хуже ориентируются в окружающем мире. Им не предоставляются медицинская страховка и другие льготы. «Когда я подписывал контракт в шестнадцать лет, то ни хрена не понимал, что происходит», – рассказывает о своем опыте пребывания в бейсбольной академии Дэвид Ортис, ставший теперь звездой «Бостон Ред Сокс». Он смог добиться успеха, но на каждого Дэвида Ортиса приходятся сотни молодых игроков[653], которым так и не удается покинуть остров[654].
Между тем в условиях ожесточенной конкуренции игроки пытаются любыми способами добиться успеха и часто начинают принимать препараты, повышающие силу и выносливость. «Спорт превратился в глобального Голиафа, а спортсмены начали превращать свои тела в наборы химических веществ», – пишет Дейв Зирин. Однако, как отмечает тот же Зирин, использование стероидов началось еще в 1899 году, когда один французский ученый решил делать себе инъекции гормонов животных, чтобы найти способ «увеличить силу и массу тел рабочих, трудящихся на благо промышленной революции». Владельцы и спонсоры команд также поощряли проникновение стероидов в спортивную индустрию, рекламируя своих перекачанных спортсменов и радуясь каждой победе в Хоум-ран-дерби[655], приносившей им огромную прибыль. При этом если бейсболисты отказывались принимать стероиды – что было совершенно разумно, – то сталкивались с недовольством владельцев и спонсоров, считавших, что игроки других клубов все равно не перестанут использовать допинг и потому будут иметь преимущество. Владельцы клубов стали использовать тему стероидов, чтобы расколоть профсоюз игроков Главной лиги бейсбола. Они требовали, чтобы игроки дали согласие на инвазивное тестирование, которое давало им возможность закрывать глаза на использование допинга, когда это отвечало их интересам, и избавляться от слишком дорогих или создающих проблемы игроков, изображая дело таким образом, будто бы те «попались» на использовании допинга в ходе очередного тестирования[656].
Стероиды – не единственная и далеко не самая страшная угроза для спортсменов. В последние годы все чаще стали говорить о том, к каким последствиям для здоровья приводят повторяющиеся травмы головы. Исследования хронической травматической энцефалопатии (ХТЭ) показывают, что такие травмы чаще всего получают игроки в американский футбол и хоккеисты. В New York Times вышла статья о хоккеисте Дереке Бугарде, известном больше драками на хоккейных площадках, нежели заброшенными шайбами, в которой на материале свидетельств его друзей и товарищей по команде подробно описано, как изменился спортсмен незадолго до смерти: «Те, кто ездили к нему в Нью-Йорк, заметили, что провалы в памяти участились. Бугард шутил по этому поводу и говорил, что его слишком часто били по голове. Но их опасения также стало вызывать мрачное настроение и импульсивное поведение хоккеиста. Его прежние добродушие, непринужденность и подкупающее стремление порадовать друзей и близких исчезли без следа». Бугард умер от передозировки в 28 лет на самом пике хоккейной карьеры. Врач, обследовавший его мозг, был шокирован тяжестью повреждений. «Это просто ужас», – сказал он[657].
Далеко не все спортсмены умирают в столь раннем возрасте, но многие сталкиваются с серьезными заболеваниями. Лоррейн Диксон, жена Рикки Диксона, бывшего игрока Национальной футбольной лиги, у которого было диагностировано другое нейродегенеративное заболевание – боковой амиотрофический склероз (БАС), рассказала журналистам о своей повседневной жизни. Диксон отыграл шестнадцать сезонов в НФЛ, а серьезно заболел в возрасте 47 лет – к тому моменту деньги, заработанные на футболе, уже закончились. НФЛ согласилась выплатить Диксону и другим игрокам компенсацию в размере 1 миллиард долларов за травмы головы, полученные в ходе выступления в лиге. Сумма, полученная Диксонами, все равно была недостаточной для того, чтобы Лоррейн могла позволить себе уйти с работы. Ей приходилось выкраивать время, чтобы ухаживать за двумя детьми и мужем, передвигавшимся в инвалидном кресле. Лоррейн не могла уволиться еще и потому, что ей нужна была медицинская страховка, чтобы оплачивать лечение мужа. Диксон вместе с женами других игроков НФЛ создали группу в фейсбуке, где поддерживали друг друга. Женщины вели судебные тяжбы с лигой и с болью в сердце наблюдали, как ухудшается состояние их мужей. «Я смотрю на Рикки, лежащего на больничной койке с трубкой в горле, трубкой в желудке, потерявшего 57 % веса, не способного толком ни говорить, ни двигаться, и думаю о НФЛ. Я прошу Иисуса помочь мне простить их, – пишет Диксон. – Деньги – корень всех зол»[658].
Даже если не брать в расчет возможность получения подобных травм, профессиональный спорт предъявляет невероятно высокие требования к организму спортсмена. Если вы хотите, подобно Меган Дагган, достигнуть вершин в спорте, нужно начинать тренироваться с самого детства. Как отмечает Малкольм Харрис в книге «Дети в наши дни», с самых первых лет жизни детям приходится наращивать свой «человеческий капитал», что особенно заметно на примере юных спортсменов: «Наращивание мышц – это отличная метафора того, как работает человеческий капитал. Спортсмен трудится над своим телом, постепенно накапливая мышечную массу». Получается, что спорт почти с самого начала превращается для юных спортсменов из игры в работу. Детей начинают готовить к будущей спортивной стипендии в колледже и профессиональной карьере задолго до того, как они поступят в университет, получат водительские права и первый раз попробуют пиво[659].
Однако сравнение спорта с игрой и разговоры о его универсальной пользе маскируют тот факт, что молодые спортсмены проделывают огромную работу, – это касается и тех, кто выступает на якобы любительских соревнованиях под эгидой Национальной ассоциации студенческого спорта. Доходы Юго-Восточной конференции, одной из нескольких студенческих лиг, достигли в 2010 году отметки в 1 миллиард долларов. Как объясняет Тейлор Брэнч, «эта сумма складывается из доходов от продажи билетов, концессий, фирменной продукции, лицензионных сборов и так далее. Однако основной доход конференции приносят телевизионные контракты». Десятки миллионов американцев смотрят студенческие спортивные состязания. Крупнейшие футбольные школы приносят университетам десятки миллионов долларов прибыли. В сорока американских штатах самые высокооплачиваемые государственные служащие – это университетские тренеры по футболу. «Настоящая проблема не в том, что студентам неофициально платят и вербуют их в футбольные команды, а в том, что два благородных принципа, которыми NCAA оправдывает свое существование, – принцип „любительства“ и „студенческого спорта“ – всего лишь циничная мистификация, юридическая лазейка, позволяющая университетам эксплуатировать таланты и славу молодых спортсменов», – пишет Брэнч[660].
Защитники студенческого спорта говорят о том, что спортивные занятия – неотъемлемая часть всестороннего образования. Этот аргумент впервые был выдвинут руководителями элитных колледжей в конце XIX – начале XX века. В несколько иной форме его можно обнаружить и в девятой поправке к Закону об образовании, где говорится о том, что все американцы должны иметь равный доступ к занятиям спортом в рамках образовательного процесса. Но, как пишет Брэнч, реальность
