– Ну папа-а… – протянул Лерыч и осёкся. Детская привычка канючить всегда пробивается у него, когда дело доходит до таких интересностей. Дядя Валик сердито вскинул брови:
– Я не понял, Лерыч! – строго сказал он, – это что за нытьё? Тебя что, развлекать обязаны?
– Всё, не буду, – сразу серьёзно ответил Лерыч.
Обед уже давно закончился, и археологи снова взялись за работу. Мы пошли вместе сними, они – работать, а мы – смотреть. Каждый из них снова устроился на своём участке работы и снова принялся за прерванное дело. Кто-то, лопатой, осторожно, снимая землю тонкой стружкой, подбирался к пласту культурного слоя. Кто-то, видимо, более опытный, кисточкой или щёткой расчищал грунт в разрытых местах. Так разрабатывался каждый квадратный метр раскопа. После каждого взмаха щётки мы ожидали увидеть блеск старинного металла, или кость давно умершего живого существа. Но, к нашему разочарованию, земля, под действием шанцевых инструментов, просто превращалась в рыхлую труху, горсть за горстью. Мы с Лерычем всё надеялись, что вот немедленно станем свидетелями отличной находки, но как бы не так. Не даром Садиков сказал, что 99% работы в раскопе приходится на простое перекладывание сотен килограммов и тонн грунта. Один из студентов, с помощью одноколёсной тачки, раз за разом, вывозил в сторону и высыпал землю – результат долгой работы всех остальных археологов. Работа шла, но всё только на те самые 99% – никакие находки нам на глаза не попадались.
Потом мы побывали в рабочей палатке старшего научного сотрудника Вячеслава Белокунова. Здесь он собирал разбитые горшки с помощью компьютера, цифровой фотокамеры и нескольких измерительных инструментов. Программа, установленная на его ноутбуке, обрабатывала цифровое изображение каждого горшечного обломка и подбирала черепки друг к другу. Из тысяч найденных фрагментов иногда несколько подходили друг к другу, и тогда их складывали в одну коробку, что бы потом склеить в реставрационной мастерской.
Мы выходили из палатки Белокунова, когда мимо проходил Садиков и сказал:
– Ну, что, Славик нахвастался вам своей гончарной мастерской? Это ведь его идея – горшки собирать. А мысль ведь верная – в пределах одного объекта остаются все части одного сосуда. Вот теперь копают, собирают все черепки, и записывают в компьютер. Глядишь – вылезет красивая амфора. Иностранные музеи купят обязательно.
– Андрей Данилыч, – обратился я, – а мы тоже можем поискать черепки?
– Что, желаете поработать на раскопках? А как же море, пляж, отдых?
– Желаем, желаем! – быстро встрял Лерыч, – А на море можно иногда сходить поколбаситься.
Лерыч в тайне надеялся на то же самое, на что и я – на великое археологическое открытие. Одно дело дурачиться на пляже – друг друга в песок закапывать – дурацкая забава отдыхающих, явившихся из глубины континента, и другое дело – серьёзно рыться в земле, и потом оставить свой след в музеях мира. Чем не отдых? Тут уж будет, о чём вспомнить. В школьном сочинении на тему летних каникул у Лерыча будет не детский отчёт: «в этом году я уже доплыл до буйков», а взрослое сообщение: откапывал, де, древнюю жизнь, бок о бок с серьёзными учёными. Можно будет в тему приплести философскую мысль, вроде: «без прошлого нет будущего». Но даже без перспектив школьного сочинения, Лерыча колбасило от возможности так увлекательно провести время. Я заметил, что дядя Валик очень доволен нашим желанием. Идею трудотерапии по отношению к сыну он носит в себе всегда. Полагает, что расслабляться отпрыску вредно, и разгульный отдых считает вредным и разлагающим. Дядя Валик сторонник ленинской мысли о том, что отдых это смена деятельности. Но у Лерыча, по его мнению, отдых прочно мыслится с дуракавалянием и дармовыми забавами. А тут наследник вдруг сам изъявляет желание потрудиться ниже уровня грунта. Дядя Валик хитро улыбнулся в усы и спросил:
– А как же, на Казантип, что ли не поедем уже?
– Поедем, конечно, папа! Ведь через неделю уже начинается. Но поедем только на один день. Туда и… переночуем, и, обратно.
– Ну, хорошо, Лерыч. Валяй! На Казантип уже человеком появишься.
Звуки скребков и сапёрных лопат вдруг нарушил какофонический мотоциклетный стрекот. Он появился издалека, и, по мере приближения, всё больше выдавал собой двигатель «Запорожца». Наконец, волоча за собой шлейф пыли, появился маленький вездеход «Волынь» с крымскими номерами – вторая машина экспедиции. На ней приехали четыре молодых археолога, отдыхавших в «Азовской волне» предыдущие два дня. С собой они привезли десяток огромных, ярко-полосатых арбузов, и пятидесятилитровую пластиковую бочку пресной воды. С ними, так же, была пачка последних газет и журналов. По распоряжению Садикова, нас отвезли на «Волыни» обратно на базу. Там мы должны будем сдать домик Ниф-Нифа, чтобы не платить за него деньги в сумме «как за железобетонный дот», – по выражению дяди Валика. А на следующий день мы своим ходом снова прибудем в лагерь Садикова. Свободная палатка найдётся.
Глава 4
~ уходим в степь ~ сейчас мы вам что-нибудь найдём! ~ фронт работы – 2 на 2 м. ~ гильзы и патроны – ух ты! ~ как определить возраст находки – сверхстарая мидия ~ подведение итогов за день ~ как пробраться в курган? ~
Утром мы разбудили коменданта и сдали ему ключи. Он принял их с надменно-обиженным видом, говорящим: «ну и ладно!», но пожелал нам счастливого пути.
Нагрузив на себя все свои вещи, мы отправились в лагерь Садикова той же дорогой. Попутной машины нам опять не досталось; Солнце своими острыми лучами уже жгло нас в затылки, когда мы добрались до Садикова. Оценив наш путь, мы нашли, что к морю можно бегать каждый день, затрачивая около часу на путь в одну сторону. Садиков сразу нам сказал, что нашу работу он по времени не лимитирует, и мы можем пропадать на море сколько захотим. Однако мы небыли намерены «пропадать» – уж коль скоро нам тут выделяют палатку, нам бы следовало хоть что-то и копать. И мы с Лерычем, ещё не измотанные рытьём на жаре, и не избавленные от болезненного энтузиазма, намеревались копать не «хоть что-то», а весьма много и основательно. Мы были железно уверены, что археологи Садикова ещё ничего не нашли особенного, потому что мы с Лерычем ещё здесь не копались. Ведь им, бедным, всего то двоих человек и не хватало! В том, что мы отроем что-то более существенное, чем черепки от горшков, мы не сомневались. Эта уверенность исходила не от жизненного опыта (копаясь в детстве в песочнице, мы ничего, кроме кошачьих отходов, не находили), эта уверенность была следствием глубокой веры в нашу судьбу. Никогда в жизни мы раньше этим не занимались, а тут вдруг довелось – не может быть, что бы это прошло просто так даром!
Но сначала нам выдали резервную палатку, упакованную в мешок, и нам пришлось самим её ставить на отведённом месте, на что ушло около часа – этим мы тоже раньше не занимались. Дядя Валик владел таким навыком, но предоставил во всём разобраться нам с Лерычем.
Затем нам дали, на двоих, сапёрную лопату и проволочную щётку. Садиков отвёл для нас квадрат №56, размером 2 на 2 метра, как у всех. К нам присоединился дядя Валик, с большой штыковой лопатой, чтобы помочь в самой тяжёлой работе – снять верхний грунт с дёрном. Культурный слой достанется персонально нам с Лерычем, чтобы пожинать там лавры любых находок. Его уровень, ориентировочно, прочерчен зубилом на стенке шурфа. Так просто культурный слой трудно отличить от вышележащего грунта, только кое-где он просматривается тонкой прослойкой векового навоза или золы. На нашем участке ничего такого не видно, а до прочерченной метки не очень глубоко – чуть более полуметра. Получается, нам надо снять где-то два кубометра верхнего, «некультурного», слоя. Дядя Валик, не особо торопясь, принялся снимать верхний слой с дёрном, а я осторожно рыл сапёрной лопатой грунт сбоку, из шурфа. Лерыч, следом за мной, прочищал срез почвы щёткой, на случай, если там вдруг что-то окажется. До обеда дядя Валик снял весь верхний грунт, вместе с дёрном, жёстким, как та же щётка у Лерыча, а мы до сих пор ещё ничего не нашли. Конечно, в верхнем слое, кроме камешков, нам ожидать больше нечего. Вот доберёмся до культурного!.. И перевернём всю экспедицию! Ведь это же мы копаем, а не кто нибудь!
– Ну, как тебе, Лерыч, не умаялся? – подзуживал дядя Валик.
– Колбасит! – весело отвечал Лерыч.
Но отрицать было нельзя – пот с нас катился ручьями, и к нему прилипала земляная пыль. Глядя на нас, дядя Валик смеялся, и называл нас «ископаемые».
Вот уже по-честному захотелось на обед. Мы с Лерычем уже успели два раза поменяться лопатой и щёткой, и на этот раз была снова моя очередь орудовать лопатой. Я срезал жёсткий грунт, как приловчился, «стружкой», и из-под лопаты посыпались чёрные гильзы и патроны.
