— Я пойду, — сказал Найденов.
— Да все готовы! — горячо воскликнул Звонковой. Командир поднялся с камня, поправил ватник под мокрым брезентовым ремнем.
— Вопрос не в том, кто из нас самоотверженнее, а кто вернее выполнит задачу.
— Пожалуй, я, — сказал Потушаев, — Кто знает, может мое хилое знание языка и пригодится.
— Ты в этом деле новичок.
— Умереть и новичок может.
— Вот-вот. А там не о своей жизни-смерти надо думать…
— Я пойду, — повторил Найденов.
— Хорошо, — сказал командир. — Пойдут Найденов и Кулешов. Они не первый раз вместе, легче поймут друг друга.
Он нарочно сказал это сухим приказным тоном. Чтобы пресечь дискуссии. Чтобы помочь людям, идущим на смертельный риск, обрести уверенность в правильности решения.
Когда снова потемнело небо, вся группа выдвинулась к дороге. По ней уже шли машины, то колоннами, то поодиночке, отстав одна от другой. В кузовах охраны не было, сопровождающие сидели рядом с шоферами. Оставив себе по паре гранат, автоматы и бутылки с горючей жидкостью, Найденов и Кулешов подобрались к самой дороге в том месте, где она делала поворот.
Тяжелый грузовик вывернул из-за поворота и стал набирать скорость. Найденов метнулся к нему, уцепился за задний борт, подтянувшись, перевалился в кузов. Ударился боком об острый угол, ощупал толстые планки и удовлетворенно причмокнул: точно, снарядные ящики.
Он лежал под брезентом, держа в одной руке гранату, в другой бутылку с горючкой. Думал: если машина остановится и часовой у въезда полезет проверять в кузов, сразу ударит бутылкой об угол и сунет гранату между ящиками. А там будь что будет.
Но часовой в кузов не заглянул. Машина только приостановилась в воротах и стала заворачивать куда-то влево. Осторожно выглянув, Найденов увидел, что машина задом подъезжает к высокому штабелю снарядных ящиков. Возле них топтались солдаты, дожидались разгрузки. И еще успел увидеть другую машину, въезжавшую в ворога, и порадовался, что не один он тут среди врагов, что рядом верный друг. И усмехнулся сам себе: оказывается, даже умирать, если не в одиночку, гораздо легче.
Теперь он лежал и ждал, когда машина подойдет вплотную к штабелю, когда немцы сами откинут борт. Ждал еще и потому, что это позволяло другой машине, в которой был Кулешов, подъехать поближе.
Борт загромыхал, шевельнулся, и прежде чем он отвалился, Найденов перебросил через него гранату. Она рванула под кузовом, оглушила. Вскочил, швырнул бутылки в глубину штабеля снарядных ящиков и, перехватив автомат, ударил по разбегающимся немцам. Выскочил, очередью провел по машине, которая тут же и вспыхнула ярким дымным пламенем. Увидел, как загорелась вторая машина, стоявшая у другого штабеля снарядов, и вспышки автоматных очередей из-под ее колес…
Когда машины одна за другой скрылись в темноте, Семенов снял шапку, постоял молча, и вдруг резко повернулся.
— Уходим! — И пошел в глубину леса, ничего больше не говоря, не объясняя. Да и что было объяснять? Все знали, что после взрыва немцы прочешут лес.
Долго шли, приглядываясь, прислушиваясь. Останавливаясь передохнуть, молчали. Тишина лежала вокруг, глухая, пугающая.
— А может их?… — Это Звонковой. Самый молодой, самый нетерпеливый.
— Не может, — сказал Семенов. — В любом случае свои машины они бы взорвали…
И не договорил. Полыхнуло зарницей по затянутому тучами небу, и тяжелый грохот шквалом прошел над лесом.
Они сняли шапки и долго стояли, смотрели на широкий огонь, полыхавший над горизонтом.
— Лейтенант Найденов! Красноармеец Кулешов! — словно запоминая эти имена, медленно выговорил Семенов. И задумался, что бы такое сказать об их подвиге. — Родина вас не забудет! — И снова задумался. На память приходили лишь обычные фразы, какие много раз говорились над могилами павших…
С рассветом появились самолеты, низко закружили над лесом. Весь день разведчики лежали под кустами, а с темнотой снова отправились в путь. И хоть каждую минуту ждали встречи с врагом, все же вздрогнули, услышав короткий окрик:
— Хальт!
И сразу над головами прошла автоматная очередь.
— Звонковой — в прикрытие! — крикнул командир. — Потушаев за мной!
Они метнулись в сторону, скатились в глубокий овраг, пошли прямиком по кустам, переступая через маленький ручеек, журчавший на дне. Позади застучали автоматы, потом громыхнули гранаты — одна, другая, третья. И все стихло.
— Вася! — сказал Семенов, и Потушаев удивился такому никогда не слыханному от лейтенанта обращению. — Возьми планшетку, Вася. Ее нужно доставить в штаб. Любой ценой.
— А вы?
— Следующий бой — мой, ясно?
— Нет, не ясно. Ты командир, тебе и доставлять.
— Не спорь, интендант. Я опытнее тебя, я лучше прикрою.
Они попытались выбраться из оврага и отпрянули от быстрых, частых автоматных вспышек. Трескуче рванула граната, оглушила, осколки дождем сыпанули по кустам.
— Уходи! — крикнул Семенов.
— Я не могут тебя оставить…
— Уходи! — заорал он. — Эта карта дороже моей жизни… Прошел час, прошел другой, а Потушаев все полз через кустарник. Впереди показался бугор. Перевалив через него, упал в узкую щель и понял, что попал в траншею. Быстро вскочил, высунул впереди себя автомат. И вдруг услышал удивленный возглас:
— Ты?!.
Перед ним был тот самый морячок с щегольскими усиками, который провожал их на передовой перед выходом.
— Откуда ты взялся?!
— Оттуда…
Приподнявшись, морячок всмотрелся в темень, мельтешащую вспышками выстрелов.
— Понятно, — сказал многозначительно. — Как не понять. Уходили пятеро, а вернулся один. — Обычный счет…
VIII
Корреспондент центральной газеты Александр Колодан был уже не молод и не раз ездил на фронт. Но этого недоставало, чтобы главный редактор относился к нему, как к знатоку фронта, умеющему найти «изюминку». Поэтому-то поездку в осажденный Севастополь Колодан рассматривал, как своего рода испытание способностей, и летел на «Дугласе» над ночным морем с нетерпением студента, впервые вырвавшегося в творческую командировку.
Путь был не близкий — через Куйбышев, Сталинград, Краснодар. И в Москве с восхищением и удивлением говорили о Севастополе, продолжавшем сражаться в глубоком вражеском тылу. Один этот факт вселял в людей веру в победу. Но Москва жила всем фронтом, а здесь, на юге, только и разговоров было о Севастополе, откуда приходили рассказы о таком непостижимом героизме, в какой трудно поверить…
Теперь Колодан всматривался в густую тьму, где мерцали по горизонту бесчисленные светлячки. Догадался: светят ракеты, обозначают фронт.
Внезапно показался впереди черный обрыв берега, мелькнул пунктир огоньков, и самолет затрясло, как телегу на ухабистой дороге.
Колодан выпрыгнул на каменистую неровную полосу, потянулся, оглядываясь, нетерпеливо ловя первые впечатления.
— Шагай туда! — крикнул ему летчик, и захлопнул дверь. Немного обиженный, что не встречают, он побрел куда-то, спотыкаясь о камни. В других местах, в прежние выезды на фронт, было иначе: его ни на минуту не оставляли без сопровождающего. Вскоре увидел группу женщин, сидевших прямо на земле, чего-то ожидавших. Проходя мимо, разглядел, что одна сидит на невзорвавшейся немецкой бомбе с искореженным стабилизатором.
— Это же бомба! — воскликнул он.
— Ага, — удовлетворенно сказала женщина. — Была бомба.
— Не боитесь?
— Вы с самолета? — не ответив, спросила женщина, с каким-то недоверием оглядела его и показала на невысокий бугор в отдалении. — Вам туда надо.
Пройдя немного, он оглянулся: женщины ревниво следили за ним. Ночь, казавшаяся кромешной с высоты, здесь была не такой уж темной. Или давал знать о себе близкий рассвет? По пути Колодан набрел на бугорок поменьше — землянку, из открытого входа слышались хрипы, стоны, устало-спокойные голоса. Понял: в землянке раненые, дожидающиеся отправки на Большую землю. — Так умиротворенно говорят отвоевавшие свое, смирившиеся с неизбежным люди.
— Ты-то орден получишь, как пить дать, — с натугой, даже с присвистом говорил один.
— Где уж мне, — ответил другой, вроде бы, совсем молодой и здоровый.
— Я сам видел, как ты танк подорвал, геройство проявил.
— Если всех награждать, кто тут геройство проявил, никаких орденов не хватит.
— Ордена — не танки, их много можно наделать.
— А ты о пяти моряках слыхал?
— Что под танки бросались?
— Ну.
— Так неправда, поди. Все герои, когда погибшие. Ордена надо живым давать, чтобы злее дрались…
Вспыхнул желтый огонек, и Колодан, испугавшись что его увидят подслушивающим, поспешил уйти.
В штабной землянке, куда он попал, горела автомобильная фара. Пожилой майор с неподвижным, тяжелым от усталости взглядом, долго листал его документы.
