— А я слышал от кого-то, что у них есть женщины и дети, — вставляет молчавший до этого Фил.
Огонь азарта в глазах Коэна разгорается еще ярче.
— Женщины — это хорошо, — чуть ли не облизывается.
Судя по выражению лица Кесседи, он сейчас борется с тем же желанием, что и я на улице, — прибить блондина.
— Значит, решено, — хлопает в ладоши Коэн и поднимается со своего насеста. — Собираемся и идем, как только стемнеет. Главное не нарваться на патруль. Кир, Рид, вы видели, куда этот тип направлялся? Сможете вывести к их лагерю?
— Сможем, — снова отвечает за двоих Рид.
— Отлично, — Коэн доволен.
***
Не.
Хочу.
В этом.
Участвовать.
Можно долго себя обманывать, что тебя уже давно ничего не задевает, что видеть смерть — привычка, быть ее причиной — вынужденная мера, жалость делает тебя слабее, слабость приведет к твоей собственной смерти. Но это все только слова. Раньше мне никогда не приходилось видеть смерть так близко, а до Здоровяка Сида мне ни разу не приходилось убивать. Не жалею о своем решении зарезать Сида и спасти Мыша. Повторись подобные обстоятельства, я убью снова. И, если будет кто-то угрожать моей жизни, убью. Это вопрос выживания, остальное — пустой треп. Но пойти и убивать по приказу — для меня за гранью добра и зла.
Коэн с Кесседи еще что-то обсуждают. Фил и Олаф топчутся рядом, иногда вставляя “ценные” замечания, а я отхожу, плюхаюсь на свое одеяло в углу и отворачиваюсь от всех.
Не могу остановить главаря. Я новичок, у меня нет права голоса, тем более, если не хочу вызвать подозрения. Если даже Райан не может…
А вот это уже плохо, я думаю о Кесседи слишком хорошо, будто он отличается от остальных, но это неправильно. Райан такой же член банды, как и другие. Будь Кесседи в корне не согласен с позицией Коэна, почему тогда он здесь? А что, если все, что я вижу, всего лишь игра в хорошего и плохого полицейского, чтобы прощупать каждого, использовав, так сказать, индивидуальный подход?
Думать об этом не хочется, но нужно. Верить никому нельзя, и точка. Коэн для меня, по крайней мере, понятен, а вот Кесседи… Зачем он помогает Гвен? Зачем прикрывает меня? Зачем возится с Мышем? Зачем делает вид, что ему небезразлична судьба банды Сида? Слишком много “зачем” для одного парня.
Снова сажусь. Коэн с Кесседи продолжают негромко переговариваться возле костра. В мою сторону никто из них не смотрит, и некоторое время откровенно пялюсь на этих двоих. Они абсолютно не похожи, ни внешне, ни поведением, но, судя по всему, вместе довольно долгое время. Что может их связывать? СБ сказали, что Коэн стал главарем полгода назад, убив предыдущего. Не похоже, что Райан в банде всего несколько месяцев, он ясно сказал: давно. Значит, участвовал в убийстве того, кто ему доверял и принял к себе. Доверял… Вот она цена доверия в Нижнем мире. Не расслабляйся, Кэм!
Кесседи вдруг ловит мой взгляд, поднимается и идет прямо ко мне. Сам же предупреждал, что надо быть осторожнее со взглядом…
Делаю удивленное лицо. Что ему от меня надо?
— Кэм, ты оружием пользоваться умеешь?
Жду чего угодно, но точно не этого.
— Смотря каким, — отвечаю осторожно.
Я умею. Последний завод был не единственным в моей жизни. Мне довелось поработать и на производстве огнестрельного оружия. Там было даже интересно. Один из “коллег”, Калеб, бывший военный из Верхнего мира за какие-то грехи сосланный “вниз”, с радостью показывал молодежи кое-что из того, что умел сам. За что он оказался в Нижнем мире, никто из нас так и не узнал, за что за ним однажды пришли люди в форме, тоже осталось тайной. Просто однажды Калеба среди нас не стало, а вскоре и меня перевели на другой завод.
— Есть лазерная винтовка, — говорит Кесседи, — есть игольник, — при этом названии хочется поморщиться: самая дьявольская штука из всех существующих, убивает не мгновенно, а отправляет в тело человека десятки тончайших игл, которые продолжают перемещаться с каждым движением и за несколько минут превращают внутренности жертвы в пюре. — Есть плазменный пистолет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пожалуй, справлюсь со всем перечисленным, но лучше что-нибудь полегче.
— Пистолет, — отвечаю.
Мне хочется снова фальшиво подвернуть ногу, отравиться, покалечиться — что угодно, только не участвовать в этом. Но уже в тот момент, когда Кесседи задает вопрос, знаю, что встану, приму оружие и сделаю все, что от меня потребуется.
Райан еще несколько секунд прожигает меня взглядом, и мне снова кажется, что он против того, что происходит не меньше меня. Но все это может быть игрой и проверкой.
Никому верить нельзя.
Выдерживаю взгляд Кесседи, после чего он разворачивается и уходит к главарю.
18.
Он в моих руках, черный, холодный, блестящий в лучах заходящего солнца. Такой маленький и безобидный. И смертоносный, стоит нажать на кнопку.
Верчу пистолет в руках, привыкая к его весу. Ощущение, будто держу ядовитую змею. Швырнуть и бежать… Но не бегу, сижу на крыльце и рассматриваю предмет. Я возьму оружие и пойду туда, куда велено, но хватит ли мне духу выстрелить в кого-то по приказу? Не знаю.
Солнце вот-вот сядет, и Проклятые отправятся в “поход”, а я все еще не знаю, как поступлю. Спасти отца и вырваться отсюда — предел мечтаний, вот только я давно не умею мечтать. Чем большего ждешь, тем больнее падать. Падать ниже Нижнего мира некуда. А в своих собственных глазах?
Как всегда перед “делом”, у членов банды приподнятое настроение. Разговоры не смолкают, то там, то здесь слышатся смешки, отдающие нервозностью. Но глаза горят у всех, даже у Мышонка, который никуда не идет и остается охранять вещи. Не думаю, что мальчишка рад тому, что сегодня кто-то умрет, но ему приятно чувствовать себя частью чего-то целого — банды, его семьи.
Рука дрожит. То ли от злости, то ли от страха. Да, мне страшно, пусть никому в этом не признаюсь. Но поддаться страху — умереть прямо сейчас.
Слышу, как внутри канючит Фил, которому и Коэн, и Кесседи категорически отказались дать в руки оружие. Главарь зол, потому что именно из-за халатности блондина умер пленник. Райан… Думаю, понимает, что даже в руках Мышонка пистолет менее опасен, чем у задиры Фила.
Раздаются шаги, Коэн проходит мимо, громыхая тяжелыми ботинками по ступеням, и уходит за барак. Должно быть, справить нужду. Провожаю его взглядом. Ну вот и все, осталось совсем немного.
— Кэмерон! Это все ошибка! Не переживай, мы все исправим! Кэмерон! — кричит отец, когда его уводят в наручниках из зала суда.
Закрываю глаза. Стараюсь дышать ровно.
У всего есть своя цена. Я здесь только ради папы. Что мне Проклятые, что члены банды Сида? Я здесь с одной единственной целью. Все остальное — лишь средства к ее достижению. Я не лучше других, не благороднее, я никого не собираюсь спасать.
Тогда почему мне так тошно?
— Кэм, — шаги, а затем голос совсем рядом, — ты чего здесь?
И что Кесседи от меня нужно?
— Тут светлее, — отвечаю, взвешиваю пистолет в руке, — смотрю полноту заряда, прикидываю, на сколько трупов хватит.
— И? — интересуется спокойно, спускается на ступеньку, садится рядом. Инстинктивно отодвигаюсь.
— Если поставить в ряд, хватит на всех.
Райан некоторое время молчит, будто пытается понять, шучу ли. Не шучу. На грани истерики, но держусь.
— Мы никого не будем убивать, — говорит убежденно. Не сдерживаюсь, с губ слетает смешок. — Мы все обсудили, никаких лишних смертей, нам это не нужно, — продолжает. — Если люди Сида отдадут то, что нужно Фреду, он никого не станет убивать.
— С чего бы им что-то там добровольно отдавать?
— А с чего нашему пленнику, — он морщится при этом слове, и мне на мгновение кажется, что ему тошно от бессмысленной жертвы незнакомца не меньше, чем мне, — было бросаться на нож? Они дорожат своими.
Из-за угла выруливает Коэн, и Райан замолкает.
— Чего загораете? — хмыкает главарь, увидев нас на крыльце. На его лице даже намек на улыбку. Полон предвкушения.
