только он проговорил,
Как рёв пространство огласил, и все кинулись
Из грота. О сколько ж гневного народа привезли большие лодки!
И сколько грубостей, угроз, надрывая свои глотки,
Люд на гномов произнёс!
В лодке ж мать была одна, не считая
С ней гребцов. Но став лоцманом челна, видя
Девочку в раздумье, двух здоровых молодцов непрерывно
Подгоняла. И звенел там в общем шуме крик тревожный её «Тала».
Великой радостью полна была душа её сегодня. Коль разлучница
Да сводня судьба была себе верна. Так за бедою чёрной в след,
Сменив свой гнев на милость, дарила матери просвет,
В котором счастье притаилось.
А Тала глядя на народ, не усомнившись
В том ни разу, узнала в нём свой древний род, как и мать
Признала сразу. И чуя отзвуки любви, (должно быть зов то был крови). Тянула ручки уже к ней, носясь по берегу, вопя: «О, забери
Меня скорей! Я здесь! Я здесь, твоя дитя!»
Но оборвался общий крик.
Пёс, когда б в один лишь миг за скалой,
Таясь от гнома, превратился точно в клона. И не могла
Понять жена, почему в момент тревог«муж», как юная луна, улыбаться
Еще мог? Но вдруг набросился «Гарал » и стал Крету щекотать.
И вдруг второй Гарал напал, а на него напала «мать».
На берегу бородачи, устроив потасовку, в песке
Барахтаясь, ругались и, хохоча,
Все отбивались.
Но проклял маг свою уловку
И корил себя за дело, за взятый облик, с бородой.
Когда б «Крета» прохрипела: «Слезь с меня, сынок я твой.» И духа
Верная слуга, заминкой пользуясь не зря, к воде сбежала
От царя, и зелье вынула рука.
И подняла флакон ужасный Крета
Гордо над собою. И хриплый голос её, властный
Всем убраться приказал. Но кто из них знаком с бедою? И лодки вновь Заторопились. Коль час возмездия настал, был приговор людей
Суров. Но Гай с отцом за головы схватились,
Увидя в том конец веков.
И упиваясь своей властью,
Наперекор свобод и счастью и своему на
Горе роду. Крета бросила на камень ужас сей с размаху
В воду. В тот же миг, мерцая пламень, стал на глади расползаться. А затем
В гнилую кровь на глазах стал обращаться, умножаясь вновь и вновь. И люди Больше не качались на волнах прежде озорных. Но все сбежать теперь Пытались, предвидя в жиже смерть для них. Но мрака жуткое
Творенье продолжало продвиженье.
Вдруг вопль издала, видя
Тала, как без чувства мать упала.
Да не в лодку, а в кровище, да как тянет
Её днище. И обезумев мать спасать, в сей гиблый
Смрад полез ребенок. Причём пришлось ей пострадать, упав
На каменный осколок. Но до крови разбив колени,
Не колеблясь, без сомнений в гнили рвалась
Лишь вперёд. Не заметив, что плывёт
В абсолютно чистом море.
Вот так и встретились они
У счастье редкого в фаворе. И сил не стало
У родни. И откинув ложный стыд, обе плакали навзрыд,
Когда б и слуги вторить стали. И их подняли руки
Нежно, и лодки к берегу поспешно
Наконец-таки пристали.
XXV
Когда ж разнёсся слух
Молвой, вернулся в море вновь покой.
И обитатели глубин все ликовали, как один. На глади
Прыгали дельфины, в восторге радостно кричали. Киты среды той
Исполины фонтанов брызгами стучали. Кишела живностью
Поверхность, на сколько видно было глазу. Но поутихла
Вдруг их резвость, когда б прислушались к указу.
И послал им мысли маг:
«Очистим воды от злодея! Пора убрать на
Дне бардак. Коль из-за зелья чародея чуть не расстались
С жизнью мы! Да будет грозной ваша месть! Тащить на суд холуя тьмы Теперь у вас забота есть. Искать отступника кругом, велю я даже по намёку Движенья к тёмному истоку. Уж разберусь я с ним потом! А за жизнь,
Своё спасенье благодарите не везенье. «новорождённое дитя»
Зовётся Талой. И прошу, запомнить имя это, я.
Какое в сердце я ношу.»
Но молча с брега наблюдали
За таинственным кошмаром, когда б к своим
Взывал бы царь. И вновь погибели все ждали, лишь видя
В них со злобным нравом проголодавшуюся тварь. Сменялись сцены
Для людей одна ужаснее другой. Сначала жуть гнилых кровей, затем Бесчисленной толпой их зверь морской пугает. И видя трепет
Их сердец, царь настойчиво внушает, всем
Убраться наконец.
И пустынным стало море, как-будто
То был просто сон. И про источник вспомнив горя,
Врагам отвесить на прощанье, народ решил «большой поклон», за
Их «душевное» старанье. Но казни воры ждать не стали, и в суматохе все Сбежали. Лишь тишь в пещере их встречала. Но вскоре очи видят мрак, Когда бы гневом дверь сломало. Да только люд, как не старался,
Не смог пролезть в него никак. И был завален тот проход.
И, как же зло слуга ругался, ни с чем
Покинув тёмный грот.
А Тала села на колени,
Обнявшись с мамочкой своей. О, сколько раз
Живя в мученье, желалось счастье это ей! И в ручку взяв
Свой медальон она тихо прошептала: «Согревал
Мне душу он, целовала его Тала.»
герцогиня
–То рода древнего печать
На меди вензель продавила. Ведь дабы мне тебя
Признать, пометить всё же я решила свою возлюбленную
Детку. Ну, что ещё мне оставалось? Как не надеть
На шейку метку? Ощутив безумный страх,
Угрозы слыша невидимки.
Тала
–Отчего же не пыталась нас семья найти в морях?
Устроив дома лишь поминки?
Гай
–Коль позволите сесть рядом?
Удивлю я вас докладом. От искателей, их зовов
Заколдован остров гномов. Будут рядом находиться, но узреть
Не смогут землю. И пришлось бы возвратиться, или влезли б в ту же
«Петлю». И рабами стали б здесь, как и те, кого теряли.
Уж лучше, как оно и есть. Уж лучше,
Если б не искали.
Тала
– Откуда знаешь это, Гай? Мама, с другом познакомься!
Заберём его давай.
Гай
– Но сначала разберёмся,
Вспомни, детка, как спасала ты дельфина
От костлявой. Когда б смерть его сжимала своей хваткою
Не слабой. И за ту к бедняге жалость предпочёл я в благодарность,
Сделать благо для тебя, отыскав родных людей. И сбылась
Мечта твоя! Ну, кто есть мамочки родней?
Тала
– Секрет я свой уж позабыла. И тайну эту никому
И по сей день я не открыла. Откуда знаешь, почему?
Гай
–Но я и был им, тем глупцом,
Кого спасла, рискуя ты.
