лишь с известным усилием. Тем более неверно, не видя самопроизвольного кооперативного строительства «снизу», считать насаждавшуюся кооперацию единственно показательной для суждения о процессе кооперирования в целом.
Показательна в этой связи начальная история кооперативного движения в Тверской губернии (первая половина 1870-х годов). Не без влияния Н.В. Верещангина, энтузиаста, приложившего колоссальные усилия к распространению кооперативных сыроварен, тверское земство приняло меры для распространения артелей и товариществ в других отраслях мелкой промышленности. В 1868 г. губернское земское собрание обратило внимание на бедственное положение крестьян из-за недорода. По мнению земцев, общие неблагоприятные для сельского хозяйства условия препятствовали улучшению положения крестьян. В помощь крестьянам решено было развивать кустарные промыслы и содействовать организации мелкой промышленности в артельной форме.
Начинания земцев были направлены в кузнечное дело. К тому времени только по Тверскому уезду насчитывалось 644 кузницы с 3880 работниками. Промысел был полностью освоен торговым капиталом. Вследствие эксплуатации скупщиками, забиравшими 20 % доходов, мастера, несмотря на 16-часовой рабочий день, не могли выбраться из нищеты. В 1870 г. губернская управа ассигновала 1000 руб. «на принятие мер к усилению и развитию местных промыслов на артельном начале»[260], и открылась первая кооперативная кузница. Для покупки железа ей была выделена ссуда в 300 руб. Годовая деятельность кооператива принесла прибыль (прежде всего за счет перепродажи остатков железа на 23 коп. дороже за пуд, чем было куплено); это подтолкнуло распространение кооперативных принципов в кузнечном производстве. К концу 1871 г. артельных кузниц насчитывалось уже примерно 30. Ссуды кооперативам выдавались на 6 лет, годовая плата за пользование ими составляла 3 %. Для сбыта гвоздей в г. Осташкове был создан общий склад под непосредственным надзором управы[261].
Несмотря на все усилия, начинание не увенчалось успехом. Уже в 1874 г. управа отмечала печальное положение кооперативных кузниц и пришла к решению ликвидировать артельные гвоздарни из-за невозможности «соперничества с машинами». 1875 г. принес новые трудности, и все кооперативные кузницы были ликвидированы. Земство потеряло 4000 руб. (по 24 руб. на каждого артельщика). Такая же участь постигла и складочные артели в с. Васильевском и Орудове. Их долг составил 1082 руб.; его следовало взыскать с членов кооперативов, однако земство, учитывая их бедственное положение, сочло возможным «сложить с артели означенную недоимку». Главной причиной разорения являлось то, что кустари не чувствовали своей заинтересованности в делах кооператива и рассматривали благотворительную, по сути, деятельность земств как источник дохода. «Недобросовестные члены, обрадованные возможностью получать земские деньги, доставляли негодные гвозди, – отмечено в протоколе земского собрания. – Но и многих добросовестных мастеров соблазняла слабая браковка товара; и из них многие привозили дурные гвозди. Расчет артельщиков оказался неверен: если можно обмануть бдительность управы, то не так легко было обойти покупателей. Петербургские и московские торговцы совсем перестали закупать [гвозди] в артельном складе; наконец, один крупный тверской торговец, долго поддерживающий сношение с артелью, также отказался от нее. Предприятие неизбежно должно было рушиться». Интересно и то, что, образовавшись как производственные коллективы, кооперативы постепенно превращались в сырьевые товарищества. А впоследствии «артельщики нашли для себя более удобным даже сбыт выработанного гвоздя производить порознь и только представлять старосте вырученные деньги для уплаты за материал и отчисления следующей части в запасный капитал. Таким образом, связь артельщиков между собой ограничивалась закупкой железа и угля, во всем остальном каждый действовал самостоятельно»[262]. Кооперативная сущность деятельности артелей к концу их существования была, собственно, утрачена. Формально продолжая действовать, кооперативы сохранялись лишь в силу совместно принятых на себя членами обязательств перед земством. Об опыте Тверского земства в кузнечном промысле Прокопович писал, «что гвоздарные артели не заключали в себе ничего кооперативного и представляли собой простые группы кустарей, связанных круговой друг за друга порукой по выданным земством ссудам»[263].
Практически без инициативы «снизу» появились и приобрели широкий размах кооперативные учреждения мелкого кредита, о которых Туган-Барановский писал: «Наша же кооперация, в самой значительной ее части, именно кредитная кооперация, – почти целиком насаждена государством… быстрый рост наших кредитных товариществ должен быть почти всецело отнесен на счет деятельности чиновников»[264]. Основной капитал кооперативных кредитных обществ складывался из ссуд Государственного банка, кредитов земств, частных лиц и учреждений и не объединял собственность тех, чье хозяйственное положение должны были облегчить эти организации. Кредитная кооперация представляла собой не продукт эволюции мелкотоварных хозяйств, а один (причем важнейший) из способов капитализации экономики государством.
Это воздействие было направлено в противоположную, собственно кооперированию, сторону. Например, наличие разветвленной системы мелкого кредита облегчило деятельность скупщиков, что в свою очередь вело к лишению собственности мелких производителей. В январе 1917 г. правительство отпустило на нужды мелкого кредита 397 млн руб., из которых 358 млн – на «кооперацию». Собственные ресурсы кредитных обществ составляли лишь 17,9 %[265]. Именно в результате государственной поддержки, тождества целей правительственной политики и кредитных учреждений, общей капиталистической направленности развития кооперативных кредитных организаций и экономики страны наблюдался бурный рост ссудных кооперативных объединений. К 1905 г. насчитывалось 1413 товариществ с 564 тыс. членов и балансом в 60 млн рублей. А к 1914 г. число товариществ возросло до 13 тыс. с 8 млн членов и балансом в 614 млн рублей[266]. Многие авторы расценивают этот факт, вопреки логике перемен, происходивших в XIX в., как показатель успешного кооперирования крестьян и кустарей, тогда как в действительности он свидетельствует только об активном росте капитализма, возникновении и совершенствовании его неотъемлемого инструментария.
Аналогичным образом поощрялось создание маслодельных артелей. Первоначальные неудачи на этом направлении кооперативного строительства в Европейской России[267] сменились успехом после усиленного государственного вмешательства в процесс образования кооперативных объединений Сибири. Рост кооперации в маслоделии Ким связывает с тем, что «центральная власть оказывала «содействие» кооперативам по преимуществу в той области и в тех регионах, где нужно было организовать выгодное государству производство или наладить экспорт продукции. Ярким примером этой политики послужило образование маслодельных артелей в Сибири и на Севере… В этом случае кооперативы функционировали как канал для осуществления государственной политики и вложения и оборота казенных средств»[268].
Вследствие же капиталистических принципов построения маслодельных обществ произошло отмеченное Кабановым фактическое перерождение их союзного объединения, переход его на коммерческие основы. «Нередко местные союзы перерастали в крупные капиталистические предприятия с огромным размахом деятельности, – писал он, – таковым, например, был Сибирский союз маслодельных артелей, возникший в 1908 году. Он занимался переработкой и сбытом масла не только на внутреннем рынке, но и непосредственно на внешнем рынке. Благодаря этому крестьянство Сибири оказалось втянутым в мировой рынок»[269].
Так же как и в других отраслях экономики, в сельском хозяйстве эти объединения, рожденные усилиями органов самоуправления, энтузиастов и государства, не являлись в полном смысле кооперативными. «Сельскохозяйственные общества
