Меж тем мама стала вести себя тише, даже ничего не сказала, когда сестра принесла домой коробки и собрала вещи, очистив свою половину комнаты. Просто длинными летними сумерками сидела на заднем крыльце дома и курила, уставившись прямо перед собой. Мы никогда не говорили о Корином отъезде, но с каждым днем перемены чувствовались все сильнее, пока, наконец, мне не стало казаться, что я словно наяву вижу, как сестра вырывается на свободу и отдаляется с каждой минутой. Иногда я вскакивала ночью и, бросив взгляд на спящую сестру, ощущала облегчение, но всего лишь на миг, так как понимала, что вскоре она уедет навсегда.
В тот день я проснулась с больным горлом. Было субботнее утро, и я помогла Коре стащить вниз коробки и пару чемоданов. Мама не выходила из кухни, молчала и непрерывно курила, не желая смотреть, как мы выносим сестрины пожитки и грузим их в багажник «фольксвагена-джетты», принадлежащего девушке по имени Лесли, которую я видела в первый и последний раз.
— Отлично, — произнесла Кора, захлопнув дверцу автомобиля. — Вроде все уложили.
Я бросила взгляд в окно дома, увидела, что мама ходит из кухни в кладовку и обратно. «Неужели она так и отпустит Кору, даже не попрощавшись?» — подумала я. Время шло, родительница не подходила ни к двери, ни к нам, а потом и вовсе пропала из виду.
Кора стояла, засунув руки в карманы, и смотрела на дом, наверное, тоже чего-то ждала. Потом опустила руки и вздохнула.
— Я на секунду, — сказала она Лесли, та кивнула.
Сестра медленно пошла к дому.
Внутри она пробыла недолго — минуту, может, две — и вышла с неизменившимся выражением лица.
— Позвоню сегодня вечером, — пообещала она, затем шагнула ко мне и крепко обняла.
Помню, я смотрела вслед увозящей ее машине и думала, как сильно саднит горло и что наверняка я заболею. Но все обошлось. Утром я была совершенно здорова.
Кора сдержала обещание и позвонила вечером, а потом в следующую субботу — узнать, как у меня дела. Рассказывала о том, что у нее все хорошо, ей нравится соседка по комнате и занятия в университете, и оба раза из трубки доносились приглушенные голоса и музыка. Мне хотелось закричать, что я скучаю без нее и что после ее отъезда мама стала больше пить, но мы обходили эту тему, даже когда жили вместе, и вряд ли сумели бы обсудить ее по телефону.
Сестра никогда не просила позвать маму, а та не брала трубку, когда звонила Кора. Словно их отношения были не чем иным, как деловым соглашением, и закончились, стоило истечь сроку контракта. По крайней мере, я так думала, пока через несколько недель мы не переехали и сестра не перестала звонить совсем. Только тогда я поняла, что в контракте где-то было и мое имя, напечатанное мелким шрифтом.
Я долго не могла простить себе, что Кора прекратила с нами общаться. Ведь если бы я сказала, как мне без нее плохо, она бы нас не бросила. Потом думала, что она не знает наш новый номер телефона. Но стоило мне заговорить об этом с мамой, как та вздыхала и качала головой.
— У нее теперь своя жизнь, и мы ей не нужны, — объясняла она, ероша мои волосы. — Мы остались вдвоем, малышка, только ты и я.
Сейчас, когда я вспоминаю те дни, мне кажется, что на самом деле трудно потерять связь с человеком, который никуда не уезжал из штата и живет в соседнем городе. Мы могли бы приехать к Коре в университет и найти ее в общежитии. Но тогда все выглядело так, словно Кора не желает иметь с нами ничего общего, и мы решили, что обойдемся без нее. Конечно, это никогда не обговаривалось вслух, как и наш с Корой союз несколько лет назад. Просто так вышло.
Собственно, я даже не особенно удивилась. Сестра выбрала момент, перемахнула через стену и сбежала. Мы обе только об этом и мечтали. Именно поэтому в глубине души я прекрасно понимала, почему она не хочет возвратиться хотя бы на день. К чему рисковать?
Тем не менее все эти годы, когда мы с мамой переезжали с места на место, я часто думала о Коре. Лежала по ночам без сна и пыталась представить сестру в комнате студенческого общежития. Нас разделяло всего сорок с лишним километров и целая вселенная. Я спрашивала себя: счастлива ли Кора и как это — жить в совершенно другом мире? И еще — думает ли она обо мне хоть изредка?
Глава 3
— Добро пожаловать, Руби. Присоединяйся к нам, вон там есть место.
Учительница, хрупкая блондинка, которая выглядела так, словно недавно окончила колледж, показала на свободный стул в конце длинного стола, и я направилась туда, чувствуя на себе взгляды остальных учеников.
Судя по моему новому расписанию, я попала на урок практической словесности с мисс Коньерс. В школе Джексона все учебные курсы носили простые названия: английский язык, геометрия, мировая история. Ученики, которые не принадлежали к ограниченному числу «золотых деток», чей путь в пафосную «Лигу плюща»[2] был предопределен заранее, выбирали предметы с незначительной и почти равнодушной помощью одного из трех консультантов. Здесь же мистер Тэкрей битый час сверялся с моим табелем успеваемости, зачитывал пространные описания учебных курсов из толстого каталога и расспрашивал меня о моих интересах и целях. Может, хотел удружить Джеми, который вложил в школу немало средств, но что-то я сомневалась. В этой школе все было по-другому.
Я села за стол и дважды перечитала свое расписание, разбитое на аккуратные группы: введение в математический анализ, мировая культура, рисование живых и неживых форм, решив, что этого времени хватит, чтобы одноклассники разглядели меня и занялись чем-нибудь еще. Расчет оказался верным: когда через пару минут я подняла голову и стала слушать учительницу, почти все смотрели на нее.
— Как вы знаете, — говорила она, подойдя к столу, который стоял перед большой доской, и сев на него, — до конца учебного года мы должны выполнить несколько заданий. Каждый ученик сделает доклад по одному роману на свой выбор, а еще мы прочитаем кое-какие мемуары и подготовим несколько устных проектов.
Я почувствовала себя свободнее и огляделась. Кабинет литературы оказался довольно просторным, с тремя большими окнами, которые выходили на школьный двор, новенькими компьютерами у дальней стены и тремя рядами столов вместо обычных парт. Учеников было немного, человек двенадцать-четырнадцать. Слева от меня сидела девушка с длинными светлыми волосами, закрученными в элегантный узел, из которого торчал карандаш. Хорошенькая, в стиле «девочка из группы поддержки/президент студенческого общества/будущий ядерный физик», она держалась идеально прямо; перед ней стоял стаканчик из кофейни «Джамп-Джава». Соседа или соседку справа я не видела — мешал большущий рюкзак с дюжиной болтающихся на нем брелоков.
Мисс Коньерс спрыгнула со стола, обошла его и выдвинула ящик. В джинсах, простой рубашке в тоненькую полоску и красных сабо она выглядела лет на двадцать, и я решила, что ей наверняка трудно справляться с классом. Впрочем, судя по всему, группа была довольно спокойной. Даже накачанные парни за последним столом — кто-то сидел, сгорбившись, а кто-то откинулся на спинку стула — казались скорее сонными, чем шумными.
— Итак, сегодня вы начнете готовить свои устные проекты, — сказала мисс Коньерс, закрыв ящик. — Собственно, это будет не столько доклад, сколько подборка определений.
Учительница шагнула в проход между рядами, и я увидела, что она держит небольшую пластиковую коробку и протягивает ее плотной девушке с волосами, стянутыми в конский хвост. Та сунула руку внутрь и вытащила клочок бумаги, где было что-то написано. Мисс Коньерс велела прочитать надпись вслух, и девица прищурилась.
— Совет, — произнесла она.
— Совет, — повторила учительница, переходя к следующему ученику — парню в очках. — Что такое «совет»?
Какое-то время все молчали, а она продолжала раздавать листочки с надписями. Наконец блондинка слева от меня решилась.
— Мудрые слова, сказанные другими людьми.
— Хорошо, Хизер, — похвалила учительница, предлагая коробку худенькой девушке в свитере с высоким воротом. — Другие определения будут?
Никто не ответил. Почти все в классе получили по бумажке и теперь негромко обсуждали задание. Затем юноша на последнем ряду тихо сказал:
— То, чего меньше всего ждешь от некоторых.
— Неплохо, — одобрила мисс Коньерс. Она встала рядом со мной и улыбнулась. Когда я полезла за листочком, вытащила первый попавшийся. Я не стала его разворачивать, а мисс Коньерс перешла к большому рюкзаку и тому, кто за ним скрывался. — Еще?
— Мы его просим, если не можем принять решение самостоятельно, — добавила девушка, которая вытащила бумажку со словом «совет».
— Верно, — согласилась мисс Коньерс, подходя к мальчикам за последним столом. Один из них, с взлохмаченными волосами, сидел, положив голову на учебники, и, похоже, дремал. Учительница легонько толкнула его, он подскочил от неожиданности, завертел головой и перестал, только когда мисс Коньерс предложила ему коробку с листочками. — Например, какой совет я могла бы дать Джейку?
