Елизавета слушала соблазнителей молча. Она продолжала быть осторожной и не брала на себя никаких обещаний.
Когда гвардия собралась в поход против шведов, Елизавета приказала каждому солдату выдать по пять рублей. Деньги вышли большие, она одолжила жалованье у своих придворных, продала драгоценности — в такие дни надо быть щедрою. Но деньги были нужны и на дальнейшее, и потому Елизавета попросила их у Шетарди. Маркиз сочувствовал, однако денег крупных не имел, разрешения французского двора тоже и передал цесаревне только две тысячи червонных. За эту сумму посол требовал от нее решительных поступков.
— Действия моих приверженцев, — снова отвечала Елизавета, — будут безуспешными до тех пор, пока со стороны шведов не будет исполнено все, что обещано. Где герцог Голштинский? Он дома, а не при шведской армии. Где манифест о том, что шведы идут помогать потомству Петра Великого?
— Я могу успокоить наше высочество, — сказал Шетарди, — вот манифест шведского главнокомандующего графа Левенгаупта.
Елизавета схватила бумагу, поданную ей французом.
В манифесте Левенгаупт с похвалой отзывался о русской нации и писал, что его армия вступила в пределы России затем, чтобы исправить несчастья, причиненные Швеции не Россией, нет, а ее иноземными министрами. От этих министров несносное иго испытывают и русские люди — сколько из них потеряли собственность, свободу и жизнь! А ныне шведский король хочет избавить достохвальную русскую нацию от тирании бесчеловечных чужеземцев и предоставить ей возможность избрать новое правительство, которое всем даст право пользоваться спасительной безопасностью и хранить со шведами доброе соседство. Поэтому русские должны соединяться со шведской армией, вместе идти против Анны Леопольдовны и ожидать от шведского короля всякой себе помощи и обороны.
Елизавета Петровна обрадовалась манифесту. Она желала царствовать, но мысль о перевороте ее страшила. Рядом не было человека, который, подобно Миниху, мог бы взять на себя арест правительства и передачу власти новой владетельнице, сама же она в таких делах опыта не имела.
Встанет ли войско на защиту детей Петра I, пойдет ли под знамена Голштинского герцога?
Министры Анны Леопольдовны приказали: где оный манифест объявится — его изымать и сдавать в Кабинет. За Елизаветой Петровной повели слежку — дружба ее с французским послом была подозрительна.
Серьезность положения ощутила даже ленивая и беспечная Анна Леопольдовна: в письме Линара, полученном ею 22 ноября, подробно сообщалось об интригах Шетарди и Лестока. Линар, любовник правительницы, слишком крепко связал с ней свою судьбу, чтобы можно было пренебрегать его опасениями.
Во время придворного вечера 23 ноября Анна Леопольдовна подошла к Елизавете, сидевшей за карточным столом.
— Я прошу вас уделить мне несколько минут, — сказала она, — надеюсь, что ваши партнеры извинят нас.
Правительница ласково улыбалась, глядя на Елизавету, и та поняла, что разговор будет политическим и трудным.
Анна Леопольдовна прошла длинный ряд покоев. Елизавета следовала за нею, соображая: что может быть известно и не проболтался ли доктор Лесток?
— Вот здесь мы можем поговорить, — наконец сказала Анна Леопольдовна, садясь в кресло и показывая рукой на другое. — Я слышу о вас много дурного. Зачем вы секретничаете с маркизом Шетарди? Он враг русского двора, обманщик, интриган, вы не должны встречаться с ним. Я буду просить короля отозвать его из Петербурга.
«Нет, она не знает», — подумала Елизавета и, потупив глаза, ответила, что ей неудобно отказывать в приеме дипломату могущественной державы. Можно сказать, что ее нет дома, раз, другой, но вчера, например, Шетарди подоспел, когда она выходила из саней, и тут отговорки не помогли бы.
— Я знаю только то, — раздраженно сказала Анна Леопольдовна, — что вы должны прекратить эти свидания.
— Тогда сделайте это вы, — возразила Елизавета. — Вы правительница, прикажите Шетарди не ездить ко мне более, он не посмеет ослушаться.
— Шетарди станет жаловаться, выйдет огласка, я не хочу, — сказала Анна Леопольдовна. — Да и не в нем вовсе дело. Мне говорят, что вы всему виною. Ваше высочество имеет корреспонденцию с неприятельскою армиею, ваш доктор Лесток ездит к французскому посланнику и с ним совещается. Мне советуют немедленно арестовать Лестока и заставить его повиниться. Если он окажется замешан в интригу и его задержат, надеюсь, вы не рассердитесь?
— Я с неприятелем отечества моего никаких альянсов не имею, — ответила Елизавета, чувствуя, что надо любыми заверениями убедить собеседницу. — А если доктор мой ездил до французского посланника, то я его спрошу, и как он объявит, о том вам донесу. Сама же я, — тут она всхлипнула, — и в мыслях никогда не имела что-либо злоумышлять, перед богом клянусь. Ведь я присягу принимала и нарушать не буду, знаю, что бог за это накажет. Всё мои враги, зла мне желающие… Наговаривают на сироту несчастную…
Елизавета рыдала, из-под кружевного платочка уголком глаз посматривая на правительницу. Анна Леопольдовна тоже заплакала.
— Я не верю… Мне говорят… беречь престол… Все обманывают…
Она обняла Елизавету, и слезы их смешались.
— Ну, полно, — наконец сказала правительница, — нас ждут в зале.
Дамы напудрились, повертелись перед зеркалом и вышли к обществу.
Елизавете не удалось скрыть взволнованный вид. Она сослалась на нездоровье, извинилась перед партнерами и поспешила уехать на свой Смольный двор.
— Доктора ко мне, — приказала Елизавета, едва скинув шубу.
Хирург цесаревны Лесток был старым ее знакомым и поверенным. Лесток приехал в Россию еще при Петре I, как врач, при нем же и сослан был в Казань по жалобе одного придворного служителя, за то, что обрюхатил дочку его. Екатерина I возвратила Лестока из ссылки и назначила ко двору цесаревны Елизаветы.
Был он человек легкий, даже чересчур, необычайно общительный, везде заводил дружбу, знал все, что делалось в городе, в каждой придворной семье, и умел рассказать весело, не стесняясь на выдумки. Верность его, кажется, испытана. Когда фельдмаршал Миних арестовал Бирона и правительницей стала Анна Леопольдовна, Миних предложил ему наблюдать за Елизаветой Петровной и доносить. Лесток отказался шпионить. Многие же соглашались.
Лесток вел переговоры с французским посланником от имени Елизаветы, толковал с гвардейцами, собирал сведения для цесаревны… Если начнут искать, все откроется разом.
«Елизавету могут отправить в монастырь, не больше, — рассуждал Лесток, — это особа царствующего дома. Шетарди охраняет дипломатическая неприкосновенность. Найдут, что нежелателен он, — отошлют во Францию, и дело с концом. А меня ведь на дыбу, ноздри рвать, да и в Сибирь, а то и четвертуют… Какой вельможа был Волынский — не пощадили».
Явившись ночью по вызову Елизаветы, Лесток твердо знал, что спасение его в смелых действиях и жизнь зависит от государственного переворота. Он выслушал сбивчивый рассказ Елизаветы и понял, что нынче же распорядятся арестом подозрительных лиц.
— Шведы нам не помогут, — горячо говорил он Елизавете, — манифест никто не читал. Да и прочтя — кто из русских ему поверит? Надо начинать самим и не мешкать, иначе будет поздно.
Елизавета молчала, покусывая полные губы.
Лесток вынул из рукава кафтана две игральные карты.
— Смотрите, принцесса, вот ваше будущее, если вы не сможете решиться, — сказал он.
На пиковой двойке бойким пером было набросано несколько фигур, стоявших вокруг коленопреклоненной женщины.
— Это монастырь. Вам обрежут вашу роскошную косу, вы станете монахиней, если раньше не снимут голову.
Елизавета вздрогнула. Она понимала, как легко это могло бы случиться.
Лесток показал другую карту — двойку червонную. Тут изображалась толпа народа, трон, плыли облака, солнце бросало длинные лучи.
— Ваша победа, — сказал Лесток. — Вы императрица, вам присягают счастливые подданные.
Он взмахнул рукой, и карты исчезли.
— За дело, принцесса! Молитесь — и бог пошлет вам решимость.
Лесток схватил руку Елизаветы, поднес ее к губам, отпустил — рука бессильно упала — и выбежал из покоя цесаревны.
2
Елизавета не спала ночь. Она молилась и плакала. К утру забылась в дреме и проснулась далеко за полдень.
В спальню вошел камердинер Василий Иванович Чулков.
— Матушка Елизавета Петровна, вставайте, — сказал он громким шепотом, — господа офицеры дожидаются.
Цесаревна велела подать одеваться, прогнала парикмахера и уже через час вышла в смежную комнату. Там ее ждали Алексей Разумовский, Воронцов, Лесток и неизвестный царевне смуглый преображенский сержант. Они окружили Елизавету.
