6 февраля 1912 года
Погода такая же ясная, но солнце греет слишком сильно, мы совсем запарились, но не жалуемся — привыкли к резким переменам погоды. Вскоре пора будет высматривать впереди землю — должна показаться гора Дисковери или гора Эребус; до мыса Хат 155 миль, сделали 13,5 мили, это вполне хороший результат — ведь мистер Эванс идёт после привала очень медленно — пока ноги не разойдутся; он сильно страдает, но молча, ни слова жалобы, а между тем спит мало. Мы тоже ждём не дождёмся, когда придём на склад Одной тонны — перемена питания необходима и нам. Пеммикана слишком много, особенно при тёплой погоде.
7 февраля 1912 года
Очень хорошая погода, но идти трудно. Скоро, наверное, покажется земля. День был прямо приятный, сделали 12 миль.
Нашему больному не лучше, но он не жалуется. Влезает и вылезает из палатки только с нашей помощью; мы советовались, как быть дальше, но он хочет во что бы то ни стало идти своими ногами; пока что он это может, но мы видим — долго он не пройдёт, ведь ему трудно даже стоять. Он и сейчас держится только благодаря тому, что он кремень, а не человек, но всё равно настанет момент, когда он не сможет больше идти, и тогда придётся везти его на санях.
8 февраля 1912 года
День очень благоприятный, погода хорошая, после ленча поднялся свежий ветер и мы поставили парус. Если и завтра будет такой день, мы придём к складу Одной тонны. Мистер Эванс сегодня потерял порядочно крови, положение становится очень серьёзным. Я вынужден помогать ему почти во всём.
9 февраля 1912 года
Прекрасная погода, очень тепло. Пришли на склад в половине шестого вечера, до отвала наелись овсяной каши. Новая пища в рационе — дар Божий! Взяли провианта на девять дней — при нынешних наших темпах мы рассчитываем за это время дойти до мыса Хат. Взять больше не можем — ведь сани мы теперь везём вдвоём, — хотя надо бы, это последняя закладка на нашем пути; ничего хорошего нам не светит, старшой с каждым днём слабеет. Он почти не может двигаться, а до мыса Хат ещё 120 миль.
10 февраля 1912 года
Сделали хороший переход при плохой видимости. Вечером, уже в лагере, я с грустью увидел, что мистер Эванс совсем расхворался. С цингой шутки плохи. Мы сделаем всё для того, чтобы довезти его живым; несмотря на то что он так болен, он не теряет присутствия духа — а это очень важно — и старается всячески нам помогать. Одна надежда: может, новая пища пойдёт ему на пользу. Счастье наше, что, слава Всевышнему, Крин и я чувствуем себя как нельзя лучше.
11 февраля 1912 года
Поставили гурий и рядом запрятали все лишние вещи — у нас двоих нет сил тащить весь груз, а мистер Эванс, если идёт своими ногами, то уже хорошо. Весь день пасмурно, к вечеру поднялась пурга; так что мы рано встали на ночлег. Прошли 11 миль. До базы ещё примерно 99 миль.
12 февраля 1912 года
Из-за плохой погоды не решались выйти раньше 10 часов: когда мистера Эванса поставили на лыжи, он хоть и медленно, но пошёл. Он вышел из лагеря раньше нас, хотя мы этого не хотели, но что поделаешь, ведь, конечно, всё равно в конце концов придётся его везти. Два или три раза он терял сознание, но после глотка бренди приходил в себя и шёл дальше; всё это очень тяжело, особенно в такой мороз; как бы он не обморозился. Продвигаемся крайне медленно, видимости никакой, земля показывается редко.
13 февраля 1912 года
Быстро собрались, но продвигались медленно; мистер Эванс совсем не может идти; посоветовались и пришли к выводу, что лучше посадить его на сани, иначе ему не дотянуть до базы; остановились, натянули палатку и решили бросить здесь всё, кроме самого необходимого; сейчас мы везём только спальники, походную кухню, оставшееся у нас небольшое количество пищи и керосин. Груза немного, но везти сани с мистером Эвансом всё равно тяжело; он говорит, что теперь ему удобно. Сегодня утром мистер Эванс просил нас его оставить, но такого у нас и в мыслях нет. Мы будем с ним до конца — каким бы этот конец ни был, — так что теперь командуем мы. Он во всём слушается нас, и мы надеемся благополучно довезти его до места. Сегодня утром, перед тем как запрятать вещи, я переодел носки и при этом сильно отморозил ногу, надо было немедленно восстановить кровообращение. Мистер Эванс, совсем больной, предложил мне поставить ногу ему на живот. Я сначала не хотел рисковать — ведь он так слаб, но он настоял на своём, и благодаря его заботам кровообращение восстановилось; никогда не забуду, как добр он был ко мне в самый критический час нашего путешествия. Хотя, наверное, и каждый из нас себя бы не пожалел, а товарищу в любой беде помог. В такое время и в таком месте остаётся полагаться лишь на силы небесные. Теперь мы сначала укладываемся, а только потом снимаем палатку — наш старшой настолько слаб, что не держится на ногах, его надо до выхода подготовить к дороге. Затем подтягиваем сани к его спальнику, вместе с ним взваливаем на сани и привязываем. При рыхлом снеге и плохой видимости это сложная процедура, довольно мучительная для мистера Эванса, хотя мы изо всех сил стараемся не причинять ему боли; он не жалуется, слышно только, как он скрипит зубами.
14 февраля 1912 года
Как и накануне, вышли своевременно, после обычной подготовки; вещей мало, паковаться нетрудно, но нужно некоторое время, чтобы снарядить в путь нашего больного; поверхность очень плохая, продвигаемся медленно, но решили идти дольше и пройти намеченное расстояние, если только выдержим.
15 февраля 1912 года
Вышли утром в хорошую погоду, но вскоре нахмурилось и мы замедлили ход. То и дело смотрели на компас, так как не было ветра, который помогает держаться заданного курса. Вскоре, однако, выглянуло солнце, поднялся ветер, мы поставили парус и благодаря ему сделали хороший переход.
16 февраля 1912 года
Весь день напролёт было очень трудно тащить сани, света мало, но зато мы имели удовольствие увидеть скалу Касл и холм
Обсервейшн. Мы раскрыли спальный мешок мистера Эванса, чтобы он тоже мог ими полюбоваться. Рацион уменьшили наполовину, так как до мыса Хат не меньше четырёх дней пути, да и то если всё сложится благоприятно.
17 февраля 1912 года
Сегодня опять пасмурно; вскоре после старта нам померещилась палатка каюров [две собачьи упряжки, идущие навстречу полюсной партии]; обрадовались, вознадеялись на встречу с партией{145}; но вблизи оказалось, что это всего-навсего обломок старого ящика из-под галет, оставленный вместо ориентира на месте прежнего лагеря. Вот как обманчиво здесь всё выглядит! Чем сильнее мы надеялись, тем горше разочарование. Иногда на горизонте показывалась земля, а в один из моментов прояснения мы увидели вдалеке моторные сани. О, какая это была радость! Снова раскрыли мистера Эванса, чтобы он посмотрел на мотор, а три часа спустя рядом с ним поставили лагерь. Теперь до мыса Хат немногим более 30 миль.
Увидеть бы нам приближающихся собак, но они, наверное, в тумане прошли мимо, не заметив нас. Мистеру Эвансу с каждым днём всё хуже, он так слаб, что по ночам мы боимся спать из страха, как бы чего не случилось. Если температура сильно понизится, сможем ли мы уберечь его от холода?
Около мотора нашли немного галет — и ничего больше, но и они важное подспорье. Весь день везли сани с большой натугой.
Здорово устали. Прежней энергии нет и в помине, но надо собраться с силами и идти вперёд.
18 февраля 1912 года
Утром начали поднимать мистера Эванса, но он беспомощно повис у нас на руках и потерял сознание. Крин перепугался и чуть не заплакал, но я сказал ему, что чем устраивать сцены, лучше взять себя в руки и оказать больному помощь. Он, наверное, подумал, что мистер Эванс уже умер, но мы привели его в сознание. На это ушла последняя капля бренди. Немного погодя положили его на сани и, как обычно, двинулись вперёд, но скольжение было плохое, больше мили в час мы не могли сделать и сочли, что лучше остановиться и натянуть палатку. Поделились с мистером Эвансом своими планами: Крин пешком идёт на мыс Хат, пользуясь тем, что день прекрасный, и возвращается по возможности с подмогой. Так мы договорились между собой.
Сначала я предложил, что пойду я, а Крин останется, но Том сказал, что лучше пойти ему, мне же остаться с больным и ухаживать за ним, и я согласился — так действительно лучше; поэтому мы первым делом начали обсуждать проблему питания. Провизии у нас на один день да ещё немного галет, взятых около мотосаней, и керосина. Крину дали столько провизии, сколько, по его мнению, ему нужно было на дорогу в 30 географических миль — немного шоколада и галет. Уговаривали его взять воду, но он побоялся лишнего веса.
