родственных браков помене было. Плещеев выставил от себя пять девок и пять парней, да Миловидов столько же. Сперва выставили ново-поселковых девиц супротив Миловидовских парней. глаза всем завязали и велели пару наощупь выбирать. Потом наоборот – Миловидовских девок скрестили с Плещеевскими. Делили пары по парням.
Опосля венчания увёз Миловидов новые пять семей к себе в поместье. Говорил потом, что удачно всё получилось, токмо одна чокнутая потом в реку бросалась, но и ту пымали, откачали да на конюшне выпороли, шоб не блажила боле. Но та всё одно с ума сбрендила, так и ходит до сей поры улыбаючись. Зато рожат бесперебойно кажный год. И дети все удачные. Миловидов их у дурочки-то сразу отбират да кому-нить из местных перепоручат воспитывать – та-то таперь ни к чему не сручна стала. А так боле никто спорить не стал.
Офигеть… Вот тебе и царский указ, вот тебе и выполнение законов!
– А, вот ышшо вспомянулчаво! Раз барын тут аукциён устраивал. Ох, вот веселье-то было! Назвал он, значица, в гости к себе в тот день множество разных вельмож, графьёв да дворян из городу. А продавать он вздумал девку одну, Веселину. Ух, и красивая же она была, да справная! Не девка – яблочко наливное. Поговаривали, что сам барын к яё рожденню руку приложил, — батюшка смущённо закашлялся в этом месте. – Вроде как она яму незаконнорожденной дочерью приходилось. Но мы об том знать точно не могём. А так-то числилась Веселина дочерью кухарки барына. И вот он яё на аукциён и выставил. Много жалающих съехалось, очень горячие споры были. Победил граф Велемирский, увёз Веселину, даже обеда ждать не стал, так яму не терпелось с ей побаловаться, – закончил батюшка с историей и одновременно с куропаткой.
– И чем эта затея закончилась? – я просто кожей почувствовал, что тут не конец.
– Ну, чем-чем… Я-то откуль знать могу? – пожал плечами Никодим. – Слыхал, однако, что Веселину потом Велемирский перепродал дворянину Пахомову, через год она попала к Баратынскому, а опосля он же, Баратынский, ея на кухню определил – как и мать, Веселина стала прислугой. А робёночка-то сдали куды-то, в какую-то богадельню. Али, може, в семью каку подбросили. Неизвестно то.
После этих рассказов я твёрдо решил отыскать этого подлеца Плещеева и… не на дуэль его, конечно, вызывать, а под суд отдать! Да, на каторгу за все эти издевательства! Вот подлец-то, ведь даже дочь родную не пожалел! Превратил её в… как у них тут говорят? В субретку, вот! И внуком не интересовался, жив ли, нет ли. Вот вам и голубая кровь, вот вам и высшее общество, так сказать, сливки!
После завтрака мы вышли на крыльцо. Народ, устав уже ждать, разделился на группы и присел кучками по кустам, прячась от палящего солнца. При виде нас все повскакивали и начали истово креститься, кланяясь чуть ли в пояс. Батюшка благосклонно воспринял такое подобострастие.
Я вызвал Прасковью с Василием. Батюшка, достав икону, благословил их, что-то пропев на непонятном языке, потом сделал в книге запись. По сути, я больше не планировал никого венчать, но тут вперёд выдвинулись ещё три пары молодых девчат и парней. Видимо, и они намеривались заодно решить свои семейные проблемы, чтобы лишний раз не тревожить священнослужителя. Батюшка, испросив взглядом моего разрешения, повенчал и их.
Народ стал потихоньку расходиться по домам. И тут я заметил около берёзки, стоящей чуть поодаль, понурую фигуру мужика, за портками которого прятались трое мальчишек. С трудом я признал в нём вчерашнего знакомого, к которому я заходил «в гости», хромого пьяницу Егоршу. Мужик был абсолютно трезв, одет в чистое, с расчёсанной бородой.
Он тяжело вздохнул и уже собрался было тоже уходить, поскольку предназначенную ему невесту уже выдали замуж за другого. Но тут вдруг, как чёрт из табакерки, выскочила моя Манька. Красный сарафан на ней был расшит крупными жёлтыми петухами и курочками, стоящими повернутыми друг к другу, почти соприкасаясь клювами. Видимо, этот орнамент символизировал семейные отношения.
Манька подскочила к Егорше и встала за его спиной так, что половина Маньки выступала из-за мужика. Дети в испуге брызнули во все стороны.
— Ваше сиятельство, а я? Вы ж вчарась обещали меня за Егоршу взамуж отдать? Забыли али как? — рявкнула бабёнка зычно.
Надо же, я даже не предполагал, что у неё такой громкий голос прорежется. И она, похоже, на самом деле сильно хочет стать супругой этого хромого пьяницы? Удивительно, но факт!
Батюшка вопросительно посмотрел на меня — я пожал плечами, а потом кивнул. Обвенчали и эту пару. Она была на сегодня последней.
Доказательство невинности Лизаветы
После обеда проводили батюшку, и я приступил к реализации своей задумки. Позвал уже знакомого мне Прошку. Он, хоть и «умел цирюльничьему делу», мужик был неслабый. Когда рассказывал о своих близких во время бритья, допускал некоторые оговорки: то про починку табурета заикнётся, то про ремонт сарая, в котором держали кур. Из этого я сделал вывод, что «ничто мужицкое ему не чуждо».
Я быстро объяснил ему, как должна выглядеть деревянная форма — Прошка оказался мужиком понятливым. На дворе тут же стали мастерить, благо садовник приволок ящик с инструментами. Да и доски нашлись в сараюшке.
Боковушки сделали выдвижными, чтобы было проще вытаскивать кирпичи, а сверху выпилили крышку-поршень, для сдавливания массы. Наделали таким макаром штук пятнадцать форм. Я тоже вполне так себе потрудился — Прошка даже похвалил меня. Но я попросил его особо не распространяться про наши с ним занятия. Не поймёт этот дикий народ барыча, который пилой да молотком орудует.
Закончив с формами, я поставил перед Прохором задачу — вырыть за его домом яму. Землю из неё попросил никуда не использовать — она нам пригодится. За работу обещал заплатить, но чуток попозже. Прошка согласился, ему так и так деваться было некуда — крепостной же, почти что раб… Что барин прикажет, то и будет делать. Но я-то по глазам видел, что мужику в самом деле интересно, что же у нас в конце концов получится.
Вечером послал Глафиру навестить нашу новобрачную, Маньку. Снабдил бывшую гувернантку продуктами – там же дети малые, неизвестно, чем их отец-пьяница кормил в последнее время. Глафира вернулась довольная, рассказывала, какую бурную деятельность Манька развела в доме своего нового мужа.
Там полным ходом шла уборка: Манька выволокла
