с этими мыслями, и ты никогда не избавишься от воспоминаний. Никогда! Это твое третье проклятье, Ариадна Монфор-л’Амори. – Взгляд Смерти вонзается в мою грудь стрелой, и я чувствую, как легкие сводит. Раз толчок, два… Мое сердце скрипит, пытаясь очнуться. – Ты будешь жить, потому что я – часть тебя, Ариадна, потому что я – твой отец.
– Ноа…
– Ты будешь жить.
Он прижимается губами к моему лбу и шепчет дрожащим голосом:
– Ты была права: Вселенной правит любовь.
А затем меня разрывает от такой горячей боли, что я кричу. Сердце взрывается, меня пронзает колючая судорога от головы до кончиков пальцев, и уже в следующее мгновение я открываю глаза и вижу светлый потолок, нависающий над головой будто небо.
Не могу пошевелиться. Смотрю вверх и щурюсь. Что за странный звук… в ушах…
Я постанываю, приподнимаясь на локтях, и замечаю краем глаза Хэйдана: его голова опущена между колен. Парень сидит рядом, сжимает трясущиеся пальцы.
– Ты… ты мне не поможешь?
Его руки замирают, голова медленно поднимается, парень ошеломленно распахивает глаза и шепчет не своим голосом:
– Ари?
Лицо друга вытягивается. Он стремительно наклоняется и прижимает меня к себе так судорожно, что дыхание перехватывает.
– Боже мой! – хрипит он, водя ладонями по моей спине. – Ты жива, боже, ты жива!
– Я так скучала, Хэрри.
Друг плачет, я не помню, чтобы Хэрри плакал.
Глажу его по волосам и шепчу:
– Не надо, пожалуйста.
– Я думал, что потерял тебя.
– Хэрри.
– Я думал… – Он отстраняется, стягивает очки и морщится: – Думал, что больше тебя никогда не увижу. Как же так?
Его пальцы теребят очки, а я вновь обнимаю друга.
– Это я во всем виновата.
– Издеваешься? Ты спасла мне жизнь! – Его ореховые глаза смотрят на меня так пристально и искренне, что внутри все переворачивается. – Ты из-за меня…
– Замолчи! Если потребуется, я сделаю это снова.
– Да что за жизнь-то такая! То одно, то другое…
Он смеется и плачет, сжимает меня в медвежьих объятиях, пытаясь задушить. Но я не против. Я прижимаюсь к нему, чтобы услышать биение его сердца. Хэрри отстраняется и шмыгает носом.
– Черт возьми, – говорит он, усмехнувшись, – это же невероятно. Как это вышло?
– Ноа.
– Вот же старик. Не мог сразу тебя спасти?
Я хмыкаю. Думаю, он вообще не должен был спасать меня. Его помощь – ошибка. Кто знает, во что выльется очередное нарушение баланса? Не исключено, что мы еще заплатим за это. Люди совсем не учатся на своих ошибках. И даже у Смерти теперь есть собственная шкатулка совершенных просчетов.
– Помоги… помоги встать, пожалуйста.
– Конечно.
Хэйдан берет меня за руку и аккуратно поднимает с пола. Перед глазами все плывет, и я едва не валюсь обратно. Опускаю взгляд на окровавленную кофту.
А ведь так просто было отыскать ножницы, так просто было проткнуть себя лезвием.
– Мэри-Линетт потеряла сознание, когда мы были внизу, – говорит Хэрри, вырывая меня из мыслей, – ну когда мы поняли, что все паршиво, и заразились какой-то дрянью.
– Она не знает о том, что случилось после?
– Скорее всего, нет.
Хорошо. Ей и так пришлось пройти через многое.
– Да никто ничего не понял, – глухим голосом сообщает Хэйдан. – Мэтт спустился по лестнице и вырвался из дома, ничего не объяснив. Я тогда еще не мог толком стоять, а потом вдруг мне резко стало… хорошо. Я решил тебя проверить. Джейсон остался с Мэри.
– А эта девушка…
– Дельфия. Она тоже внизу.
– Она спасла меня. Что в таких случаях говорят?
– Спасибо?
Усмехаюсь и морщусь от головной боли. Стоять сложно. Слабость дикая.
– Тебе нужно отдохнуть. Давай ложись, а я…
– Я сама. Я должна найти Мэтта.
– Слушай, я ведь могу приказать. Сегодня Йоль.
Парень поднимает с пола очки, а я недовольно прищуриваюсь.
– Просто помоги спуститься.
– Ладно.
Он бережно приобнимает меня за талию и ведет по коридору. За окнами светло. Я принимаю это за хороший знак. Когда происходит нечто плохое, погода меняется. Я с ней связана. Все это кажется таким странным. В прошлый раз Ноа Морт вернул меня к жизни, но Норин залечила раны. Кто залечил мои раны на этот раз? Как я, черт возьми, выжила? Я ведь не должна дышать, не должна обнимать друга, улыбаться… Я ужасный человек. Опасная ведьма. Мне вдруг кажется, я никогда не прощу себе того, что сделала, и тогда в голове возникает вопрос: что было бы более жестоким – позволить мне умереть или позволить мне жить с виной, которая каждый день будет прожигать легкие?
Мы оказываемся на первом этаже, и я с облегчением выдыхаю. Слава богу!
– Ари? – Джейсон замирает. Он глядит на меня во все глаза, молчит, изучает, а я виновато поджимаю губы. Этот человек должен просто жить своей жизнью, а я вовлекла его в огромные неприятности. Сидел себе в баре, попивал пиво, а тут я свалилась ему на голову.
– Слушай, – я боюсь смотреть ему в глаза, – я знаю, что не должна здесь находиться. И я правда пойму, если ты скажешь, что…
Я не успеваю договорить. Три широких шага, несколько мгновений – и Джейсон крепко прижимает меня к себе, а я в растерянности округляю глаза.
– Ты как? – спрашивает он тихо, а я стискиваю зубы.
– Не надо. Не задавай вопросов. Лучше скажи, что у тебя все хорошо.
– У меня все хорошо.
Он врет. Я знаю. Но мы продолжаем хранить тишину, потому что правда ранит. Нам придется ее принять, но не сегодня. Не сейчас. Я отстраняюсь и сглатываю:
– Пойду найду Мэтта.
– Он ушел минуты три назад.
Я иду по коридору, сжимая окровавленную кофту. Прохожу мимо обугленной гостиной и отворачиваюсь – не хочу сейчас вспоминать, что там происходило. Вижу дверь, тянусь к ручке, но замечаю Дельфию Этел. Она стоит около стены с черно-белыми снимками. Черт, не знаю, что я должна сказать. Какие найти слова? Такие фразы вообще существуют? Мнусь на пороге, судорожно соображая, а девушка оборачивается. Мы смотрим друг на друга совершенно разными взглядами. Но что-то нас связывает. Исцеление. Собираюсь подойти к девушке, но она шепчет:
– Он исцелится, когда ты исцелишься.
– Прости, что?
– Иди. – Дельфия кивает и неуверенно улыбается: – Он ждет.
Я с интересом изучаю лицо незнакомки. Мне хочется узнать ее получше, но сейчас нужно поскорее найти Мэттью. Я киваю и выхожу из дома.
Куда он мог пойти? В какую сторону? Оглядываюсь и спускаюсь по ступенькам.
– Мэтт? – Сворачиваю на перекрестке направо. На улицах пусто, что неудивительно.
После того что я сделала в церкви, жители города