закрывают заводы, фабрики и мастерские. Пишут, что в Чиатурах из двадцати шести предприятий работают только три… И знаете, как заводчики объясняют их закрытие?.. Они заявляют, что у рабочих заработная плата очень велика!
Из толпы послышались возмущенные голоса:
— Подавиться им этой заработной платой!
— До получки еще десять дней, а дома хоть шаром покати!
— Картошки мерзлой пять фунтов — и те на их деньги не купишь!..
Вдруг все разговоры смолкли. Взоры людей, собравшихся на площади, устремились в сторону Андреевской улицы. Оттуда послышался нарастающий гул голосов и крики. На площадь гурьбой выбежали дети, и вслед за тем все потонуло в громовых призывных раскатах «Интернационала»…
— Это железнодорожники и трамвайщики, — послышалось в толпе…
— Забастовали: требуют смены правительства и мира с Арменией…
Песня гремела все увереннее и величественнее. Рабочие трамвайного парка и железнодорожных мастерских быстрым шагом выходили на площадь. Кое-где в рядах виднелись солдатские шинели. Над передними рядами взвилось красное знамя. В тот же момент со стороны Вокзальной улицы послышался топот копыт, и через некоторое время на площадь выехал отряд конных народогвардейцев. Командир отряда осадил лошадь, привстал в стременах и поднял нагайку.
— Разойдись! — рявкнул он.
Рабочие продолжали идти вперед.
— Очистить площадь! — снова истерически крикнул офицер.
Пришпорив коня, он врезался в ряды демонстрантов. Народогвардейцы окружили рабочих, теснили их, избивали нагайками.
— Товарищи, ни шагу назад! Помните: кто отступит, тот трус и изменник! — крикнул, повернувшись к толпе, рабочий в кожаной куртке.
— Бейте их, извергов! — прогремел призыв из рядов демонстрантов. — Долой правительство изменников и палачей народа!
Корнелий узнал в рабочем того самого оратора, который в памятный мартовский день 1917 года говорил на митинге в Нахаловке: «Товарищи, нам предстоят еще тяжелые бои…»
Рабочие кинулись на народогвардейцев и стали стаскивать их с лошадей. Солдаты, находившиеся среди демонстрантов, вскинули винтовки. Люди, заполнившие площадь и соседние улицы, разбирали мостовую. В народогвардейцев полетели камни…
Людское море залило площадь. Над головами взвилось еще несколько красных знамен.
Неизвестно откуда появился стол, на него взобрался рабочий в кожаной куртке. Он возмущался в своей речи войной между Грузией и Арменией, изобличал меньшевиков и дашнаков, разжигающих братоубийственную бойню.
— Да здравствует интернациональный союз трудящихся Закавказья! Да здравствует Октябрь Грузии, Армении и Азербайджана! — прогремели над площадью призывы оратора.
— Да здравствуют мир и дружба между грузинским и армянским народами! — дружно подхватила толпа.
С трех сторон на площадь вышли войска. Очистить ее удалось только к ночи. В городе начались повальные аресты.
4
В конце декабря грузинские войска при поддержке артиллерии, бронепоездов и офицерских пулеметных батальонов перешли в наступление. Армянские войска вынуждены были отходить в глубь страны, открывая наступавшим путь на Александрополь и Эривань. С фронта в Тифлис стали прибывать эшелоны с ранеными. Брату Корнелия, Евгению, приходилось день и ночь работать в госпитале. Уже сотни семей оплакивали убитых. Среди погибших при штурме Шулавер оказался и родственник Дата Микеладзе — Джвебе. Юноша был найден на полотне железной дороги. Пуля пробила ему грудь.
На похороны Джвебе прибыли некоторые члены правительства и общественные деятели. Рядом с военным министром стояли Дата Микеладзе, Эстатэ с семьей и Платон. Пришли журналисты Еремо Годебанидзе и Геннадий Кадагишвили, только что прибывшие с фронта. Выразив соболезнование родителям Джвебе, они со скорбными лицами подошли к гробу и долго не отрываясь смотрели на покойника. Корнелий, стоявший тут же, вспомнил, как однажды Джвебе, утомленный ночным переходом, спал в двуколке под грохот орудий, как его разбудили и он спрашивал сонным голосом: «Что, кончили бой?», как стащили его с двуколки, как он смеялся… В памяти теперь особенно отчетливо встала фигура беспечного Джвебе, и к горлу подступил комок…
Увидев Годебанидзе и Кадагишвили, одетых в военную форму, Эло шепнула Нино:
— Вся наша интеллигенция в армии, скоро Эстатэ и Платон тоже уезжают на фронт, а Корнелий и в ус не дует, для него родина — пустой звук. Запомни: он или трус, или большевик.
Нино не вытерпела и, улучив минуту, подошла к Корнелию:
— А вы почему не на фронте?..
Корнелий смутился.
— Я смерти не боюсь, — сказал он тихо, как бы отвечая на свои сомнения. — Я столько пережил и на фронте, и здесь, в тылу, и даже у себя дома, что уже не в силах ни любить, ни ненавидеть… Если я уйду на фронт, то лишь только для того, чтобы подставить грудь под пулю, успокоиться навсегда, как успокоился несчастный Джвебе.
Слова его достигли цели. Нино вздрогнула.
— Не надо, не говорите так, — промолвила она ласковым, почти умоляющим голосом. — Мы обязательно должны встретиться.
— Где? Когда?..
— Я вам сообщу.
— Буду ждать.
Глубоко взволнованная, ничего не замечая вокруг, Нино снова подошла к Эло. Выйдя на улицу, Корнелий стал ждать выноса тела. Потом медленно побрел за процессией, прислушиваясь к печальным, торжественным звукам шопеновского похоронного марша. Постепенно чувства, бушевавшие в его душе, улеглись. «А все-таки Нино первая сделала шаг к примирению, — подумал он. — Это добрый знак…»
Процессия пришла на кладбище. Гроб опустили у свежевырытой могилы. Годебанидзе снял очки и шапку. Черная, точно вороново крыло, прядь волос упала ему на лоб. Его худая шея была плотно укутана теплым кашне.
Он простер над могилой костлявую руку и с надрывом произнес заученную речь.
— Вот встают из могилы тени наших славных предков-героев, — истерически прозвучали ее заключительные слова. — Я слышу, как они зовут нас на защиту родины. Все — в армию! Все — на фронт!..
Слушая его речь, мало кто отдавал себе отчет в том, во имя чего и кого приносятся новые жертвы, гибнет грузинская и армянская молодежь…
В тот же вечер командующий английскими войсками на Кавказе генерал Томсон сделал грузинскому правительству следующее заявление:
— Союзные державы, равно как и новое российское правительство в Уфе, не признают никаких независимых образований, которые возникли в России, и не будут к ним относиться как к таковым. Задачи их деятельности следующие: восстановление от имени русской власти прежнего наместничества на Кавказе, освобождение Кавказа от большевиков… Английское правительство оккупирует край, местные войска подчиняются английскому командованию.
Для людей, трезво смотревших на деятельность Томсона, ясно было, что грузино-армянскую войну раздували все те же английские дипломаты, английская миссия, английские агенты. Они действовали по старому, излюбленному принципу — натравливали народы друг на друга для господства над ними.
Английские генералы не разбирались в географии и этнографии Закавказья. Если Грузия и Армения упоминались в их декларациях, то Азербайджан вовсе отсутствовал. Он был заменен словом «Баку». И понятно, почему.
— Баку, — говорили английские дельцы, — величайший нефтяной центр мира. Если нефть — королева, то Баку — ее трон!
Захват
