доказывающего, что Моллой в это время входил в систему.
— А может ли аудит выявить те номера, которые Моллой набирал из гостиничного номера?
— Скорее всего, нет, сэр. То ли у нас какой-то сбой в системе, который позволил временно скрыть следы деятельности Моллоя, то ли… — Он набрал в грудь воздуха, понимая, что Кроу не обрадуют его слова. — То ли Моллой знает, как скрывать свои следы. А это, в свою очередь, говорит, что он куда более сведущ в компьютерных системах, чем гласит его си-ви.
— А кто-то меня убеждал, что наша компьютерная система совершенно непроницаема, майор Ганн.
— Такой совершенно непроницаемой системы вообще не существует, разве что программное обеспечение и «железо» меняются каждый день — вот так стремительно прогрессируют современные технологии. Я убежден, что у нас одна из самых надежных защитных систем в мире, и весной мы собираемся ее модернизировать. Я должен представить свои соображения по бюджету, о чем вы мне постоянно напоминаете.
Кроу бесстрастно смотрел на него.
— Продолжайте.
— Система контроля данных отметила, что вечером в пятницу мистер Моллой посетил коттедж мисс Баннерман в Беркшире и остался у нее на ночь. В субботу утром он в сопровождении мисс Баннерман приехал в кампус Беркширского университета, провел целый день вплоть до вечера в старой лаборатории Баннермана, после чего вернулся в ее коттедж, где снова остался на ночь.
— Чем они занимались в лаборатории?
— Мы не смогли это выяснить.
— Разве ваши люди не поставили прослушку?
— У нас их ограниченное количество, сэр, из-за стоимости. Мисс Баннерман и мистер Моллой — всего лишь два человека из тридцати штатных работников по всей стране, которых мы в настоящее время держим под наблюдением. У нас проблемы с одним из наших старших вирусологов в Нортумберленде, который, как мы думаем, снабжает информацией другую компанию. Он может нанести нам очень серьезный урон, кроме того, есть пронырливый техник-лаборант в Плимуте, четыре человека в Рединге плюс…
Кроу вскинул руку, резко оборвав его:
— У меня есть все ваши отчеты, спасибо. Имеется ли ваш человек в Лаборатории Баннермана?
— Нет. Он не смог проникнуть в помещение после того, как они оставили его… существовала опасность активировать систему предупреждения.
Кроу стиснул кулаки:
— А не кажется ли вам, что стоило рискнуть — и выяснить, чем они там занимаются?
Ганн решительно покачал головой:
— Нет. Я не хотел давать им ни малейшего повода предполагать, что они находятся под наблюдением. В свое время мы все это выясним.
Кроу с сомнением посмотрел на него, но ничего не сказал.
Ганн продолжил:
— В воскресенье днем, сэр, они направились в гостиницу в Беркшире. Моллой снял номер и провел в нем примерно час. Из него он снова входил в компьютерную систему «Бендикса». Затем они посетили замредактора отдела новостей «Темз-Уолли газетт», который, как выяснилось, был шефом мисс Зандры Уоллертон. После этого они и направились к одному из наших сотрудников службы охраны, Уинстону Смиту, который был в числе первых, на ком проверяли Бету и который в настоящее время находится в клинике «Бендикс-Хаммерсмит». Мисс Баннерман попыталась увидеться с ним, но ее попытка была пресечена.
Кроу сидел молча, усваивая эти плохие новости.
— Похоже, у нас возникла проблема, майор Ганн, — наконец сказал он.
— Да, возникла. Я хотел бы взять их обоих под круглосуточное наблюдение, но для этого мне нужно пятьдесят дополнительных сотрудников.
— Пятьдесят?
— Чтобы двадцать четыре часа в сутки контролировать два объекта, это самый необходимый минимум. МИ-5 использует пятьдесят человек для круглосуточной слежки за одним человеком. Три машины с двумя сотрудниками в каждой, три смены по восемь часов — вот вам для начала восемнадцать человек.
— Оплата пятидесяти человек обойдется примерно в миллион фунтов в год, майор Ганн. Мне придется поставить этот вопрос перед советом директоров.
— Да, сэр. Но я не могу расширять список тех, кто нуждается в постоянном наблюдении, если не будет увеличена моя команда. Или я получу этих людей, или от чего-то придется отказаться. Или же… — Его голос дрогнул.
Они обменялись быстрыми взглядами, в которых читалось то, о чем предпочиталось не говорить, и Ганн продолжил:
— Меня никогда не устраивал Моллой, и теперь я убежден, что эта Баннерман имеет отношение к «Медичи». Я был настороже еще со времени ее ланча с Силсом и чувствовал, что она очень непростая штучка… и когда мы все выясним, нам это едва ли понравится.
— Да, она непростая штучка, — согласился Кроу. — Даже ее отец вряд ли осмелится цыкнуть на нее. Когда мы заключали договор, спорить с ней было очень непросто. — Он нахмурился. — Но чего ради она отправилась навещать этого охранника? Ведь у него нет никакой информации о «Медичи».
— Не знаю, сэр. Но собираюсь выяснить.
Кроу вытащил из нагрудного кармана тонкий черный блокнот и что-то черкнул в нем.
— В этот четверг на совете директоров я подниму вопрос о ваших финансовых требованиях, майор Ганн. Можете ли вы к этому дню детально расписать статьи вашего бюджета?
— Конечно, сэр, — улыбнулся Ганн.
79
Телефон Коннора зазвонил в понедельник днем в десять минут пятого. Он взял трубку и только сказал «Коннор Моллой», как услышал легкое шипение трансатлантической линии.
— Привет! Это Дейв Шваб.
У звонившего был тихий серьезный голос, который абсолютно точно соответствовал его личности. В свои тридцать четыре года Дейв был одним из самых молодых экспертов Патентного управления и торговых знаков Соединенных Штатов, и Коннор считал его своим другом.
Встретились они во время совместной работы над докторской степенью по молекулярной биологии в университете Карнеги-Меллона. С тех пор их пути время от времени пересекались, и этот звонок заставил Коннора предположить, что составленная им заявка на американский патент по «Псориатаку» попала к Швабу.
Данный факт можно было оценивать по-разному. Поскольку они считались друзьями, Коннор мог куда основательнее доставать Шваба своими аргументами, чем любого другого эксперта, да и Шваб будет дольше и основательнее заниматься заявкой Коннора; но, с другой стороны, Дейв отличался безукоризненной порядочностью, и, опасаясь, что его могут обвинить в благоволении к своему приятелю, он мог отнестись с излишней дотошностью к заявке Коннора.
