– Товарищ подполковник, с вами не все ладно, наверное, лихорадка. Надо доложить «962»-му и вызывать «вертушку».
– Утром посмотрим, не суетись.
– Как скажете. А место тут классное, СПС практически готов. От ветра укрыто. Костер удобно разводить. Песок как на пляже.
– И сам вижу. – Усачев критически осмотрелся. – Мамаев, тебе лишь бы задницу примостить, о деле совсем не думаешь. Будь аккуратнее, я еще не подписал тебе рекомендацию. Тут и раньше СПС оборудовали, а «духи» минируют старые площадки. Очень похоже на приманку. Не занимать.
– Так два сапера уже шарят по всем углам, я им приказал проверить на всю глубину щупов. Мы же сначала во всем убедимся. Само собой.
Соблазн оказался силен. Каким бы палящим ни было дневное пекло, ночью на этой заоблачной высоте все равно холодно, а камни, как ни укладывай их, также давят ребра и впиваются в бока, когда пытаешься на них улечься. Здесь же готовая постель для путника.
– Саперы закончили работу. Чисто. – Мамаев, довольный находкой, перешагнул через невысокую стенку и топтался по янтарно-желтому песку, приплясывал, убеждая всех и комбата, что мин нет.
Два солдата-связиста оставили под скалой вещевые мешки, пошли собирать валежник. Рядом группами и отделениями располагалась пятая рота. Усачев неодобрительно смотрел на всю эту суету, так и не решившись прервать неуместный восторг начальника связи. Меры предосторожности соблюдены, место – лучшее из всех. Если бы не кружилась голова… Хорошо, если только лихорадка…
Взрыв потряс вершину хребта, ударная волна с песком и осколками камней вырвалась из раковины, ее горячее дыхание с силой отбросило Усачева в сторону, протащило ребрами по камням, набив пылью уши и ноздри. Голова, или гирокомпас, встроенный в нее, раскрутилась еще сильнее. Он прислушался. Тихо. Если не считать тяжелый звон в ушах и хрусткий шорох оседающий серой пыли. Шорох прекратился, звон – нет. Надо подняться. Усачев попытался встать, но не смог, не удержался и снова упал, ощущая тупую боль в животе. Рядом с ним, в двух метрах, лежало изрубленное осколками тело солдата из пятой роты, который только что прошел мимо него в сторону злосчастной раковины. Солдаты, прикрытые камнями, не решались поднять головы и выглянуть из-за них. Над хребтом витал муторно-кислый тротиловый запах, от которого снова кругом пошла голова. Мамаева рядом не оказалось.
– Добродеев, – позвал он вполголоса, дождался ответа от своего заместителя. – Добродеев, передать во все роты: в старые СПС не заходить, саперам все проверить, здесь мины. Проверь людей, прими ото всех командиров доклады.
Когда личный состав проверили, среди живых недосчитались одного в пятой роте, и куда-то делся начальник связи.
– Его до взрыва видели в этой раковине. Все так говорят.
– И где тело? – Отголосок мысли крутился в голове комбата, но уловить его он не мог.
– Автомат, радиостанция, вещевой мешок на месте. Рядом с воронкой стоят. А тела нет. Никаких следов. Даже следа крови на камнях нет.
– Выдели две группы из пятой, пусть посмотрят вокруг осторожно.
– Понимаю, понимаю. У нас в батальоне еще не было без вести пропавших. Это ж голову с плеч снимут. – Добродеев забубнил что-то совсем неожиданное.
– Замполит, а это правда, что…
Тут Усачев осекся и не ответил на встречный вопросительный взгляд, но по ротам медленно, как удушливый газ, уже пополз вопрос: правда ли, что Мамаев перед выходом побрился?
Утром Ремизова вызвал к себе замполит батальона Добродеев.
– Вот что, Ремизов. Обстановка у нас такая. Комбат выбыл из строя, у него жар, может, лихорадка, еще и контузило при взрыве. Его спускают вниз, на вертолетную площадку. Я остался за комбата. – По виду замполита батальона чувствовалось, что этому он совсем не рад. – Я забираю четвертую и пятую роты и направляюсь на командный пункт полка. Ты остаешься один, прикрываешь тыл, держишь хребет, ведешь наблюдение, ну и все такое. Ты понял?
– В общих чертах.
– Вот и хорошо. И еще одна задача. Ты тут разберись, куда Мамаев делся.
– Погиб он.
– Никто и не сомневается, только тела нет. Ничего нет. А надо найти.
– Так вчера пятая рота здесь каждый камень осмотрела. – Ремизов невольно потянулся к голове, сдвинул полевую фуражку и почесал затылок.
– Ну не мог же он испариться?! – разозлился Добродеев.
Батальон ушел по хребту на восток, а Ремизов присел на камешек посреди хребта, окинул простирающиеся во все стороны горизонты и расслабленно вздохнул.
– Хорошо! Айвазян, иди сюда, совещаться будем.
– Я здесь, командир.
– Сколько сотен горных троп мы исходили, сколько сотен километров намотали, никогда еще рота не получала такой уникальной задачи. Задача заключается в том, чтобы ничего не делать.
– Понял. – Лейтенант одобрительно заулыбался.
– Ничего ты не понял, это сложная задача, потому что безделье угнетает. – Ремизов настроился на серьезный лад. – Ну а по существу, занимаем мы с тобой соседние взгорки – спина к спине – и ведем наблюдение. Любое изменение в обстановке – сразу доклад.
– Что с Мамаевым?
– Сказали искать. Отбросило его взрывной волной, других вариантов нет, а местность, сам видишь, какая. – Они вместе оценивающе в очередной раз осмотрели нагромождение изломанных линий серо-коричневого пейзажа с пятнами зеленой травы и высохшими высокими зарослями прошлогоднего кустарника. – Только боюсь я людей посылать, здесь могут быть мины.
– А как же пятая рота, они же вчера…
– Искали – и не нашли. После того как фугас рванул, у всех поджилки тряслись. Вот и прикинь, что они могли найти.
В небе появилась пара «грачей», они шли со стороны Баграма, высоко, но ровно настолько, чтобы с земли не достали ракетой из переносного зенитного комплекса. Офицеры задрали головы, приложив ладони к глазам. Штурмовики сделали левый крен и, оставляя за собой солнце, начали падать в Аушабинское ущелье.
– Третий день бомбят. Одна пара «грачей» утром, другая пара – днем. По ним часы сверять можно.
– И сколько сейчас?
– Десять часов пять минут.
– Точность – вежливость ВВС. – Ремизов бросил взгляд на стрелки. – Значит, для нас не все еще потеряно.
– Жарко там «духам».
В ущелье опять клубилась пыль, а по лицу Айвазяна скользило мечтательное выражение, как будто он им завидовал.
– Еще бы, они опять в вакуумной духовке. Вот если бы прошлой осенью нам такую поддержку… – Ремизов промолчал, рассматривая в бинокль дальнюю панораму. – Да, там все ясно. Теперь вернемся к нашим баранам. Не найдем Мамаева – его дети останутся без отцовской пенсии. Группу поиска возглавишь сам. Сектор за сектором осматриваешь местность. Смотреть под ноги, наступать только на камни. Ну, вперед.
К вечеру тело Мамаева так и не нашли.
– Какого черта вы там делаете, – орал в эфир Качинский, оставшийся за начальника связи полка. – В трех камнях запутались на своем сраном бугорке.
– Так точно, «Стрела», мы запутались на нашем сраном бугорке.
– Ты что меня передразниваешь?
– В каком смысле? Не понял. Прием.
Начальник связи, конечно, величина, но это совсем не означает, что он умеет читать мысли начальника штаба полка, возглавлявшего командный пункт, и после небольшого замешательства Ремизов услышал голос Лосева:
– Доложи обстановку.
– Располагаюсь в указанном квадрате, веду наблюдение, поисковые работы результатов не дали. «Карандаши» на месте, происшествий нет.
– Понял тебя. Продолжай искать. Завтра будет «стрекоза» с пайком и водой. Примешь ее, найди площадку для посадки, обеспечь прикрытие. Все, отбой.
Глубокое синее небо, как на бегущей кинопленке, стало фиолетовым, и, по мере того как оно чернело, на нем распухали огромные южные звезды. Одна из них, самая крупная, зажглась на востоке, не дожидаясь ночи и едва приподнявшись над изломанным горизонтом. Ротный и солдаты взвода сержанта Фещука, устроившись на подстилке из собранного валежника, прикрывшись от ветра небольшим каменным гребнем, на высоте трех с половиной тысяч метров слушали и слушали безмолвие гор.
– Что скажешь, Фещук?
– Да вот, думаю я, товарищ лейтенант. Мамаева два дня искали, не мог же он просто так исчезнуть. Что вообще могло случиться?
– Фугас там был безоболочный с электрическим взрывателем, саперы щупами его и не нашли. А замыкатель цепи стоял на тропе, которая мимо раковины проходит.
– Так что подрывается не тот, кто на фугас наступает, а другой…
– Правильно понимаешь. Боец пятой роты шел по тропе и замкнул контакты. Тот, кто ставил фугас, большой фантазер, творчески подошел к делу. А кто-то думает: мы против дремучих местных крестьян воюем. Это профи работал, возможно, иностранный наемник.
– Товарищ лейтенант, говорят, Мамаев перед операцией побрился.
– Побрился, ну и что из того?
– Плохая примета.
– Оказаться на войне – уже плохая примета. Значит, не договорился с судьбой.
