Похоже на план. Насир?
Насир уже щёлкал клавишами.
— Сейчас, херзац его так! Да, — он уверенно кивнул, — сначала переводим в сервисный режим, потом отключаем. Это сделать можно. Так что?
— Давай! — сказала Лада. — Томаш дело говорит.
— Эх, несладко придётся этой шармуте! — осклабился Насир.
— Так ей и надо! — сказала Фён.
— Требует голосовое подтверждение от аотара. — Насир повернулся к Томашу. — Давай, говори своё волшебное слово.
— «Муздали наймат»! — сказал Томаш.
Компьютер в ответ недовольно проскрежетал, и бросил Томашу в лицо сверкающую бакарийскую вязь, как ворох древних проклятий.
У Томаша перехватило дыхание.
— «Муздали наймат!» — повторил он громко, как только мог, и ему даже почудилось, что голос его отразился эхом от стен открытого за спиной коридора.
Экран мигнул и запустил обратный отсчёт.
— Вот и всё, — прошептала Фён. — Теперь точно обратного пути нет.
* * *
Первый коридор разблокировался быстро. В лицо ударил свет аварийных люминофоров. Томаш невольно отступил на шаг, не выдержав яростного напора. Перед глазами все зарябило от кричащей красноты. Казалось, у корабля открылось кровотечение.
Томаш вздохнул. Надо собраться.
Назойливый компьютер скафандра каждые несколько секунд напоминал о нехватке дыхательной смеси и изводил тревожным сигналом. По забралу шлема мелькали расфокусированные, как при сбоях на экранной матрице, сообщения.
Томаш в последний раз посмотрел на Ладу. Сосредоточенной, как у робота, походкой она зашла в коридор вслед за Насиром и исчезла — красный свет распылил её на атомы.
— Успехов вам, — сказал Томаш.
Ему что-то ответили — он не расслышал из-за очередных причитаний скафандра. Замешкался на секунду — спускаться в разверзшийся ад совершенно не хотелось, — и Фён сердито толкнула его в плечо.
— Пойдём!
Скафандр тут же выдал новое предупреждение:
— Повышенное сердцебиение! Рекомендуется…
Томаш негромко выругался.
— Что такое?
Фён повернулась к нему, и красный свет отразился от её забрала. Томаш даже не смог разглядеть её лица.
— Всё в порядке, — сказал он, — пойдём!
Из-за аварийного освещения воздух вокруг казался плотным, и Томаш шёл медленно, как по внешней обшивке корабля на магнитных ботинках.
Они остановились у новой гермодвери.
— Сколько ждать? — спросила Фён.
— А непонятно, херзац его так! — послышался голос Насира.
Томаш с непривычки обернулся.
— Помните, как мы на корабль поднимались? — подключилась к каналу Лада. — Наверное, так же будет. А вот если дольше, у нас проблемы. В баллонах у всех воздуха негусто.
— Тогда говорить надо поменьше, — сказал Томаш.
Он закрыл глаза, почувствовав секундную слабость, и едва не провалился в чёрный обморок, как в предсмертный сон. Организм решил, что может отключиться, когда в лицо не бьёт истошный свет. Томаш покачнулся и уткнулся в стену плечом. Фён, к счастью, ничего не заметила.
— У меня ещё много воздуха, — сказала она. — У меня большой баллон, у нас же баллоны больше бакарийских…
— А у меня бакарийский баллон, — сказала Лада.
— Вы тогда и правда молчите, раз так. А мне молчать тяжело. Не хочу в такой тишине оставаться.
— Идём во второй коридор, — сообщила Лада.
Скафандр Томаша снова завопил о кончающемся воздухе. От адского верещания сигнализаторов раскалывалась голова.
Прошла минута, прежде чем гермодверь открылась. Томаш первым шагнул в проём.
— Мы тоже во втором коридоре.
— Осталось ещё три, — сказала Фён.
Они опять стояли у гермодвери.
Томаш старался дышать медленно, делал большие перерывы между вздохами, и у него закружилась голова.
— Мы в третьем, — сказал Насир.
— Значит, и мы скоро! — обрадовалась Фён.
Она коснулась металлической ладонью двери, прислушивалась к вибрациям старого механизма. Дверь вздрогнула, почувствовав её прикосновение, и Фён отшатнулась. Через секунду проход в третий коридор был открыт.
— Мы тоже в третьем, — сказал Томаш.
Тревожный сигнал стал настойчивее и громче — Томаш скосил глаза в угол забрала, где отображались проценты, и увидел трясущийся, как сердце во время стенокардии, ноль.
— Всё в порядке? — спросила его Фён.
— Да, отлично. Просто во… — Воздуха в лёгких неожиданно не хватило, и Томаш запнулся. — Всё в порядке. Воздух просто кончается, но есть же второй баллон.
— Не дыши долго на последних процентах! — Красный отблеск скользнул по забралу Фён, и он увидел её испуганные глаза. — Так и отравиться можно!
— Да знаю я! Всё в порядке! Не заставляй меня говорить!
Томаш решил, что заменит баллон в следующем коридоре. Осталось подождать всего несколько минут. Нужно дышать как можно реже, задерживать дыхание так, словно ныряешь под воду. В тёплую воду в озёрах Качаника.
Ему показалось, что он и правда нырнул, провалился в клокочущую темень. Стало пугающе легко, сигнальные вопли скафандра больше не донимали — Томаша понесло мощным потоком в глубину.
Он пришёл в себя на коленях посреди коридора. Фён трясла его за плечи, в ушах звенел её голос:
— Томаш! Томаш!
Он качнул головой и ударился виском о внутреннюю поверхность шлема.
— Сейчас…
Он попробовал подняться — и не смог.
— Я меняю баллон! — крикнула Фён.
— Что у вас происходит? — заволновалась Лада.
Томаш не успел ничего сказать. Фён выдернула у него из-за спины отработанный баллон, отшвырнула в сторону и сняла с пояса новый — чёрный, с красной вязью.
Перед глазами Томаша сгущалась темнота. Забрало скафандра заливало кровавой мглой от истеричных угроз жизнеобеспечения.
— Всё, вставила! Дыши!
Скафандр перестал верещать, красный свет схлынул, и по забралу заскользили обычные диагностические сообщения. Томаш медленно поднялся на ноги.
— Нормально, — сказал он.
Воздух под забралом отдавал озоном, как после грозы.
— Слишком быстро закончился первый баллон, — сказала Лада. — Этого хватит?
— Хватит.
— Сколько теперь процентов?
Томаш посмотрел в угол забрала, где отображалась неумолимая цифра «девять».
— Больше двадцати.
— Да, должно хватить.
— Ага, — ответил Томаш. — Всё, молчим.
Голова немного кружилась, удары сердца отдавались в висках, но сонливости Томаш больше не чувствовал — наоборот, ему не терпелось что-то делать, двигаться, взламывать эти чёртовы гермодвери. Было невыносимо бездействовать, стоять и ждать в надежде, что протокол автоматической разблокировки не зависнет на полуслове.
— Входим в четвёртый, — раздался под шлемом голос Лады.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Томаш.
— В порядке.
Скафандр Томаша проскрипел что-то про учащённый пульс. Забрало начало запотевать по краям — видимо, сбоила система рециркуляции воздуха. Томаш усмехнулся. Удивительно, что в этой древней рухляди, которую наспех перекроили под бакарийские стандарты, вообще хоть что-то работает.
Гермодверь, перед он которой стоял, задрожала, как кипящий от зноя воздух, и открылась.
— Идём в четвёртый! — бодро крикнула Фён. — Ещё один коридор остался!
Томаш посмотрел на индикатор количества воздуха. «Семь». Но страшно совершенно не было — казалось, что семи минут теперь хватит на всё — они до Литии успеют долететь, пока выходит из чёрного баллона последний газ.
— Как
