странная ирония.
–Мы должны защитить людей друг от друга. А город от больных, – сказала их проводница сухо. – Вдруг среди них встретится сумасшедший и захочет забрать с собой много жизней? Да и близких нельзя подпускать – могут заразиться…
Когда они подошли, Эндра повернула голову и грустно улыбнулась гостям. Её глаза казались бездонными, она боялась выдать то, что ей страшно.
Фейн вцепился пальцами в решётку. Но та женщина, что провела их, резко ударила его тростью.
–Уберите руки! Это небезопасно.
Казалось, Фейн не замечал её. Он всматривался в Эндру так внимательно, а пальцы продолжали сжимать холодные прутья. Она подошла чуть ближе.
–Ну вот, я так и знала, что попаду в тюрьму, – заговорила она задумчиво. – Не думала, что таким вот странным способом. Но да, она права, теперь я стала действительно опасной.
Мужчина вздохнул и отвернулся, прижался спиной к решетке и помолчал. Повисла тяжёлая пауза. Хотелось сказать много, но не получалось вымолвить ни слова.
–Раньше я боролся против таких, как ты, – заговорил он глухо и как-то потерянно, старался не поднимать глаз. – Ты казалась олицетворением всего того, с чем мы боремся, почти символом зла… Но потом что-то изменилось. Я не хотел привязываться к тебе, но это сильнее меня, – Фейн горько усмехнулся, помолчал пару мгновений. – Как я мог допустить, что ты оказалась здесь? Не знаю, что будет дальше. Я переверну каждый камешек в округе, чтобы достать лекарство. Я сделаю всё возможное. Но если нет – у меня просто опустятся руки. И мне больше не захочется бороться за что-либо…
Эндра протянула руку, словно хотела коснуться его плеча. Её пальцы застыли в воздухе. Она покачнулась и отступила назад.
–Мама говорила, что смерть – лучший учитель, – сказала Эндра. – И теперь я понимаю, что это значит… Раньше мне хотелось денег и власти, чтобы никто больше не мог меня обидеть. Потом хотелось искупления… А сейчас мне просто хочется жить дальше. Я искала смысл жизни. А ведь он всегда был рядом. Вокруг. В наших путешествиях, в общении, в этом бескрайнем синем небе, в разных мелочах, даже в том, как Катя ворчит, когда будешь её.
У девочки сжалось сердце. Ей всегда казалось, что она и её близкие никогда не умрут…
Катя вышла, оставив их наедине, и какое-то время она ждала в коридоре, мучаясь от странного приступа страха. Она была не в состоянии сейчас рассуждать о жизни и о смерти. Она боялась заболеть и боялась потерять близких. В этих стенах было ощущение безнадёжности и грусти, от него было не спрятаться, не укрыться. Иногда мимо проходили люди, и в их лицах были либо отчаяние, либо пугающая безнадёжная пустота. С каждой минутой Кате казалось, что она теряет всё больше жизненных сил. Мысль о том, что здесь очень много умирающих людей, была слишком страшной.
Фейн вернулся через несколько минут – бледный и злой. Он резко размахнулся и ударил кулаком в стену. Девочка вздрогнула. На его пальцах была кровь, а в глазах мелькнуло безумие.
–Фейн, – прошептала она, но не знала, что ещё сказать. Ей казалось, что он сейчас просто задушит её.
–Пойдём, Катя, – сказал мужчина почти спокойно и направился вон из больницы. Девочке было жаль покидать Эндру, но она была рада убраться отсюда. Она вцепилась в его руку, как в спасательный круг…
Эндра вновь осталась одна. Когда Фейн ушёл и его шаги стихли, она до боли сжала решётку и соскользнула на пол на колени. Голова сильно кружилась, силы разом покинули её. Хотелось закричать, но она боялась, что он услышит. Слёзы заполнили глаза, когда она поняла, что может больше не увидеть его.
"Ну, вот и всё", – подумала она рассеянно. Оставалось лишь молиться. Но вряд ли это могло помочь.
Анна отключила все эмоции, иначе было бы слишком больно. Она как призрак перемещалась по дворцу, иногда улыбалась людям, запоминала проходы и комнаты, старалась быть незаметной. Но иногда становилась общительной и собирала нужную информацию.
Её не смущало, что она слепо подчиняется незнакомому человеку – всего лишь гадалке, с которой случайно встретилась на улице. Почему-то она знала, что это во благо – последняя нить, словно последнее желание Корина. И единственный способ забыться, немножко отложить боль. А ещё её терзало чувство, что она могла что-то сделать, как-то его спасти, ей до боли хотелось искупить свою вину. Этот клубок из ненависти, отчаяния, любви и грусти сковал её сердце, причиняя боль, но истинную боль она не впускала в глубь себя, чтобы не сойти с ума. Она сосредоточилась на задании и посвятила себя этим действиям, лишь бы ни о чём не думать…
За неделю она узнала, кто убирает комнаты главного лекаря. Она пустила в ход всё своё обаяние, чтобы пообщаться с девушками, которые занимались этим. Уже через два дня Анна раздобыла форму в прачечной и теперь разгуливала во дворце в скромном синем одеянии. Она узнала, что одна из девушек перестала выходить на работу, и уверенно заняла её место.
Никто не обратил внимание. Слуг не замечали даже в более спокойное время, а тем более сейчас. Если кто и спрашивал, она уверенно отвечала: "Я за Карину", и больше вопросов не возникало.
Анна совершенно не представляла себе, как надо убираться, поэтому просто копировала движения других женщин, а заодно слушала разговоры и рылась в столах, пока никого не было. Она получала почти удовольствие от того, что она – хорошая девочка – занимается преступной деятельностью. Хотя порой от страха сердце уходило в пятки и руки начинали дрожать. Но она знала, ради чего она это делает. Она хотела найти лекарство. И отдать его людям. Никто не должен чувствовать то, что пережила она. Или что ей предстоит, если она выпустит эмоции наружу, если осознает до конца, что его нет…
Ей надо было соблюдать осторожность, ведь любая ошибка означала – попасть в тюрьму, если не хуже. Но девушка была готова на всё.
Пара дней были тяжёлыми и скучными. Анна запоминала неимоверное количество разной информации, но старалась не вспоминать о матери и о Корине. Запрещала себе плакать, запрещала себя жалеть. Она понимала, что если выпустит боль наружу – всё кончено, ей понадобится слишком много времени, чтобы собрать себя из осколков. Времени не было, поэтому она поступила так же, как делала мать, заперла все эмоции, все мысли и чувства куда-то вглубь себя, стала очень рациональной, словно кукла, у которой есть несколько функций…
Через несколько дней она вновь
