-Представляю, какие у него тут помои варят, - вздохнул Питер и кивнул: «Спасибо, с большим
удовольствием».
-Обед? - все не отставал комендант.
Питер усмехнулся: «Потом я в Ревеле желудок лечить буду». Он ласково ответил: «Я перекусил на
постоялом дворе, герр комендант».
Питер вынул из кармана редингота сложенную «Wiener Zeitung» - он купил газету в Ревеле.
Вздохнув, мужчина посмотрел на дату.
-Двухнедельной давности, - понял он. «Ничего другого там не было, что же делать?»
-Что пишут о генерале Бонапарте, герр Кроу? - поинтересовался комендант, закуривая.
-Кроме того, что он стал первым Консулом, - Питер пробежал глазами передовицу, - больше
ничего. Герр Джордж Вашингтон умер, в Америке. Генерал Наполеон установил во Франции
десятидневный траур, в знак скорби..., В Париже, по его же приказу, открывается национальный
банк..., Вот еще, - Питер улыбнулся, - опубликовали первое научное описание утконоса…
-Это кто еще? - удивился комендант.
-Посмотрите, вот рисунок, - Питер передал ему газету, - животное из Австралии.
-Господи, - Дитмар перекрестился, - какая дрянь. Еще ночью привидится. Вот и кофе, - привстал он.
Питер, вдохнув запах гари, обреченно принял старую, из потускневшего серебра, помятую чашку.
Майкл остановился у полуоткрытой двери камеры и сжал медальон в кармане сюртука. Он
вспомнил, как отец рассказывал ему о смерти матери. Выдохнув, мужчина шагнул через порог.
Заключенный, что лежал на старой, деревянной койке, повернулся и посмотрел на него. У него
были темные, побитые сединой волосы, и такая же борода. Смуглое лицо было изуродовано
старыми клеймами, на месте вырванных ноздрей Майкл увидел шрамы.
-Ему сорок восемь, - вспомнил Майкл, - папин ровесник.
-Глаза, - подумал Салават, поднимаясь с койки, - ее глаза. Господи, Аллах милостив, может быть,
она жива, может быть, я ее сейчас увижу...
Юноша был невысокий, легкий, со смуглым, красивым, серьезным лицом. «На меня похож, -
понял Салават, - я таким был, когда мы с Мариам встретились».
-Папа, - тихо сказал Майкл, - здравствуй, папа....
Они сидели на койке, и, Салават, выслушав юношу, обняв его, улыбнулся: «Русский у тебя
хороший. Значит, Михаилом она тебя назвала, как брата ее младшего, как отца...»
-Я учил, - Майкл вытер слезы с лица, - с самого детства, папа. Я, хоть маму и не помню, но мой
отец..., - он вдруг замялся. Салават ласково продолжил: «Отец, отец. Как в Коране сказано:
«Клянусь Своим величием, райские сады станут обязательными для того, кто поможет избавиться
от плача Моему рабу, в детстве потерявшему отца и мать», - он вздохнул: «Ты ведь меня не знал,
сыночек. Человек, что тебя воспитал, выучил, вырастил, - он, конечно, отец твой».
-Он и хотел, чтобы я русский знал, - Майкл взял руку отца и прижался к ней щекой. «Он меня сюда
привез. Его Петр Михайлович зовут, если по-русски. А нашел тебя, папа, Федор Петрович
Воронцов-Вельяминов, мамы первый муж.
-Жив, значит, он, - Салават почувствовал тепло в сердце: «Мариам, мама твоя, она его очень
любила, говорила - достойный он человек».
-Он женат, - Майкл все не отпускал смуглую, сильную руку с твердой ладонью, - и тоже - сироту
они с женой растят, и у них свой сын есть...
-А ты? - спросил его отец, усмехаясь. «Тебе двадцать пять, я помню. Внуков-то нет еще у меня?»
Майкл покраснел. Салават серьезно сказал: «Надо, чтобы были. Или не встретил еще ту, что по
душе тебе пришлась?»
Майкл посмотрел в темные глаза отца: «Встретил. Но я не знаю, как...»
-Ты расскажи мне, - ласково попросил Салават. «Может, и посоветую что-нибудь».
Он слушал сына и думал: «Совсем большой мальчик. Инженер, как Мариам первый муж. Аллах,
упокой ее в садах райских, любовь мою, храни ее душу. Дай мне с ней увидеться, как призовешь
меня на суд Божий».
Салават, наконец, коснулся руки сына: «Вот и скажи ей все это. Я в твою мать влюбился сразу, как
увидел ее, там, на Итиле. И на следующий день все сказал. Зачем тянуть? Заживете семьей, внуки
у меня будут…, Правда, я их не увижу, - Салават посмотрел на золотой медальон, что лежал в
ладони сына: «Знаешь, что там написано?»
Майкл кивнул: «Это ты маме перед свадьбой подарил, у магометан так положено. «Ты любовь
моего сердца и моей жизни, да хранит тебя Аллах, Мариам». Я немножко знаю арабский, папа».
Салават погладил его по щеке: «Береги его, медальон, пусть у тебя в семье будет. Видишь, как
получилось, - он обвел рукой камеру, - я здесь и умру...»
-Папа, - Майкл посмотрел на него, - мы ведь можем…,- он выдохнул и закончил: «Увезти тебя
отсюда...»
Салават покачал головой: «Я, милый мой, долго не протяну. А так, - он помедлил, - я закрою глаза,
и вижу перед собой Итиль, горы..., Песни складываю, - он привлек сына к себе: «А ты будь
счастлив, милый мой. И женись на Марье своей, обязательно. Позови мне отца своего, я ему скажу
кое-что».
-Сейчас, папа - кивнул Майкл. Он просто посидел, прижавшись ко все еще сильному плечу отца,
чувствуя его тепло.
Питер вошел в камеру. Человек, стоявший у стены, обернулся. «На Майкла как похож, - подумал
Питер. «Плакал, сразу видно. Майкл сказал, что хочет один побыть, из крепости ушел».
Он протянул руку и на своем неуверенном, с акцентом, русском, сказал: «Здравствуйте, я муж
Марьи, меня Петр Михайлович зовут».
Он ощутил пожатие жесткой ладони. Салават, глядя ему в глаза, вздохнул: «Спасибо вам. Спасибо
за то, что..., - он не закончил. Питер, едва слышно, обернувшись на дверь, проговорил: «Мы ведь
можем...»
-Мальчик мне сказал, - Салават улыбнулся. «Не надо. Пусть все будет по воле Аллаха. Вы берегите
его, пусть женится, пусть дети у него будут..., - у него перехватило горло. Питер, все еще не
выпуская его руки, кивнул: «Буду».
-Да хранит вас Аллах, - Салават посмотрел на него. «Вас, и всю семью вашу. Прощайте, - он
улыбнулся, а потом дверь закрылась. Питер прошел по коридору. Выйдя во двор, он увидел
распахнутые ворота.
Майкл стоял на дороге, вглядываясь в бесконечную, заснеженную равнину. Темные волосы
шевелил легкий ветер. Питер обнял его и вытер слезы с лица сына: «Что ты, мальчик мой, что ты...,
Не надо, я прошу тебя...».
Сын все плакал и, наконец, всхлипнул: «Я просил..., просил его уехать с нами…, Он бы не был мне
обузой, папа..., Если он из-за этого отказался...»
Питер поцеловал мокрую щеку: «Нет, милый, твой отец знал, что никогда не станет тебе обузой -
ты же его сын. И правда, - он взглянул на серые стены, - как он сказал - пусть все будет по воле
Божьей».
-Ты подожди, папа, - Майкл все стоял, уткнув лицо в ладони, - подожди, я сейчас..., Как мне вас
благодарить..., тебя, дядю Теодора..
-Ты же мой сын, - просто ответил Питер. «Я буду с тобой, столько, сколько надо». Он обнял
Майкла, чувствуя, как вздрагивают его плечи. Питер стоял, покачивая его, согревая, защищая от
сырого, стылого ветра зимы.
Майкл увидел остановившуюся карету и, вздохнув, поднял голову: «Пойдем». Они шли,
поддерживая друг друга. Майкл пообещал себе: «Сделаю предложение. Как только мы тележку
закончим, сразу сделаю. И, правда, чего я боюсь? Откажет, так откажет».
Он оглянулся на ворота крепости: «Господи, продли дни жизни моего отца, пусть он встретится с
мамой, там, у престола Твоего».
Карета медленно тронулась. Майкл, отвернувшись к окну, все следил за воротами - пока крепость
не стала удаляться, пока не пошел мокрый снег, и он уже не видел ничего, кроме далеких
очертаний стен, в сумраке раннего вечера.
Часть шестая
Лондон, июнь 1800 года.
На мраморной скамейке в саду особняка Кроу, на Ганновер-сквер, рядом стояло две плетеные
корзинки. Девушка - маленькая, стройная, в простом, светлом, перехваченном под грудью,
муслиновом платье, в соломенной шляпке, украшенной букетиком сирени, наклонилась над
ними. Она благоговейным шепотом сказала: «Какие хорошенькие девочки, тетя Марта! А какая
ваша?».
Марта улыбнулась, завязывая под подбородком темно-зеленые, атласные ленты своей шляпы:
«Та, что слева, видишь, рыжая».
Из-под кружевного чепчика мирно спящей девочки были видны рыженькие кудряшки. Девочка
справа, - темноволосая, - сладко зевнула, и открыла один серо-зеленый глаз. Осмотревшись, она
опять заснула.
-В один день родились, - покачала головой Рэйчел. Она обернулась на толстого, светловолосого
мальчика, в шелковом платьице, что сидел на шали, грызя деревянное кольцо. Рэйчел тихо
спросила у Марты: «А дядя Джон приедет? Мэри ведь уже здесь».
Марта подхватила корзинки:
-Бери его. Мадлен с девочками уже в церкви. А Джон, - женщина пожала плечами, - он же шафер у