и злобу везде, где служил. Он не изменился, разве что чуть постарел. Тот же огромный живот, несколько новых морщин на лице, еще зуба-другого недостает, но кожа – такая же желтая, взгляд – такой же безумный, и Шарп с отвращением вспомнил, как Хейксвилл когда-то сказал, что они схожи. Оба беглецы, без семьи, и для обоих, сказал сержант, единственный способ уцелеть – бить сильно и бить первым.
Шарп взглянул на рекрутов. Они, разумеется, устали и робеют в новом окружении, им и невдомек, что капитан разделяет их растерянность. Хейксвилл, именно Хейксвилл – в его роте? Потом он вспомнил, что и роту могут отобрать, и мысли Шарпа приобрели такое бесполезное и мрачное направление, что он поспешил отогнать их прочь.
– Сержант Харпер!
– Сэр!
– Что у нас сегодня?
– Футбол, сэр. Гренадерская рота играет с португальцами. Ожидаются тяжелые потери.
Шарп понял, что Харпер хочет ободрить новобранцев, и через силу улыбнулся:
– Значит, сегодняшний день, ваш первый, будет легким. Отдыхайте. Завтра начнется работа.
Завтра с ним не будет Терезы, завтра они еще на день приблизятся к Бадахосу, и завтра он, возможно, станет лейтенантом.
Шарп понял, что рекруты, часть которых он сам и набирал, ждут продолжения. Выдавил еще одну улыбку:
– Добро пожаловать в Южный Эссекский полк. Рад вас видеть. Это хорошая рота, и я уверен, такой останется.
Слова, даже на его слух, прозвучали на редкость убого, словно Шарп сам знал, что говорит неправду. Он кивнул Харперу:
– Продолжайте, сержант.
Ирландец искоса глянул на Хейксвилла, который по-прежнему стоял лицом к стене, но Шарп сделал вид, будто не замечает этого взгляда. Пусть еще постоит, гад! Потом пожалел о своей суровости.
– Сержант Хейксвилл!
– Сэр!
– Вольно!
Шарп вышел на улицу. Ему хотелось побыть одному, но у ворот, прислонясь к ним, стоял Лерой. Американец шутливо заломил бровь:
– И что, вот так герой Талаверы приветствует новобранцев? Никаких призывов к славе? Никаких труб?
– Пусть радуются, что хоть это услышали.
Лерой затянулся сигарой и подошел чуть ближе.
– Полагаю, ваше плохое настроение вызвано предстоящим отъездом дамы?
Шарп пожал плечами:
– Наверное.
– Тогда сообщить ли другую новость? – Лерой замолк.
– Умер Наполеон?
– Увы, нет. Сегодня прибывает наш полковник. Вы не удивлены?
Шарп подождал, пока священник на тощем муле проедет мимо.
– А чему тут удивляться?
– Да ничему, – улыбнулся Лерой. – Просто обычно спрашивают «кто, зачем, что за человек, откуда вы знаете?». Тогда я вам отвечу, и это называется беседой.
Лерой разогнал тоску Шарпа.
– Так скажите мне.
Стройный немногословный американец удивился:
– Я думал, вы не спросите. Его зовут Брайан Уиндем. Мне никогда не нравилось имя Брайан, оно из тех, которые женщина дает сыну в надежде, что он вырастет честным. – Американец стряхнул пепел на дорогу. – Зачем? Думаю, здесь ответ ясен. Что за человек? Великий охотник на лис. Вы охотитесь, Шарп?
– Отлично знаете, что нет.
– Значит, ваше будущее, как и мое, безрадостно. А откуда я знаю?
Он замолчал.
– Откуда вы знаете?
– Наш добрый полковник, честный Брайан Уиндем, послал перед собой провозвестника, Иоанна Предтечу, или уж по меньшей мере Пола Ревира.
– Кого?
Лерой вздохнул; он, против обыкновения, разговорился.
– Никогда не слышали о Поле Ревире?
– Нет.
– Счастливец вы, Шарп. Он назвал моего отца предателем, а наша семья назвала предателем Ривера, и, похоже, мы проиграли спор. Суть в том, дорогой Шарп, что он был провозвестником, гонцом, а наш добрый полковник прислал такого гонца в лице нового майора.
Шарп взглянул на Лероя; выражение американца не изменилось.
– Мне очень жаль, Лерой. Очень.
Лерой пожал плечами. Как старший капитан в батальоне, он сам метил на место майора.
– В этой армии ни на что нельзя рассчитывать. Его зовут Коллет, Джек Коллет, еще одно честное имя и еще один охотник на лис.
– Очень жаль.
Лерой снова заходил:
– Это не все.
– Что еще?
Лерой указал сигарой на двор дома, где размещались офицеры.
Шарп заглянул в арку и второй раз за это утро испытал неприятное потрясение. Рядом с грудой багажа, которую разбирал слуга, стоял человек лет двадцати пяти. Шарп видел его впервые, но сразу узнал мундир Южного Эссекского полка, со всеми знаками отличия, вплоть до серебряной нашивки за захваченного Шарпом «орла». Но это был мундир, который мог носить лишь один человек. При нем были подвешенная на цепочках кривая сабля и серебряный свисток в кожаном футляре на перевязи, вместо капитанских эполет на плечах – крылышки. Шарп смотрел на офицера, одетого капитаном роты легкой пехоты Южного Эссекского полка.
Лерой рассмеялся:
– Присоединяйтесь к обойденным в звании.
Ни у кого, кроме Лероя, не хватило духу сказать! Эти ублюдки прислали через голову Шарпа нового человека, а ему и словом не обмолвились! Шарпа душила тоска, ярость и беспомощность перед лицом неповоротливой военной машины. Просто в голове не укладывается! Хейксвилл, Тереза уезжает, а теперь еще и это!
В арке появился майор Форрест, увидел Шарпа, подошел.
– Шарп?
– Сэр.
– Не торопитесь с выводами. – Голос у майора был расстроенный.
– С выводами, сэр?
– Касательно капитана Раймера. – Форрест кивнул на нового капитана, который в этот самый момент обернулся и заметил Шарпа.
Молодой офицер отвесил легкий вежливый поклон, Шарп вынужден был ответить тем же. Он снова взглянул на Форреста:
– Что случилось?
Форрест пожал плечами:
– Он купил патент Леннокса.
Леннокса? Предшественник Шарпа умер два с половиной года назад.
– Но это было…
– Знаю, Шарп. Его завещание рассматривалось в суде. Патент поступил на торги совсем недавно.
– Я даже не знал, что он продается!
Впрочем, какая разница, ему все равно не заплатить полторы тысячи фунтов.
Лерой прикурил новую сигару от окурка.
– Сомневаюсь, чтобы хоть кто-нибудь знал. Верно, майор?
Форрест с несчастным видом кивнул. На открытых торгах за патент пришлось бы заплатить настоящую цену. Гораздо вероятнее, что у капитана Раймера отыскался дружок-стряпчий, который за солидную мзду продал ему патент по дешевке. Майор развел руками:
– Мне очень жаль, Шарп.
– И что теперь? – сурово осведомился Шарп.
– Ничего. – Форрест старался говорить бодро. – Майор Коллет, которого вы, Шарп, еще не видели, со мной согласен. Это недоразумение. Так что до прибытия полковника Уиндема ротой командуете вы.
– А он прибывает сегодня.
Форрест кивнул:
– Все устроится, Шарп. Вот увидите.
Во двор с седлом в руках вышла Тереза, но Шарпа не заметила. Он отвернулся и стал смотреть на розовые в свете зари крыши Элваша. Северный ветер нагнал облаков, поперек равнины пролегла тень и накрыла Испанию, накрыла далекую черную крепость Бадахос.
Шарп выругался грязно и длинно, словно скверное слово может отразить удары судьбы. Он понимал:
