повернула к нему залитое кровью лицо.
Фён снова выстрелила. Томаша полоснуло по коже огнём, и разрезанный стальной манжет раскрылся. Он встал — и тут же чуть не рухнул на пол. Весь отсек шатался, как при землетрясении.
Фён посмотрела на Томаша испуганным взглядом, мигом растеряв всю решимость.
— Пойдём!
Томаш потащил её в коридор — Фён прихрамывала, и ему приходилось поддерживать её за плечо. Пол в коридоре вспучился и треснул, оголив чёрную пропасть трюма. Вспыхнули аварийные люминофоры. Кто-то пробежал по коридору, споткнулся и кубарем покатился в красное марево.
— Куда? — Фён вцепилась Томашу в рукав.
Кровь стучала в висках.
— Спасательные капсулы! Здесь должны быть капсулы или шаттлы!
— Да кто нас туда пустит!
— Пошли!
Томаш выбрал направление наугад. Он почему-то был уверен, что оставаться на месте равносильно смерти, хотя совершенно не понимал, что происходит на корабле.
Они доковыляли до конца коридора, когда в спину им ударила взрывная волна. Их швырнуло на пол. В височные кости, как лезвие пилы, вре́залась надсадная сирена. Томаш обернулся и увидел, как медленно наступает мрак — гаснет освещение, электрические цепи отрубаются одна за другой, и весь коридор, метр за метром, проваливается в темноту. Из чёрных теней потянулись извивающиеся щупальца вахара.
— Быстрее! — прохрипел он.
И снова пошёл наугад — туда, где было больше света.
— Куда мы идём? — спросила Фён. — Ты знаешь или…
Всё вокруг заходило ходуном, затряслись с протяжным стоном стены, и потолок прорезала глубокая трещина.
— Держись! — Фён схватилась за леер в стене.
Томаш едва успел зацепиться за леер, когда обезумевшие гравы попытались с размаху швырнуть его на потолок. Леер больно врезался в ладонь и затрещал от натуги.
Взвизгнули громкоговорители, изрыгнув бессвязные, отдающие металлом звуки, и тут же захлебнулись в дребезге помех. В лицо ударил поток горячего воздуха, как из открытой духовки. На лбу тут же выступил пот.
Гравы уже не тянули к потолку, но центр притяжения сместился, и идти приходилось, держась за леер.
— Что это? — пробормотал Томаш и вытер рукавом пот. — Откуда такой жар?
Фён посмотрела на него и качнула головой.
— Я не уверена, но… Если это наши, то у артмодуля стандартная программа — вести огонь по радиаторам. Ну по тем, которые пушки охлаждают. А щитов здесь, похоже, уже нет.
— Боже мой… — С каждой секундой становилось всё жарче, аварийные люминофоры расплёскивали по стенам красный свет, и казалось, что коридор раскалился, как в жаровне. — А бакарийцы разве этого не видят? Почему они…
Томаш не договорил и закашлялся — воздух обжигал лёгкие.
— А у их артмодуля, — сказала Фён, — может быть своя программа. Продолжать стрелять, несмотря ни на что.
— И выводить тепло в жилые отсеки.
На стенах заплескали голограммы — бакарийская вязь и дёрганые, указывающие в конец коридора стрелки.
— Туда! — крикнул Томаш. — Это направление эвакуации!
— Зачем? — отозвалась Фён. — Нас всё равно не подпустят к спасательному модулю!
Томаш молча подхватил её за плечо.
— Я сама могу, — отстранила его Фён и тут же повалилась на пол.
Их потянуло назад, в отключённые от электросети отсеки, как будто оставшийся в коридоре воздух стало засасывать в аэродинамическую трубу.
— Чёрт! — Томаш так сильно вцепился в леер, что разодрал ладонь. — Что с гравитацией?
Из отсека перед ними вылетел бакариец в обожжённой форме, испуганно вытаращился на них и вскинул длинный пистолет. Фён в ответ прицелилась в него из импульсника.
— Нет! — крикнул Томаш.
Бакариец неожиданно смутился — он несколько раз моргнул, не доверяя глазам, и его рука с пистолетом дрогнула. Он попятился, искоса поглядывая на пляшущие на стенах стрелки.
— Халадык, альфади!
Бакариец показал на что-то дулом пистолета.
Томаш оглянулся. Темнота подступила так близко, что достаточно было сделать шаг, чтобы провалиться в неё с головой.
— Вахар… — прошептал Томаш.
Из сумрака вышла знакомая фигура в длинном белом одеянии. Айша сказала что-то, но её заглушил вопль сирены. Импульсник в её руке испустил длинную струю огня. Томашу опалило щёку, за его спиной лопнула с громким хлопком обшивка стены.
— Сдохни, цурва такая!
Фён выстрелила в ответ, но её рука дрогнула, и импульсник ударил в потолок. Рассыпалась искрами лампа, и на Айшу упала чёрная тень. Высокая бакарийка покачнулась и медленно перевела прицел на Фён.
— Нет!
Томаш кинулся к Фён, и дикая боль тут же обожгла ему спину. Перед глазами всё мгновенно затянуло мраком. Он грохнулся на пол, как отключённый механизм.
Фён несколько раз выстрелила в Айшу. Руки у неё дрожали, и короткое дуло импульсника качалось из стороны в сторону.
Попала.
Айша вскрикнула, скорчилась от боли и рассыпалась в пыль.
— Томаш!
Очередной толчок выбил пол из-под ног, и яростная волна гравитации бросила их на стену.
— Томаш!
По полу заскользил слетевший со стены леер — как порванный страховочный фал.
Фён не соображала, что делает. Она попыталась поднять Томаша на ноги, но не смогла. Глаза у Томаша были открыты, губы двигались — но он не издавал ни звука.
— Томаш! Как же так? Я…
— Всё… — прохрипел Томаш. — Всё в порядке…
— О чём ты? У тебя…
Томаш со стоном поднял руку и схватил Фён за рукав.
— Иди… Там… Эвакуация…
— Нет! — Фён замотала головой. — Здесь должен быть медотсек! Мы тебя залатаем!
— Нет времени! Я знал, что Айша меня достанет. Она… обещала. Ты зажаришься здесь! Беги!
— Нет! — Фён задрожала. — Я тебя не брошу!
— Беги! Спасись! Вернись на Литию за… — Томаш попытался улыбнуться, — за нас обоих…
Вахар протянул к Томашу уродливые щупальца, и всё вокруг смело темнотой. Он уронил голову на грудь.
— Как же так… — прошептала Фён. — Этого не может быть!
Проскрежетал под потолком бесстрастный бакарийский голос, и половина ламп тут же отрубилась. Вспыхивали в полумраке голографические указатели, заманивая в ещё более глубокую темноту. Горячий воздух обжигал кожу.
— Проклятые уроды!
Лицо у Фён исказилось от ненависти. Она распрямилась, и ожившие гравы швырнули её в чернеющее жерло коридора. Тело Томаша сползло в темноту.
* * *
По пути Фён попалось несколько бакарийцев с красными, отслаивающимися от костей лицами, но они даже не посмотрели в её сторону. Все бежали куда-то, падали на стены, поднимались или оставались лежать, скорчившись от боли.
Фён понимала, что не успеет — если, конечно, ещё можно куда-то успеть, и трясущие указатели на стенах ведут к спасательным модулям, а не к кровоточащим пробоинам в корпусе. Ушибленная нога почти не сгибалась, и Фён хромала, лихорадочно цепляясь за трещащей леер. Дышать становилось всё сложнее — каждый вздох окатывал лёгкие огнём, в груди нарастала свинцовая боль.
Фён добралась
