шагов. Опасаясь обыска и конфискации рукописей, узник уничтожал многое из того, что писал в Вилюйске.
Чернышевский завел друзей среди местных жителей – якутов, общался с немногими обывателями Вилюйска. Влияние его личности было таково, что (юмористическая нота в этой трагедии!) сменявшийся ежегодно в его охране жандарм возвращался в Иркутск (губернский город) каждый раз «заметно сообразительнее и развитее, нежели был до командировки в Вилюйск»[301].
Лучшие люди России и Западной Европы боролись за освобождение Чернышевского. Герцен первым выступил с гневным обличением царизма за расправу над мыслителем. Он много сделал, чтобы привлечь к судьбе Чернышевского внимание передовых людей на Западе. К. Маркс и Ф. Энгельс проявляли большой интерес не только к идеям, но и к жизни и судьбе Чернышевского, о чем мы имеем, в частности, свидетельства русского революционера и друга Маркса Г. А. Лопатина. Лопатин предпринял героическую попытку освободить Чернышевского из заточения, однако она закончилась неудачей.
Только в 1883 г. Чернышевский получил разрешение жить в Астрахани. Здоровье его было подорвано, он страдал ревматизмом и болезнью желудка. Чтобы заработать на жизнь, он взялся за перевод многотомной «Всеобщей истории» Г. Вебера и, работая со своей обычной интенсивностью, перевел за четыре года одиннадцать с половиной больших томов. Он работал над биографией Добролюбова и замышлял много других трудов, в том числе предназначенную для народа книгу по политической экономии. Чернышевский продолжал самозабвенно трудиться до последнего дня жизни. Отвечая своему двоюродному брату и другу А. Н. Пыпину, который уговаривал его отдохнуть, он писал: «…изнурительно мне жить без работы…»[302].
В Астрахани с Чернышевским беседовал корреспондент лондонской газеты «Дэйли ньюс». Замечательно следующее суждение автора воспоминаний: «Чернышевский далее объяснил, что настоящею причиной его заключения и ссылки был ряд статей политического и экономического содержания, напечатанных в журнале Некрасова «Современник», в числе их был разбор сочинения по политической экономии Джона Стюарта Милля»[303]. Итак, если корреспондент правильно изложил дело, сам Чернышевский считал главной причиной преследований именно свою научно-литературную деятельность, и притом в области политической экономии.
Н.Г. Чернышевский умер в октябре 1889 г. в своем родном Саратове, куда его перевели за несколько месяцев до смерти. В Астрахани и Саратове ссылку делила с ним жена Ольга Сократовна. Чернышевский женился на дочери саратовского врача в 1853 г., открыв невесте до свадьбы свои революционные убеждения и пророчески предупредив о том, что он может быть казнен или заключен в тюрьму. У Чернышевского было два сына. Младший, Михаил Николаевич, посвятил свою жизнь собиранию и публикации литературного наследия отца.
О личности Чернышевского сказано так много, что трудно найти какие-то особенные слова. Может быть, лучше привести высказывание секретаря Чернышевского в последние годы его жизни, в то время совсем юноши: «Нравственное качество души Чернышевского было испытано, не дай бог никому, великим испытанием и оказалось полновесным. Над развалинами беспощадно разбитого существования встает тихий, грустный, благородный образ мудрого и справедливого человека»[304]. Вслед за Белинским и Герценом Н. Г. Чернышевский выступил в русской науке и общественной жизни прежде всего как просветитель. В области политической экономии Чернышевский видел свою задачу в том, чтобы донести до русского читателя «в целости», «без порчи» идеи Смита, Рикардо, Мальтуса, Милля. Он посвятил также специальную работу Тюрго.
В оценке классиков мысль Чернышевского, можно сказать, двигалась в том же направлении, что и мысль Маркса. Раскрывая важнейшие черты классической политической экономии, он исходил из того, что это учение полностью соответствует интересам промышленных и торговых капиталистов, которые уже в основном одолели феодальное сословие, а отчасти взяли его представителей в союзники в борьбе с рабочими за распределение создаваемой трудом стоимости. Это были новые и важные для России мысли.
Но это была лишь часть учения Чернышевского. Он видел чисто буржуазный характер классической политической экономии и считал ее полезной в России лишь для борьбы с феодально-крепостническим строем. Чтобы экономически обосновать идеал будущего общества, он обращался к идеям социализма, который был тогда утопическим. При этом Чернышевский подверг классиков глубокому критическому анализу с новых, модифицированных социалистических позиций.
Наконец, он считал своей задачей воспрепятствовать распространению в России буржуазно-апологетических теорий и потому со свойственным ему политическим задором обрушился на западных и русских экономистов того направления, которое Маркс окрестил вульгарным.
Адам Смит для Чернышевского – большой авторитет. В своей крупнейшей (наряду с очерками по Миллю) экономической работе «Капитал и труд», представляющей собой развернутую рецензию на книгу И. Я. Горлова, он пишет: «Адам Смит… был основателем новой науки: показал отношение труда к ценности, участие капитала в производстве, норму вознаграждения за труд, важность разделения труда, и мало ли каких новых открытий не сделал он! На нескольких страницах не перечтешь и десятой части их». Отметив далее заслуги Рикардо и Мальтуса, автор саркастически спрашивает: «Но интересно было бы нам знать, какую новую мысль можно найти у кого бы то ни было из экономистов, славившихся после Мальтуса или Рикардо или процветающих ныне? Какое открытие в науке сделал Мишель Шевалье, или Бастиа, или Воловский, или Рошер, или Рау, или хотя бы даже сам Жан-Батист Сэ?»[305].
Как видим, Чернышевский четко отделял вульгарных экономистов от классиков. Он указывал и на социальные причины этого «перерождения» классической науки: ее главной целью стала защита буржуазного общественного порядка.
Как относился Чернышевский к Миллю и почему он вложил огромный труд в перевод его сочинения? Не исключено, что здесь сыграли свою роль цензурные соображения. Милль был совершенно благонадежным с точки зрения цензуры, его книга и в Западной Европе, и в России считалась самым солидным изложением основ политической экономии. Но Милль был самым последовательным среди западноевропейских теоретиков продолжателем Смита и Рикардо. Он видел ряд глубоких противоречий и пороков капитализма, с симпатией относился к умеренным, эволюционным социалистическим идеям.
Давая русскому читателю текст самого Милля, Чернышевский готовил почву для восприятия читателями своих собственных взглядов. В предисловии переводчика читаем: «Милль пишет как мыслитель, ищущий только истины, и читатель увидит, до какой степени различен дух науки, им излагаемой, от направления тех изделий, которые выдаются у нас за науку.
Но его система все-таки далеко не наша система. Мы переводим его книгу не потому, чтобы считали ее вполне удовлетворительною, а только потому, что в ней честно и верно изложена та сторона науки, которая развилась раньше других частей и служит основанием для дальнейших выводов.
Мы представим, по мере наших сил и знаний, эти выводы в дополнениях, которые будут следовать за каждым отделом теории, излагаемой Миллем»[306]. Ясно, что речь идет
