специалист, обладавший дипломатической неприкосновенностью, со всем оборудованием, необходимым для современной фотолаборатории.
Затем мы с Мойцишем обсудили некоторые наиболее любопытные черты характера Цицерона, который утверждал, что его отец во время Первой мировой войны жил в Константинополе, оказался замешанным в неприятную ссору, связанную с сестрой Цицерона, и был убит. Потом в одном из его рассказов о себе он сказал, что его отец был застрелен англичанином во время охоты в Албании, и именно это разбудило в нем ненависть к англичанам и мотивировало его действия. Расхождение между этими двумя историями вызвало некоторые сомнения в правдивости Цицерона, но полученные от него документы говорили сами за себя. Он также утверждал, что ни слова не говорит по-английски, хотя позже выяснилось, что это совершенно не так. Я счел это второстепенным, но это все же вызвало у меня значительные трудности при доказательстве достоверности материалов Цицерона Гитлеру и Гиммлеру.
К концу декабря возникли дальнейшие сомнения в его правдивости, а значит, и достоверности документов, так как на одной из фотографий оказались два его пальца. Цицерон всегда утверждал, что он работает в одиночку и делает фотографии без посторонней помощи, так как два года уже занимается фотографированием документов. Изложенная им версия его работы была такова: будучи камердинером посла, он прислуживал ему, когда тот ложился спать. Обычно посол принимал снотворное, и после того, как он крепко засыпал, Цицерон оставался в комнате, чтобы почистить костюм своего хозяина. В этих случаях он мог взять ключ, открыть сейф, а затем, используя яркий свет и «лейку», переданную ему нами, делать фотографии документов. Через полчаса все документы оказывались на своем месте в сейфе, а брюки его хозяина — почищенными и отутюженными. А теперь пальцы Цицерона оказались на фотоснимках!
Я проконсультировался со специалистами-фотографами и техниками своего департамента. Пытаясь воссоздать действия Цицерона, мы пришли к выводу, что он никак не мог держать документ и работать с фотоаппаратом одновременно. Мои эксперты заключили, что этот человек работал не один.
Это лишь доказало лживость Цицерона, но не обязательно означало, что материалы сфальсифицированы. А тем временем с помощью этих документов мы сумели расшифровать часть дипломатического кода англичан. Одним из первых важных кусочков информации, обнаруженных нами в материалах Цицерона, было запланированное вторжение Франции, которое должно было носить кодовое название операция «Оверлорд». Впервые увидев это название в документе, я немедленно связался с генералом Тиле, который сразу же предпринял действия, которые должны были дать нам возможность определить, где и когда кодовое слово «оверлорд» появлялось во вражеских сообщениях на коротких волнах.
Мои специалисты предложили, чтобы Цицерон сделал слепок с ключа от сейфа на специально подготовленном воске, который мы можем ему прислать. Так что ему было отправлено все необходимое вместе с указаниями, как все это использовать, а также специальная коробочка, в которой восковой отпечаток может быть возвращен в Берлин. За поразительно короткое время нам был прислан слепок с ключа, и наш специалист по замкам принялся за работу. Три дня спустя ключ к сейфу британского посла в Анкаре лежал передо мной на столе. Это был шедевр немецкого мастерства.
Цицерон очень обрадовался, когда получил его. Он сказал, что этот ключ отпирает лучше, чем оригинал, и теперь у него появилась возможность выполнять свою работу в большей безопасности в отсутствие посла.
Есть еще один эпизод, связанный с Мойцишем, о котором я хотел бы рассказать. Это произошло в тяжелый период моего тюремного заключения после разгрома Германии. Английский офицер вез меня в машине из Ричмонда неподалеку от Лондона, куда меня привозили на допрос к специальной англо-американской комиссии по кодам и дешифровке. По дороге англичанин спросил меня: «А какого мнения вы были о господине Мойцише?» Я не хотел отвечать на этот вопрос и пожал плечами, после чего тот продолжил: «Он был очень способный, не так ли?» И я снова ответил тем же неопределенным пожатием плеч. Английский офицер продолжил: «Знаете, Мойциш сказал нам, что он на самом деле еврей и что вы заставили его вступить в СС и работать на себя под дулом пистолета». Впервые с того времени, когда я был интернирован, я засмеялся. Мы с Мойцишем всегда работали на самых дружеских условиях.
Помимо черновиков закодированных телеграмм, написанных сэром Хью Нэтчбуллом-Хьюджессеном об отношениях Турции и Великобритании, материалы, принесенные Цицероном, содержали:
1. Отчет о совещании в Каире в ноябре 1943 г. между Рузвельтом, Черчиллем и Чан Кайши. Самым важным результатом этого совещания было обещание Рузвельта возвратить Маньчжурию Китаю после разгрома японцев. Поэтому было удивительно, когда в конце февраля 1945 г. польская агентесса, работавшая на нашу разведку, сообщила о тайном соглашении между Америкой и Россией. В нем Рузвельт, не посоветовавшись с Чан Кайши, согласился передать Трансманьчжурскую железную дорогу и морские гавани Порт-Артур и Дайрен в русскую сферу влияния, чтобы получить от русских обещание объявить войну Японии три месяца спустя. Было трудно убедить наших руководителей, что такая перемена позиции со стороны Соединенных Штатов на самом деле имела место.
2. Отчеты о конференции в Тегеране (28 ноября — 2 декабря 1943 г.) между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным и дискуссиях командующих объединенными силами, состоявшихся там же. Взяв за основу эти отчеты, можно было отчетливо увидеть, что, хотя между союзниками существовали и военные, и политические разногласия, в целом они были преодолены на этой конференции. Наши прогнозы с точностью до 60 % устанавливали, что Черчилль не смог настоять на своем плане открытия второго фронта путем вторжения на Балканы. Очевидно, военные советники Рузвельта сыграли в этом решающую роль. Политическая обстановка на Балканах, возможно, показалась слишком сложной и неопределенной; также такая стратегия больше отвечала бы интересам англичан в Юго-Восточной Европе, а Рузвельт все еще боялся возможного достижения взаимопонимания между русскими и немцами.
Документы, сфотографированные Цицероном, отчетливо показывали, что Турции был дан особый статус. К сожалению, не было никаких указаний относительно Греции. Однако было совершенно очевидно, что по соглашению, достигнутому в Тегеране, Польша, Венгрия, Румыния и Югославия перейдут «под защиту» советской армии. Сталин даже потребовал, чтобы Польша стала российской территорией до линии Керзона и получила часть Восточной Германии в качестве компенсации. Так как разгром становился все более неизбежным, окончательную судьбу Германии можно было легко предсказать.
При чтении этих документов захватывало дух. Наши оценочные комментарии были простые и честные; в их смысле невозможно было ошибиться. Лишь Риббентроп пытался читать между строк и увидел в них, как всегда, непрекращающееся напряжение между Россией и западными союзниками и, разумеется, нашел готовую аудиторию в лице своего высшего начальства.
Гитлер
