защиту караванов, шедших по евразийским степям1569. Развитие Иртышской линии приписывается жажде Петра до золотого песка. Петр действительно отличался поспешными решениями, которые казались нереалистичными в его время и кажутся таковыми сейчас. Но создание Петром Иртышской линии, начавшееся в 1718 году и завершившееся в 1730‐х годах, было не только очередным шквалом инициатив и революционной показухой, но и частью разумной государственной политики по развитию торговых путей, ведущих в Центральную Азию.
Говорили, что Петр Великий кардинальным образом преобразовал русский империализм. Важными знаками империи стали идеи цивилизованности и территориальности, высказывавшиеся с твердой ориентацией на Запад1570. Однако начало сознательной ориентации на Запад не следует смешивать с давно существовавшим в Московском государстве представлением о себе как об империи1571. Начиная с XV века, когда великие князья Московские начали «собирание земель», каждый государственный документ начинался со скрупулезного напоминания адресату о многочисленных территориях, на которых правил великий князь. В XVII веке русские цари видели в себе суверенных правителей разнообразных народов1572. Царь Алексей Михайлович с гордостью описывал китайскому императору свои поликонфессиональные и полиэтничные владения1573. Но русская экспансия в Сибирь была прагматичной. Летописцы разглагольствовали о Божественном провидении, но корреспонденция московских канцелярий свободна от упоминания возвышенных имперских целей. Канцелярские документы говорят о том, что надо бы проплыть чуть дальше вдоль реки и найти новых людей, которых можно было бы добавить в списки плательщиков ясака. Московское государство не нуждалось в Просвещении, чтобы понять, что записывание имен является необходимой частью его имперского проекта, – это демонстрирует старейший документ тюменского архива1574. Главное стремление заключалось в том, чтобы добавить людей в список плательщиков ясака. В XVII веке государство не заботилось об их душах. Оно заботилось о пушнине, но не только о ней. Государство также стремилось к развитию торговли ради прибыли, которую от нее можно было получить, и ради снабжения новых территорий. Действительно, тот факт, что Купецкая палата, позднее Приказ купецких дел были подчинены Сибирскому приказу, а также создание по всей Сибири таможенной инфраструктуры свидетельствуют о том, что Сибирь в глазах государства ассоциировалась с торговлей1575.
ЭКОНОМИКИ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ
Настоящая книга стремится найти лучшее место для России в быстроменяющейся картине. Поведенческая экономика и информационные исследования помогают нам понять, что модели свободных рынков аккуратны, красивы и совершенно фантастичны и синапсы экономической деятельности зависят далеко не только от спроса, предложения и рациональных действий. Поэтому историки все лучше осознают, что нельзя в полной мере понять экономику раннего Нового времени, опираясь исключительно на неоклассическую экономическую теорию. Например, если раньше главной ограничительной силой были культурные нормы, то в современном мире их место в большой степени заняли законы. Но торговля не определяется одним законом, ведь обычаи и культура продолжали (и продолжают) действовать, порой непредсказуемым образом. Ученые наблюдали это многократно и во многих разных местах. Эпохальный труд Ричарда Уайта «Перекресток», рассказывающий, что алгонкин мог воровать у врага, чтобы выполнить долг перед другом, – всего лишь один пример, демонстрирующий дополнительные и неизбежные затруднения, которые вызывались существованием различных правовых режимов в одной империи1576. До какой степени торговля раннего Нового времени управлялась каноничными рыночными силами, спросом и предложением – богатая тема для изучения.
Возможно, ничто так не подрывает краеугольный камень классической экономической теории, а именно рациональное действие, как сама природа познания1577. В современном мире очевидна непростая природа познания, которое отнюдь не сводится к тому, чтобы быть объективной переменной в экономических уравнениях. Насколько же эта проблема была более серьезной в неравномерном информационном ландшафте раннего Нового времени. Разумеется, в мире, где более долгосрочные временные горизонты сделали важнейшим вопросом твердую валюту, сделки до какой-то степени были подчинены мотиву выгоды, но доверие играло не менее важную роль. Если принять во внимание более долговременные временные горизонты, нехватку драгоценных металлов, информации, мобильности и, во многих случаях, политической стабильности, становится очевидным, что в эпоху, предшествовавшую модерну, преобладали другие способы подсчета. На периферии они отличались еще сильнее. Местные жители были погружены в более сложные отношения с торговлей, чем чужаки. Не зная местных тонкостей, мы можем предположить, что чужаки платили дороже и совершали больше ошибок, чем местные, хорошо знакомые с местными валютами. Таким образом, если рынки определяются конкуренцией, то русские купцы действовали в рыночных условиях, хотя конкуренция принимала иные формы, не такие, как те, что обозначены в неоклассической экономической теории.
К ВОПРОСУ О РОССИЙСКОЙ «ОТСТАЛОСТИ»
При анализе экономических показателей России в раннее Новое время весьма важны две базовые (и недостаточно разобранные на теоретическом уровне) истины. Во-первых, экономика редко сводится к сценарию «победитель получает все»1578. Продавцы хорошо знают, что количество отказов не имеет значения, важно лишь добиться определенного количества продаж. Часто нет необходимости захватывать всю имеющуюся в наличии долю пирога; бывает достаточно и небольшой доли, чтобы не только обеспечить себе необходимый для выживания минимум, но и добиться большого успеха. Вторая очевидная, но от этого не менее фундаментальная истина состоит в том, что в рыночной конкуренции нет абсолютного стандарта, нет планки, которой нужно достигнуть. Чтобы победить, надо всего лишь опередить конкурентов. Оборотная сторона этой истины состоит в том, что достаточно отстать от конкурентов, чтобы проиграть. В раннее Новое время Московское государство проигрывало это состязание. Это может показаться противоречащим первой истине, но в некоторых сценариях (в некоторых нишах, таких как мореходство) положение лидера позволяет уменьшить конкуренцию или свести ее к нулю. Эта тенденция вкупе с другим неблагоприятным условием, а именно отсутствием надежной инфраструктуры, облегчающей капиталовложения, объясняет, почему Московское государство так и не добилось существенного участия в морском экспорте1579. Кроме того, яростная англо-голландская конкуренция за тоннаж привела к тому, что предложение превышало спрос, и русские не были заинтересованы развивать собственный торговый флот. К концу XVI – началу XVII века западноевропейцы создали развитые кредитные учреждения и деловые организации, которые были более энергичными, лучше финансируемыми и, следовательно, более способными к рискованным предприятиям, чем русские купцы со своими спонтанными доморощенными наработками. Это не означает, что русские были хуже, но при попытке конкурировать с голландскими и английскими купцами они немедленно оказывались в невыгодном положении. Сочетание этих истин, возможно, поможет нам понять «триумф Запада» и объяснить, почему неправы те, кто считает московское купечество сплошной неудачей.
Россия, подобно Европе и Азии, развивалась в определенном контексте, в отношениях со своими соседями. Она в той или иной степени встречала другие культурные и
