— Меняем дисклокацию. Объявляйте сбор.
Сам ловко вскочил на коня, поехал к лечебнице.
— Господин доктор. Мы уходим, Вы едите с нами. Ваши услуги нам нужны.
— Рад служить Империи.
— Прекрасно. Кстати, где Вы научились говорить по-японски?
— Изучал язык в университете.
— Вам час на сборы. Поторопитесь, док…
Как только офицер уехал, доктор посетил санитара Поликарпа и его жену. Затем поспешил домой, где, притаившись сидели Роксана с ребенком и служанка-китаянка.
— Быстро собери мои вещи — приказал он — я уезжаю.
— Куда? — испугалась Роксана.
— Японцы уходят из деревни, меня забирают с собой. Им нужен врач.
— А как же мы? Что нам делать?
— О вас позаботятся Поликарп и Галина, я хорошо им заплатил. Как только появится возможность, я вернусь. Твое дело ждать. Береги сына — это главное. Поняла?
— Да, поняла.
Доктор взял на руки Стефана, а Роксана кинулась собирать чемодан, китаянка суетилась, помогала ей. За окном раздавался звук трубы, означающий сигнал сборов. Японский отряд построился. К лечебнице приехала подвода, раненых солдат усадили в нее, туда же закинули ящик с медикаментами.
— Ну все, жена. Давай прощаться.
Доктор оставил на губах Роксаны следы страстного поцелуя, потом резко отстранил ее, взглянул строго на китаянку.
— Служи своей хозяйке, Айлинь. Поняла?
— Да, господин.
Она поклонилась. Доктор, прихватив свой серый плащ, взял чемодан и быстро вышел прочь. Его конь, был запряжен в тарантас. Санитар Поликарп украдкой перекрестил отъезжающего доктора. Офицер подал команду, конный отряд поскакал за ним. Пешие солдаты ровными рядами пошагали по улице, подняв клубы пыли.
Сельские жители наблюдали за этой процессией из окон, выйти на улицу боялись.
В доме Русаковых, у гроба Феклы сидели Акулина и Любава, закутанные в черные платки.
— Одни мы теперь с тобой, Любка, ты да я. Жить у нас будешь, Остап не против. Нельзя тебе в доме одной оставаться. Опасно.
В избу вошел Остап, перекрестился. Сообщил:
— Ушли супостаты из деревни. Слава Богу… Прощайтесь с матерью, мы с мужиками на погост ее понесем. А вам там делать нече. Вдруг кто из япошек остался, идите огородами в нашу хату, там ждите.
Любава горько зарыдала, Акулина ее обняла. Пришли Назар, Сила и Микола, подхватили гроб, на погост понесли, там поджидала свежевырытая могила. Акулина и Любава в хату Маркеров ушли крадучись, там поставили на стол скудную закуску. Оксана и Ганна присоединились, принесли горилки. Мужчины вернутся, нужно помянуть Феклу.
— Надо было Тимоху послушать и в партизаны пойти, чтобы с оружием деревню защищать — сказал Сила.
— Плетью обуха не перешибешь. Что партизаны? Кучка крестьян. А у японцев — армия — возразил Назар.
— Если все так говорить будут, то кто же их прогонит? — не сдавался Сила.
— Молодой ты, Сила, глупый.
— И ничего он не глупый, правильно гутарит — подержал друга Микола…
Любава поселилась в доме Маркеров, помогала Акулине по хозяйству, Ганна береглась, тяжелой работой не утруждалась. Хозяйство заметно поредело, не стало поросят, количество курей уменьшилось, японцы увели со двора лошадь, много продуктов увезли… Но пережив потрясение, деревенская жизнь входила в свое привычное русло, крестьяне, перекинув через плечо косы отправились на покос, женщины шли за ними с граблями и вилами.
Домик, где жила Роксана чисто прибран. В садике под окнами цветочки расцвели, двор чисто подметен, а дальше огородик небольшой, где зелень посажена, и картошка растет, иначе чем питаться зимой? Вот и хозяин уехал, надолго ли? А вдруг навсегда, не вернется, война ведь вокруг бушует. Страшно стало Роксане. Мужа она боялась, стеснялась. А вот нет его, и что? Крестьяне по недоброму глядят — муж ее японцам продался, судачат. Защиты нет, за ним она, как за стеной жила, что скажет, то и делай. А сейчас с ребенком на руках, да со служанкой-китаянкой осталась. Роксана подумала: «А почему это Айлинь не уйдет на ту сторону реки, к своим родным… Наверно, она там не нужна, если ее за долги богачу отдали, а тот девчонку доктору подарил». Роксана неопытная, пугливая. Детство ее хорошим было, бабушка и мать ее баловали, хорошо одевали, в школу сельскую она ходила, чтобы грамотной быть. Отца родного она не помнила, он давно умер, а мать вторично замуж вышла. Отчим добрый мужик, хозяйственный, заботливый, не обижал жену, Роксану дочкой называл, игрушки из дерева выпиливал: лошадок, слоников, собачек… Но, как говорится, добрых-то и Богу надо. Заболел и умер отчим. Вот с тех пор и пошла молва, что все женщины их рода — черные вдовы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Роксана вздохнула горько, вспомнив родное село. «Вот бы умчаться туда, вернуться в дом родной к бабушке и маме». Да далеко тот дом находится. На повозке ехать до города, а там на страшном гудящем, стучащем и дымящем железном поезде, и опять на подводе. А там и село ее красивое среди лесов раскинулось на берегу извилистой реки.
Закряхтел, запищал маленький Стефан, проснулся, проголодался. Роксана, грудь освободила, взяла ребенка на руки, и он, довольный ухватился за сосок, наелся, и решил пошутить — покусать материнскую грудь своими маленькими острыми зубками.
— Ах, ты проказник… больно.
Он заулыбался, демонстрируя два нижних зубика, прищурился хитро. Смуглая кожа, черные волосики, темные глазки. На Германа похож.
Служанка Айлин похлебку варила и потихоньку напевала протяжную песенку, кто бы знал о чем.
Дверь распахнулась, и Галина вошла в дом, произнесла строго:
— Вы чего на крючок не запираетесь? Злой сейчас народ, мало ли кого занесет!
Китаянка захлопала глазенками.
— Чего моргаешь, Линь китайская? Трудно на крюк закрыться, ась? Ты чего делаешь?
Так много вопросов враз Айлинь осознать не могла, и потому ответила на последний:
— Еда.
— Ну-ну, еда — это хорошо. Вари свою хрень. Потом в огород иди, картошку прополоть надо.
Айлинь головой закивала послушно, а Галина обратилась к Роксане:
— Я бельишко ваше возьму, на реке постираю.
— Да я сама могу, не трудно — попыталась поспорить Роксана.
— Нет уж, сиди дома с дитём, а то застудишься еще. Ты нам здоровая нужна… Эх, жизнь наша.
Галина собрала грязное белье в корзину, мыло в нее закинула и на речку поспешила. Служанка, поклонилась хозяйке.
— Еда готов. Огород пойду?
— Да, иди Айлинь в огород — кивнула головой Роксана, она чувствовала себя неловко: Галина и китаянка на нее работают, а она, как барыня сидит.
Она закрыла дверь на крюк, права Галина, не любят деревенские жену доктора, чужая, непонятная…
Стефан поиграл, да и спать захотел. Только уложила его Роксана в люльку, как в дверь постучали. «Может, Галина с реки вернулась. Нет, не тот стук, не условный»
— Кто там? — спросила тихо.
— Это я, Силантий — раздался голос из-за двери.
Роксана чуть слышно ахнула. Силантий ей во снах являлся с того дня, как впервые его увидела, в окно она за ним наблюдала, когда он с пашни возвращается. А тут он к ней пришел, зачем? Если муж узнает… Нельзя открывать… но хочется. Сердце затрепыхалось, как у зайца.
— Я тетку Галину шукаю (ищу) — произнес нежданный гость.
Рука сама собой к крюку потянулась, Роксана отворила дверь, и только тут сообразила, что даже платок на голову не накинула, смутилась жутко. Силантий на пороге стоял, поздно было за платком метаться.
— Здравствуй — он жадным взглядом окинул ее фигуру, черные косы, смущенное лицо.
— Здравствуйте, Силантий. Вам Галина нужна?
Он растерялся, забыл зачем ему тетка Галина, ведь к нему на Вы редко кто обращался. Он стоял перед Роксаной и молчал, хотелось слышать ее голос, видеть ее. Роксана вскинула на него взор своих зеленых глаз, и он понял, что молчание затянулось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Дядька Поликарп казал она до вас ушла…
— Галина на реке стирает, Вы туда за ней идите.
— Да, я пойду…
Ей хотелось его остановить, а ему не хотелось уходить.
