Доѣхалъ я до Міасса сильно уставшій, еле добрался до отведенной мнѣ взъѣзжей избы, и тутъ же свалился на первую попавшуюся скамью безъ памяти... Нѣсколько дней я до этого еще перемогался, пока тифоидальная горячка окончательно не забрала меня въ свои жесткія лапы. Лежалъ я въ сильномъ жару на полатяхъ нѣсколько дней почти въ полномъ забытьи. Вспоминаю лишь, какъ пріятно было мнѣ въ минуты просвѣтлѣнія ощущать на рукѣ ту самую браслетную цѣпочку, которая была дана мнѣ Анютой при разлукѣ на память и на счастье... Я ее подносилъ къ пересохшимъ губамъ и мысленно переносился подъ защиту свѣтлаго милаго облика своей нареченной. Хозяева мои, какъ потомъ мнѣ передавали, сильно растерялись при видѣ такого постояльца. Докторъ жилъ далеко — чуть ли не въ 70 верстахъ.
Помощь мнѣ Господь послалъ совершенно случайную и неожиданную. На другой день послѣ моего заболѣванія, заѣхалъ въ глухой Міассъ нашъ земскій ветеринаръ Николай Михайловичъ Поповъ съ нѣсколькими своими студентами для производства скоту противосибиреязвенныхъ прививокъ. Поповъ оказался для меня добрымъ ангеломъ - хранителемъ и... спасителемъ. Въ его сопровожденіи на пароходѣ доплылъ до своей Самары. При прощаньи милѣйшій Николай Михайловичъ мнѣ своимъ низкимъ баскомъ наставительно сказалъ: — „Ну-съ, Александръ Николаевичъ, скорѣе поправляйтесь, но никому не говорите, что лечилъ Васъ ветеринаръ!”
Вскорѣ предстояла мнѣ новая разлука съ моей еще негласной невѣстой. Ушковы въ началѣ сентября рѣшили всѣ ѣхать въ свое Крымское имѣніе „Форосъ”, куда вслѣдъ за ними и я долженъ былъ послѣдовать, тотчасъ по полученіи мною отпуска. Брать этотъ отпускъ для меня въ то время было дѣломъ нелегкимъ — не столько по формальнымъ основаніямъ, сколько по существу создавшагося положенія вещей. Земская работа, тяжелое состояніе потрясенныхъ горемъ стариковъ, наконецъ, исключительное предстоявшее событіе въ семьѣ моего старшаго брата Димитрія, гдѣ ожидали прибавленія семейства и просили меня быть крестнымъ отцомъ — все это заполняло мою голову, когда я мечталъ о своемъ отъѣздѣ въ Крымъ. Сильно я колебался — на что рѣшиться.
Въ концѣ концовъ, я сталъ на путь, предуказанный моей личной судьбой, закрывъ глаза на всю создавшуюся въ то время для меня исключительно сложную обстановку. Я какъ бы предчувствовалъ, что, если откажусь ѣхать въ Крымъ, гдѣ ожидалъ насъ съ Анютой рѣшительный актъ всей нашей будущей жизни, — я въ личныхъ своихъ переживаніяхъ дойду до непосильнаго нервнаго переутомленія. Я инстинктивно стремился, хотя бы на мигъ,оборвать вокругъ меня сложившееся въ связи съ Буинской кошмарной исторіей, отъ всего, столь меня глубоко гнетущаго, временно отойти и отдохнуть. Я зналъ, что впереди мнѣ предстояла трудная и сложная жизнь — необходимо было набраться силъ и закрѣпить начатое счастье...
Я такъ и поступилъ, написавъ обо всемъ откровенно моему бѣдному отцу и брату Димитрію. Управскіе мои коллеги, понимая мое положеніе, тоже дружески откликнулись и отпустили меня недѣли на двѣ въ Крымъ, къ моей невѣстѣ, о чемъ тогда вся Самара, естественно, догадывалась и говорила.
Что же касается Димитрія, которому Господь, послѣ долголѣтняго брачнаго бездѣтнаго сожительства, послалъ, наконецъ, сына — великую радость — то онъ, видимо, сначала очень сѣтовалъ на меня за мой отъѣздъ отъ крестинъ, но все же записалъ меня крестнымъ*къ своему маленькому, тоже Димитрію, а впослѣдствіи при личномъ свиданіи и вовсе простилъ, увидавъ и всѣмъ сердцемъ полюбивъ мою избранницу...
Попалъ я въ благодатный Крымъ въ самомъ началѣ октября. Стояла великолѣпная погода. Впервые увидавъ Севастополь, о которомъ часто слыхалъ отъ моего отца, участника Крымской кампаніи, я былъ ошеломленъ общимъ его видомъ — портомъ, бухтой, морскими судами, а главное несравненнымъ зрѣлищемъ безбрежнаго синяго моря, его теплымъ дыханьемъ, яркостью красокъ, прозрачнымъ бодрящимъ воздухомъ...
Въ Севастополѣ меня встрѣтилъ Константинъ Капитоновичъ, останавливавшійся постоянно въ гостиницѣ „Марія” Киста. Осмотрѣвъ наскоро городъ, успѣвъ заглянуть въ историческій музей, гдѣ нашелъ фотографическую карточку моего отца въ общемъ числѣ выставленныхъ участниковъ Крымской кампаніи, — мы выѣхали на крупныхъ, сильныхъ лошадяхъ четверикомъ по направленію къ знаменитому имѣнію „Форосъ”, доставшемуся сравнительно недавно Ушковской семьѣ по наслѣдству отъ создателя его — Александра Григорьевича Кузнецова.
Сначала путь лежалъ черезъ всѣ тѣ историческія мѣста, о которыхъ я неоднократно слышалъ отъ отца, когда онъ вспоминалъ въ своихъ* разсказахъ о битвахъ подъ Черной рѣчкой, Альмой и др. На этихъ мѣстахъ всюду виднѣлись скромные памятники. Проѣхавъ живописную Балаклавскую бухту, а за ней гористыя ущелья, мы очутились среди широкаго плодороднѣйшаго плато, сплошь занятаго всевозможными мѣстными культурами — виноградниками, табакомъ, плодовыми деревьями и пр. Это была знаменитая „Байдарская” долина, послѣ которой начался подъемъ среди вѣкового горнаго лѣса. Я сталъ чувствовать нѣкоторое переутомленіе, не столько отъ усталости физической, сколько отъ новизны всего мною за день перевидѣннаго, и досаждалъ своему милому спутнику, забрасывая его вопросами: „Когда же море? Скоро ли Форосъ?”... На это Константинъ Капитоновичъ, только улыбаясь, отмалчивался.
Взъѣхавъ на конечный пунктъ Байдарскаго горнаго перевала, мы остановились около почтовой станцій. Въ отдаленіи высились огромныя, изъ камней выложенныя ворота, въ старо-романскомъ стилѣ, казавшіяся какъ бы самой природой втиснутыми между горнымъ ущельемъ. Константинъ Капитоновичъ, взявъ меня подъ руку, подвелъ къ нимъ, и выйдя изъ-подъ широчайшей ихъ арки къ краю примыкавшей къ нимъ площадки, радостно воскликнулъ: „Ну вотъ, Саша, смотри! Любуйся теперь на море и на Форосъ!”
Кто никогда не взбирался на Байдарскіе ворота и не видалъ той единственной панорамы, сразу же открывавшейся съ нихъ на сверкавшее величественное море, на поражавшую красоту всего горнаго побережья съ красной скалой на первомъ планѣ, увѣнчанной на самомъ краю ея дивнымъ церковнымъ храмомъ православно-византійскаго стиля, — тому невозможно ни описать, ни пересказать всей силы исключительнаго впечатлѣнія, которое захватываетъ всякаго попавшаго впервые на это благословенное мѣсто...
Не помню, сколько времени я простоялъ, совершенно ошеломленный этимъ поразительнымъ по своей красотѣ и неожиданнымъ для меня зрѣлищемъ... Меня отрезвилъ раздавшійся около меня голосъ того же Константина Капитоновича: „Вотъ наше обиталище — Форосское имѣніе и его дворецъ” — показалъ мнѣ рукою внизъ Ушковъ: „Тамъ тебя давно ждутъ!”... Посмотрѣвъ по указанному направленію съ горнаго верха внизъ на извилины морского побережья, я увидалъ на одной изъ нихъ, наиболѣе выдававшейся въ море, рядъ построекъ среди еле замѣтныхъ пересѣкавшихся дорожныхъ линій и парковыхъ распланировокъ. Тамъ меня ждутъ... Это вѣрно! подумалъ я и бодро воскликнулъ: „Такъ ѣдемъ же, Константинъ Капитоновичъ, скорѣй!”
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
