[Скотт достиг полюса 17 января.]
14 января 1912 года
Воскресенье, пришли к складу у горы Дарвин в 2 часа пополудни и устроили привал для ленча{140}. Еды достаточно, и это очень приятно. Вынули из закладки рацион на три с половиной дня, его должно хватить на следующие 57 миль пути, до склада у горы Клаудмейкер. И хватит, если мы будем чувствовать себя так же хорошо, как сейчас. В складе оставили записку капитану — сообщили о нашем благополучном прибытии, пожелали ему счастливого пути. Сахар из склада лежал на солнце и начал таять, мы всё привели в порядок. Настроение сегодня бодрое. Откопали кошки и, не теряя времени, пошли вперёд. Медлить нельзя. Теперь начали быстро спускаться вниз. Вечером вполне тепло, чай и еда не стынут так быстро.
Всё складывается благополучно. Мы рассчитываем быстро спуститься с ледника. Ещё на пути туда мы кое-где с большим трудом взбирались на крутые склоны. После резкого подъёма начинался длинный постепенный спуск длиною в две-три мили.
Мы отметили эту особенность по пути на юг и обменялись тогда впечатлениями, но теперь, беря длинный тягучий подъём, на своей шкуре почувствовали, как это тяжело.
15 января 1912 года
Шли сегодня хорошо. Лёд очень шероховатый, масса трещин, но с кошками на ногах быстро продвигаемся. К вечеру даже не хотелось останавливаться, но решили, что не стоит переутомляться — нам ещё идти и идти.
16 января 1912 года
Сегодня опять хорошо продвинулись вперёд, но ночуем на очень неровном льду, среди валов сжатия. Нам кажется, что мы слегка отклонились от правильного курса, но, по мнению мистера Эванса, мы не могли далеко уйти ни в ту, ни в другую сторону. Крин и я с ним согласны, нас убеждают наземные приметы. Так или иначе, мы надеемся утром выйти из этого завала и к вечеру достигнуть склада у Клаудмейкера.
Только тогда мы почувствуем себя в безопасности, но сейчас, сдаётся мне, погода опять не предвещает ничего хорошего. До сих пор нам везло — не приходилось задерживаться из-за ненастья. Всё гадаем, какая у полюсной партии погода, повезло ли ей? Они, наверное, уже идут к дому{141}. Сейчас можно больше писать, так как здесь намного теплее, чем наверху. Вечером спорили, дошли ли собаки до мыса Хат и где находится докторская партия [партия Аткинсона]{142}. Она, наверное, уже недалеко от базы. Подсчитывали, сколько дней нам ещё до неё идти при такой скорости движения, сейчас. как
17 января 1912 года
Сегодня хлебнули горя, не приведи Господь ещё раз испытать такое. У меня нет слов, чтобы описать, в какие невероятные развалы льда мы попали сегодня и как мы чудом избежали гибели. Этот день мы запомним на всю жизнь. Чем больше мы старались выйти из хаоса, тем хуже запутывались в нём.
Временами казалось, что дальше нет пути, но и отступать некуда. Часами сражались мы с нагромождениями льда, стараясь выйти за их пределы, но всё было как будто против нас.
Я шёл впереди на длинной постромке и пробовал пересекать те хребты льда, через которые, как мы считали, можно переправить сани, не провалившись в бездонные пропасти, а их было так много по обеим сторонам, что мы перестали обращать на них внимание. Часто, очень часто мы видели зияющие провалы таких размеров, что в них легко исчез бы самый большой корабль. И так весь день. Нервы у нас были натянуты до предела, а больше всех был удручён мистер Эванс; он сокрушался, что завёл нас в такую жуть. На самом деле его вины в том нет, никто, спускаясь по леднику, не может знать, что его ждёт впереди, хорошо ещё, что пока мы все живы. К вечеру вышли, кажется, на место поровнее.
До склада не дошли, хотя лагерь поставили безусловно невдалеке от него. Таких дней и врагу не пожелаю.
18 января 1912 года
Выступили в прекрасном настроении — ещё бы, скоро будет склад! — но довольно скоро попали в такую зону сжатия, перед которой бледнеют все вчерашние. Боже мой, что это был за денёк! Я не в силах рассказать, через что мы прошли, кто поверит, что после этого можно остаться в живых! Будь у нас фотоаппарат, мы бы сделали несколько потрясающих снимков.
Весь день шли на голодном пайке — ведь мы уже запаздывали на полтора дня, когда выбрались из завала. «Выбрались» — потому что сейчас я пишу, сидя недалеко от склада.
Мне удалось сберечь горстку галет и каплю чаю для бодрости — так и дотянули до цели; пришли в 11 часов вечера, после одного из самых трудных дней в моей жизни. Вовек не забуду 17 и 18 января 1912 года. Вечером мистер Эванс жалуется на глаза. Что-то ждёт нас впереди!
19 января 1912 года
Привели склад в порядок, перепаковались — и снова в путь. Теперь наша цель— Нижний ледниковый склад. У мистера Эванса плохо с глазами, но тем не менее мы сразу бодро пошли вперёд. Я взял сегодня несколько камней — такая возможность представилась впервые, хочу рассмотреть их как следует и увезти с собой. Странное дело: мне показалось, что к кускам породы, взятым мной, уже прикасались чьи-то руки. Возможно, кого-то из докторской партии, но тогда где следы от их саней? Впрочем, это можно объяснить — кругом голубой лёд, на котором не остаётся колеи. Пройдя немного, поднялись на знакомый хребет — его проходили по дороге на юг — и миновали место, где, наверное, докторская партия праздновала Рождество. Вскоре вышли на рыхлый снег и остановились на ленч. Мистер Эванс совсем не может смотреть, мы с Крином сами выбираем путь. Я иду впереди и сообщаю мистеру Эвансу приметы окружающих гор, по которым ориентируюсь. Но нам ещё долго идти по хребту. После ленча шли мало; поверхность очень плохая, глаза у мистера Эванса болят, мы решили, что не вредно и отдохнуть. Вчера вечером оставили записку капитану Скотту, но ничего не сообщили о наших трудностях у Клаудмейкера. Лучше расскажем при встрече.
20 января 1912 года
С утра нечем было особенно похвастаться, но, убедившись, что снег очень рыхлый, мы перешли на лыжи. Мистеру
Эвансу совсем худо, мы поставили его на лыжи и привязали к упряжи — так он всё же помогает перетаскивать сани через перевалы. Дело в том, что, помня о многочисленных валах, омрачавших нащ путь к полюсу, мы готовились их встретить.
Но вот странно — так и не встретили. Более того, поверхность, хотя и очень рыхлая, была лучшей за всё время похода.
Как мы на неё попали, так повезли сани без передышки.
Ледяные валы, которые мы ожидали, остались, кажется, слева, западнее нас. Хотя мистер Эванс совсем ослеп и ничего не видит, мы хорошо продвинулись вперёд и сделали не меньше 20 миль — по нашим расчётам. Сегодня прошли мимо лагеря доктора и одно время шли по его следу, но в конце концов потеряли его. Вечером поставили лагерь в полной уверенности, что, если погода продержится и завтра, мы к вечеру будем у склада.
21 января 1912 года
Воскресенье. Стартовали в обычное время, снова на лыжах, погода по-прежнему благоприятная. Глаза у мистера Эванса ещё болят, но дело идёт на поправку. Хоть бы он уж выздоровел окончательно! Вскоре после выхода я взял тот курс, каким мы шли на юг, и спросил мистера Эванса, стоит ли по мере возможности держаться его и впредь. Это избавило его от необходимости давать мне указания, и, кроме того, таким образом мы разошлись с трещинами, а среди них были и очень опасные: над двумя, где по пути туда наши сани опрокинулись, теперь обрушились снежные мосты. Расстояние от Клаудмейкера до склада осилили за три дня. Очень горды своими успехами.
Мистер Эванс чувствует себя сегодня значительно лучше, старина Том, бросая снег на палатку, развлекает нас пением.
Мы уложили склад и оставили капитану Скотту обычную записку с пожеланиями скорого возвращения. Завтра надеемся увидеть Барьер, спуститься на него и навеки проститься с ледником Бирдмора. Ни один из нас не жалеет, что пришлось, так выложиться. Всё это во славу науки, как говорит Крин.
Пришли к складу в 6.45 вечера.
22 января 1912 года
Начали утром хорошо, глаза у мистера Эванса в порядке, так что настроение повеселее. Вскоре после выхода обогнули угол, образуемый скалами-столбами бухты Гранит, материком и горой Хоп, поднялись на склон между горой и материком и нашим глазам открылся Барьер. При виде его Крин издал вопль, который мог бы поднять из снежных могил наших пони. Конец Бирдмору! При спуске на Барьер сани вёз один человек. Уже через милю нашли склад с кониной, где были припрятаны сани. Взяли немного конины, поменяли сани, как было условлено, приделали к ним бамбуковый шест в качестве мачты — на неё при благоприятном ветре можно будет нацепить парус, и пошли чесать по Барьеру. Нам предстоит пройти до мыса Хат 360 географических миль. Ещё у входа в палатку мистер Эванс пожаловался мне на неприятное ощущение в ногах — под коленками словно одеревенело. Что бы это могло значить, спросил я, но он не знал. Решили, что, если не пройдёт, я осмотрю его, нет ли где иных симптомов цинги. Мне рассказывали, да я и сам наблюдал, что она даёт о себе знать болью и опухолью под коленями и вокруг щиколоток, шатающимися зубами, язвами на дёснах. Осмотрев дёсны мистера Эванса, я убедился, что он на грани заболевания. Поделился этой грустной новостью с Крином, но он, по-моему, не придал ей значения. Ну да ладно, время покажет. Боюсь, впереди нас ждут большие неприятности, но будем надеяться на лучшее.
