правда, со звёздочкой на лбу.
Кстати, вот там-то ей не придётся приспосабливаться к разным сумасшедшим старухам, там она
станет полноправной хозяйкой. И вот тогда-то в их доме будет полный порядок, к которому
стремится Роман. Думая так, Нина чувствует, что теперь даже серое слово «хозяйка» наполняется
для неё неким приятным значительным смыслом. «А всё-таки в нашей встрече есть высшая
предопределённость, – почти торжественно думает она. – Если в жизни встречаются два человека,
значит, с того самого дня, как они родились, линии их судеб сразу направляются не параллельно
друг другу, а под углом, необходимым для будущей встречи».
Утром, когда Роман собирается на работу, Смугляна будто между прочим замечает, что теперь,
когда им уже ничто не мешает, их отношения можно бы оформить и официально.
– В общем-то, я не против, – вынужден ответить Роман, – только вначале надо в мой паспорт
поставить штампик о разводе… Короче, в суд надо шагать.
– Вот и сходи завтра.
– А ты не внимания, что я работаю все дни?
– Ну, так возьми для этого перерыв, или как там у вас называется, отгул.
– Не могу.
И Нина оказывается в тупике: обижаться тут или не надо? Он и впрямь не может или не хочет?
Как бы там ни было, но через неделю Роман отпрашивается на заводе, они идут с Ниной в ЗАГС
и подают заявление. Для ЗАГСа Смугляна старается одеться поторжественней, но там всё
спокойно, без официальности. Роман забыл сказать ей, что подача заявления – это обыкновенная
формальность. На неё можно и в комнатных тапочках прийти.
В день, когда вся работа на крыше подходит к завершению, туда с пыхтением вползает какой-то
контролирующий чин в серой шляпе.
– А бригада где? – осмотрев сделанное и не найдя, к чему придраться, спрашивает он.
– Да вот, вся бригада здесь, – смеясь, отвечает Роман.
– Только не надо мне байки рассказывать, – с какой-то едкой присадкой произносит этот
человек, – вдвоём-то вы бы тут пупы поразвязали.
– Да шутит он, конечно, – говорит Виктор, – бригада только что ушла. Мы остались, чтобы
прибраться. У вас же есть полный список…
– Шутники, понимаешь, – желчно бросает учётчик, потуже, до ушей, чтобы не сдуло, натягивает
шляпу и толстозадо слазит по лестнице.
– Этого гуся лучше не дразнить, – говорит Виктор.
– А что он может сделать? Работа закончена – всё равно платить надо.
– Не волнуйся, он придумает что сделать. Изменит расценки, да и всё. И не только нам, но и
всем, кто будет за нами. Никто ведь толком-то не знает, сколько на самом деле может сделать один
работяга. И этот гаврик не знает. У него понимание бумажное – как напишут. Он просто
пересчитает всё, что мы сделали, и утвердит как норму. Так нас потом точно зашибут.
В честь окончания шабашки жёны готовят работникам торжественный ужин с бутылочкой.
– А здоорово так вкалывать, – говорит Роман, повеселев за столом, – вот всегда бы так!
– И всегда бы так зарабатывать, – добавляет Виктор.
– Я о том и толкую. Может, подвернётся что-нибудь ещё?
– Ну, подвернётся, так я свистну. Теперь-то уж мы сработались…
Только, нет, не подвернулось, к сожалению, больше ничего.
…Снова очнувшись от сна и удивившись внезапному провалу, Роман видит всё тот же
блестящий шар на зелёных иглах, но только комната наполнена теперь мягким теплом. А из
динамика в комнате хозяйки, пока ещё предусмотрительно приглушённого, брызжет, как
шампанское, зажигательная музыка: «Кубинский танец», который так виртуозно умеет играть на
баяне Серёга. Всякий праздник начинается с самого утра, а этот – тем более.
Смугляна, впервые за долгое время обнаружив Романа в приподнятом настроении, радостно
блестит чёрными глазами. Сегодня его не надо уговаривать, разворачивая к веселью. Позавтракав,
они выходят из дома и окунаются в город, напитываясь его сильным, здоровым, праздничным
настроением, глазеют на всякие шумные мероприятия, на весёлых, предварительно хмельных,
необыкновенно отмякших людей. Во все души к концу года стекается доброта. И всем она кажется
обыкновенной и недорогой.
Пройдясь по улице, они сворачивают в заснеженный парк с аллеями яблонек дичек. Смугляна
смешно и невысоко подпрыгивает под деревьями, пытаясь достать ветки с ягодками. Роман как
ребёнка усаживает её себе на плечо, и Нина набирает горсть холодных, вымерзших и пыльных,
даже в этом заснеженном парке, яблочек. Она в восторге оттого, что люди, гуляющие по аллеям
опять же засматриваются на них. Сегодня тут многолюдно, но никто, кроме них, не решается на
такие выходки, в чём Нина видит некую приподнятую исключительность их радости и счастья.
Сегодня всё кажется необыкновенным. В будний день – это был бы парк, да парк, сегодня же он
143
какой-то волшебный, будто насыщенный искристой энергией. И не только парк. Сегодня и весь
день таков, и всякая его дорогая минута. Люди хитры – они придумали этот праздник, чтобы
скрасить суровую зиму, чтобы как-то развеселить себя и развеять уныние. Понятно и то, почему
этот праздник семейный. Мороз-то поневоле прижимает всех друг к другу. Куда ж зимой из дома, из
семьи?
В квартиру они вваливаются уже в сумерках, чуть усталые, переполненные цветными
впечатлениями, помня, что впереди ещё главное. Тяжёлая тёмно-зелёная бутылка шампанского,
вроде как специального ночного новогоднего вина, обещает им сегодня особо тёплые уютные
минуты. Для Романа весь ушедший – необычайно ясный, слепящий снегом – день наполнен
Смугляной, её милым, и, без всяких сомнений, красивым лицом. Пожалуй, Новый год считается
семейным праздником ещё и потому, что придаёт жизни боольшую значимость. Лента обыденной
жизни в том месте, где располагается Новый год, находится под увеличительным стеклом. И
жизненное течение, как на какой-то быстрине, заметней всего именно в Новый год. Конечно, и в
прочие праздники хорошо быть с тем, кто тебе симпатичен, но уж этот-то надо обязательно
встречать с главным своим человеком. Уже тот факт, что в эту центральную ночь года Роман и
Нина будут вместе, узаконивает их союз покрепче всякой регистрации.
Галя и Текуса Егоровна радостно хлопочут на кухне в облаке вкуснейших ароматов чеснока,
жареных котлет, запекаемой курицы. Разрумянившаяся Нина, как виноватая прогульщица, скинув
пальто, спешит к ним. Через полчаса сквозь музыку радиоприёмника женщины слышат стук сенных
дверей, а, быстро убавив звук, – шорохи по стене: кто-то незнакомый ищет в темноте ручку двери.
Женщины радостной троицей выходят в коридор, чтобы встретить каких-то неожиданных, как
сюрприз, новогодних гостей. Дверь открывается, и за порогом оказываются родители Смугляны.
Впереди Гуляндам Салиховна, а ней Дуфар Чопарович. Все в доме сегодня уже настолько
пропитаны праздником, что вид хмурых людей кажется даже ненормальным. Казалось, они входят
к ним
