Ричарда они утомляли и раздражали, и он почти с облегчением отправлялся к своей королеве, которая всегда встречала его ласковой улыбкой. Король усаживался у ее ног, следил, как она вышивает, а порой приказывал принести лютню и позвать Джоанну де Шампер. Вместе они распевали баллады, Джоанна всячески развлекала короля рассказами и шутками, и Ричард не раз говаривал, что она истинная де Шампер, чей девиз — «Верный всегда рядом». Чего не скажешь о ее суровом брате: когда королю пришло в голову о чем-то расспросить маршала, внезапно выяснилось, что он отсутствует в лагере, так как отправился в поход в горы вместе с Гвидо де Лузиньяном.
Король возмутился, на что Иоанна Сицилийская резонно заметила, что ему не следует считать маршала своим подданным, ибо тот всецело принадлежит ордену, и к тому же долг велит ему поддержать в новой войне короля Иерусалимского, за которого Уильям де Шампер сражался в Святой земле.
Джоанна взглянула на Иоанну с признательностью.
Та во всем ей благоволила — даже предоставила к ее услугам свой кошелек, после того, как подруга ее детских игр призналась, что прибыла на Кипр совершенно без средств. Они вместе проводили немало времени: музицировали, прогуливались, посещали лавки купцов и шили наряды, отдавая особое предпочтение легким тканям, ибо здесь, на Кипре, почти всегда было солнечно и тепло.
Беренгария также не оставалась в стороне. И пусть еще недавно она носила власяницу и одеяния монашеского покроя, но, став королевой, полностью обновила свой гардероб и теперь выглядела столь же великолепно, как сестра и кузина короля. Правда, временами Беренгария пускалась в рассуждения о том, что все эти наряды — суета сует и всем им следовало бы больше думать о спасении души, но подобные речи не находили особого отклика ни у Иоанны Сицилийской, ни у Джоанны.
Тем временем Ричард отправлялся в порт, где шла погрузка на суда каменных валунов, которые должны были послужить снарядами для метательных машин под Акрой. По его приказу также началась заготовка и разделка леса, предназначенного для строительства осадных башен.
Ричард возвращался в замок лишь поздним вечером, запыленный и усталый, а столкнувшись лицом к лицу с Беренгарией, поглядывал на нее с некоторым недоумением. В глазах его без усилий читался вопрос: как это хрупкое существо тут оказалось и что ему, королю, полностью погруженному в ратные заботы, с ним делать? Королева вскоре поняла это и загрустила, а Иоанна даже упрекнула старшего брата, что тот, очевидно, забыл, что у них с супругой — медовый месяц.
— Поверь, Пиона, я не забываю посещать ее величество на ложе и охотно исполняю свой супружеский долг. Но клятва крестоносца сейчас для меня куда важнее. И нечего дуться! Завтра я возьму вас с собой на верховую прогулку, и Беренгария уже не сможет упрекнуть меня в недостатке внимания к ней.
Но когда на следующий день они двинулись верхом вдоль морского побережья, Иоанна сказала, склонившись в седле к Джоанне:
— Похоже, наш Ричард затеял эту поездку не столько ради супруги, сколько для того, чтобы опробовать этого белого жеребца, доставшегося ему от Исаака Комнина в качестве трофея. Великолепное животное, вы не находите, кузина?
Джоанна молча следила за королем.
Жеребец был и в самом деле превосходен: крупный, снежно-белый, с длинной волнистой гривой, пышным хвостом, мускулистой грудью и тонкими, как тростник, пястями. Ричард назвал коня Флейвелом. Сейчас он, пришпорив скакуна, унесся далеко вперед, затем резко натянул поводья, поднял Флейвела на дыбы и развернулся. Алый плащ короля заплескался на ветру, как боевое знамя. Беренгария смотрела на супруга сияющими глазами. Сама она была неважной наездницей, в отличие от своих спутниц.
Для Иоанны же не было большего удовольствия, чем нестись вскачь вдоль края обрыва, или, найдя укромную бухту, поплескаться в мелкой, прогретой солнцем воде. Как правило, она звала с собой и Джоанну. Однажды, когда они остались на берегу одни, а стража поджидала их в отдалении, она заметила:
— Что с вами происходит, милая Джоанна? Вы слишком часто грустите. Это из-за разлуки с супругом?
Джоанна едва сдержалась, чтобы не выразить пренебрежение жестом или словом. При чем тут Обри? Она только рада, что хотя бы на время избавилась от него, а участь мужа ее нисколько не тревожила. Он хитер, корыстен и ловок, такой человек везде найдет свою выгоду и избежит серьезных опасностей. Наверняка он без происшествий прибудет в лагерь под Акрой, но, вполне возможно, и не станет слишком спешить туда, пока дела крестоносцев не пойдут на лад.
Ее беспокоило другое — полное отсутствие вестей от Мартина д'Анэ. Они не виделись с той минуты, когда галера графа Лестера вошла в гавань Лимассола, больше того — она не знала, как и когда Мартин сошел на берег. Позднее капитан Дрого поведал ей, что видел оруженосца Эйрика, который сводил по сходням саврасого жеребца рыцаря-госпитальера. Однако разыскать самого Мартина никак не удавалось, хотя Саннива, тосковавшая без мужа, вместе с Дрого и Бритриком исходили весь город и военный лагерь.
Все было напрасно — рыцарь и его рыжеволосый слуга словно растворились среди многочисленного воинства. На все расспросы им отвечали насмешками. Госпитальер? Откуда тут взяться госпитальеру? Вот тамплиеров хоть отбавляй, а этих — ни единой души.
Годит однажды заметила с упреком:
— Вы, госпожа, еще в Олимпосе так охотно откликнулись на ухаживания вашего племянника-графа, что мессиру Мартину д'Анэ только и оставалось, что безмолвно исчезнуть. И он прав — разве истинный рыцарь мог поступить иначе, не повредив чести дамы? Забудьте о нем! Вокруг вас столько молодых людей, и каждый стремится завладеть вашим вниманием.
Действительно, красавица Джоанна де Ринель, родственница короля Англии, имела большой успех среди окружения Ричарда. Поначалу это ей льстило и забавляло, но с некоторого времени она внезапно заметила, что, даже принимая знаки внимания от других, постоянно ищет глазами в толпе своего госпитальера. О, если бы он мог видеть ее в эти минуты и снова явился бы в ночи под ее окно…
Но Боже, нет, — она хочет большего! Снова обнять его, открыть уста его поцелуям, позволить ласкать себя и самой касаться его нежной кожи, запускать пальцы в его шелковистые волосы, ловить взгляд его глаз, таких же бездонных и синих, как прозрачные воды Средиземного моря… И как бы ни развлекали ее, каким бы постоянным вниманием поклонников ни была она окружена, как бы ни упивалась своим высоким положением, в ее сердце все равно жила тоска.
Где же ты, Мартин? Я жду тебя!..
— Беренгария несколько утомлена, — заметила Иоанна, наблюдая за возвращавшимися вдоль кромки прибоя венценосным братом и его супругой. — И выглядит сникшей. А между тем, кузина, я уверена, что по возвращении наша юная королева, позабыв про усталость, тотчас отправится в часовню и простоит битый час на коленях, не чувствуя ни малейшей усталости. Она очень благочестива, что совсем неплохо, но ее чрезмерный религиозный пыл порой начинает раздражать Ричарда. И это в первые дни после свадьбы!
