В конце концов, существовавшие предпринимательские сети запустили карьеру Спиридона Яковлевича Лянгусова и Гаврила Романовича Никитина. Истории взлета, падения и сохранения прежнего статуса ожидаемо встречаются в любой экономике, которая достаточно динамична и позволяет людям самим принимать решения. Малкольм Гладуэлл в своей книге «Гении и аутсайдеры» утверждает, что четверть самых богатых людей в мире всех времен родилась в США эпохи индустриализации в конце XIX века и еще одна критическая масса появилась в американском поколении беби-бумеров1513. Основное утверждение Гладуэлла – что определенные ситуации предоставляют бóльшие возможности для успеха – сложно оспорить. Но если о конкретных ситуациях можно делать обобщения, окончательные выводы никогда нельзя отделить от черт характера и личных обстоятельств индивидуумов, которые обогатились или не обогатились, имея дело с данным окном возможностей. Интересно было бы понять, насколько в ситуации роста экономики в раннее Новое время возможности в России соотносились с возможностями в остальном мире, – настоящее исследование может задать этот вопрос, но не ответить на него.
Как бы то ни было, история семьи Норицыных показывает, что нельзя все сводить к вертикальной мобильности. Перед нами предстает документированная история многочисленного и долговечного семейства, занимавшегося торговой деятельностью, которая как будто была стабильной. Однако они не поднялись до привилегированного уровня. Если мы запишем Норицыных в неудачники, это будет означать, что мы игнорируем такое обстоятельство, как существующее в культуре отношение к работе, статусу и богатству, и навяжем русским раннего Нового времени узкий стандарт накопления богатств и повышения своего статуса, который господствует в богатом постиндустриальном капиталистическом обществе. Возможно, история семьи Норицыных позволит нам задуматься о том, как в этой ситуации сошлись звезды возможностей, трудностей, успехов и устремлений – и как они сходились в иных ситуациях раннего Нового времени. Это изучение карьерных траекторий и социальной мобильности, основанной на торговых возможностях сибирского пограничья, помогает нам глубже понять предпринимательскую культуру России раннего Нового времени. Изучение индивидуальной карьерной мобильности членов гостиной сотни в Сибири открывает перед нами динамичный коммерческий мир, в котором возможности и успехи могли стать источником средств к существованию и даже изменения общественного статуса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
До того как Россия стала империей, простирающейся на всю Евразию, она была Московским государством. Московия, как известно, находилась «на краю Европы», конструкции, чья гравитационная сила росла на протяжении нашей истории1514. Кроме того, Московия располагалась на лесном краю обширной Евразийской степи, которую некоторые называют восточной частью афроевразийской ойкумены. Подобное положение означало, что она находится на северной окраине торговых путей, сложившихся к 2000 году до нашей эры. Локальные и региональные передвижения по дорогам Шелкового пути были столь же значительны, как и межцивилизационные странствия между Атлантическим и Индийским океанами – и более дальние1515. Несмотря на свое окраинное положение по отношению к этой обширной системе, Московия оказалась самым успешным и устойчивым из политических преемников монгольских орд. Экономика, построенная на сельском хозяйстве и торговле, стала опорой политической системы, использовавшей эти ресурсы, чтобы выиграть геополитическое состязание и выйти из горнила самым долговечным государством региона. В XVII столетии российская экономика была в большой степени интегрирована с западными торговыми партнерами, жаждавшими русских лесных товаров и реэкспортируемых ею восточных товаров.
Эти исторические обстоятельства были бы достаточно очевидны с высоты птичьего полета, если бы прошлое России не затуманилось из‐за Петра Великого и не связанной с ним, но сыгравшей гораздо более важную роль европейской гегемонии в Новое время1516. Выбор Петра в пользу однозначной ориентации России на Европу стал самой настоящей революцией, которая с тех пор не перестает формировать представление о России как внутри страны, так и снаружи ее. Едкая фраза Достоевского «В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азию явимся господами»1517 фиксирует комплекс неполноценности, который в своих негативных проявлениях породил шовинистический национализм и неприглядное евразийство. С западноевропейской точки зрения Россия была империей, решительно настроенной на экспансию1518, агрессивной, неграмотной, неумелой, плохо оснащенной, безденежной и поздно явившейся за стол европейской цивилизации.
Настоящее исследование, более твердо поместив Московское государство в евразийское пространство и время и сфокусировав внимание на торговой жизни купцов Сибири раннего Нового времени, оспаривает этот взгляд, представляющий собою не более чем карикатуру. В Сибири XVII века, где государственное строительство и строительство империи накладывались друг на друга, исследователь видит государство, остро осознающее разнообразие своих жителей, свои ограниченные ресурсы и неустойчивую безопасность и потому часто действующее примирительно и прагматично. Реконструкция торговой жизни в сибирском пограничье показывает, что Московское государство при первых Романовых интересовалось «окном на Запад» в такой же степени, как и «дверью на Восток». Оно стремилось не только к добыче пушнины в сибирских лесах, но и к укреплению торговых связей за пределами тайги. Московское государство видело в этой стратегии возможность стать посредником в восточной торговле, а также обеспечить снабжение своих едва появившихся сибирских селений необходимыми товарами. Таким образом, Московское государство, минималистичное и вместе с тем активистское, развило инструменталистский подход к торговле.
ГОСУДАРСТВО КОММЕРЧЕСКОГО АКТИВИЗМА В ЕВРАЗИИ
При изучении истории Евразии совершенно очевидно, что Московское государство стремилось установить торговые отношения со своими соседями. В XVII веке и даже до его начала Россия послала множество посольств в Центральную Азию, Индию, на Средний и Дальний Восток. Сообщение о желании установить и поддерживать взаимовыгодные торговые связи было стандартной составляющей этих дипломатических миссий, которые нередко помимо этого занимались оказанием помощи русским купцам или выкупом их из плена1519.
Вместе с тем стремление к торговым отношениям приходилось соотносить с другими приоритетами в ситуации, когда ресурсы были ограничены. Государство осознавало, что торговля приводит к росту богатства, а безопасные для проезда территории облегчают торговлю, но это не означало, что оно сможет быстро создать подобные условия в Сибири. Недостаточный уровень безопасности на южной степной и на западной границах империи создавал неотложные проблемы для государственной власти; в Сибири обеспечение безопасности оставалось нелегкой задачей даже на протяжении значительной части XVIII века1520. Проезжая через Тюмень в 1690‐х годах, после более чем века российского военного присутствия, Идес отметил, что все население города боится нападений калмыков1521.
Таков был контекст, в котором государство принимало меры для развития сибирской торговли. На протяжении всего XVII века государство было вынуждено тратить все больше на военные нужды, а Соляной бунт 1648 года и Медный бунт 1662 года продемонстрировали, что население не собирается мириться с ростом налогов и порчей монеты, поэтому желание торговать все усиливалось. Государство все больше участвовало
