из каких-то серых будней, миновав музыку и весёлую ауру города по какому-то серому, почти
траурному тоннелю. Их лица откровенно мрачны. Гуляндам Салиховна, окидывает Галю и Текусу
Егоровну таким взглядом, словно те работницы притона, куда завлечена её дочь. Галя, невольно
потупив взгляд, возвращается на кухню, а Текуса Егоровна вдруг и впрямь наподобие какой-то
прислуги лебезит, едва не раскланиваясь перед гостями. Отец Нины втаскивает в коридор два
таких больших мешка, что, пожалуй, его-то хмурость понятна: протащившись по городу с такой
поклажей, подрастеряешь любую весёлость. Но, кажется, и душевного груза привезли они не
меньше. С осени он накапливался, не прорываясь ни единой строчкой письма, но теперь уж всё – к
концу года этот груз перестал вмещаться в них, вот они его и привезли.
Наконец, более пристально и сурово взглянув на дочь, Гуляндам Салиховна сообщает, что в
мешках мясо и мороженая рыба. Их надо пристроить где-нибудь на холоде. Роман заверяет, что он
сейчас же всё это сделает, пытается помочь новой теще снять пальто, но та смотрит на него
долгим брезгливым взглядом и, как что-то грязное, отстраняет протянутую руку. Отец Нины,
сухощавый, смуглый и вроде бы спокойный человек, видя Романа, невольно улыбается, но,
повернувшись к жене, тут же гаснет.
– Ты почему ушла из общежития? – набрасывается Гуляндам Салиховна на дочь, едва войдя в
их комнату и даже не осмотревшись там.
– Мама, но ты же понимаешь, что мы…
– А ты, развратник, почему не возвращаешься к своей жене и детям? – тут же скакнув взглядом,
перекидывается она на Романа, вернувшегося из сеней, куда он отнёс мешки.
Конечно, ответа на этот скандальный выпад не требуется. Роман вопросительно смотрит на
Смугляну – всё это слишком далеко от спокойного разговора, обещанного ей. Неожиданное
презрение Гуляндам Салиховны и её крайнее раздражение буквально взрывают его. «А это не твоё
дело, старая дура!», – хочется отрезать Роману. Но матери девушки, с которой предстоит
расписаться, такое не говорят. . К тому же, никакая она не дура и тем более не старая. Даже
напротив, Гуляндам Салиховна – женщина кровь с молоком. Она больше похожа на сестру
Смугляны, чем на её мать. С мужем они примерно одного возраста, но тот выглядит несколько
заезженно. Роману, недавно вычитавшему в настенном календаре индийскую пословицу «На мать
смотри – дочь бери», порадоваться бы, что Смугляна со временем станет такой же симпатичной,
но тут поневоле задумаешься и о другом: а если и такой же грубой?
– Понимаете…
– Ничего мы не понимаем! И понимать не хотим! Ты должен вернуться к жене! А дочь нашу
оставь! Зачем ты погубил её невинность? Кому она теперь нужна? Как замуж выйдет? Наши
обычаи строги… Ты всю жизнь её перековеркал!
Роман едва сдерживает усмешку. Зря всё-таки он сразу не осадил эту разгневанную гостью.
Впрочем, и сейчас ещё не поздно.
– А вот не хочу я домой, – специально улыбаясь, как дурачок, сообщает он, – мне тут больше
нравится.
И Гуляндам Салиховна уже попросту взрывается. Если бы Роман не знал заранее, что она
144
учительница, то теперь ни за что бы в это не поверил. Смугляна, слыша её лихо закрученные
маты, стоит открыв рот.
– Мама, замолчи! – пытается остановить она. – Не говори этой гадости, или я перестану
уважать тебя. Ты же не такая… Зачем ты так?!
Скандал выходит затянутым и нервным. Дуфар Чопарович в начале поддакивает жене, потом
слушает с удивлением, поскольку её неутомимость неожиданна даже для него, потом откровенно
скучает. Роман видит, что гость очень устал и с дороги ему хочется есть, тем более что запахи
жареного протекают с кухни и сквозь закрытую дверь. Супруги вообще слишком неравны в своей
активности. Гуляндам Салиховна просто какой-то энергетический бугор, а Дуфар Чопарович, если
можно так выразиться, энергетическая впадина. В то время, как Гуляндам Салиховна ходит и
бушует, её муж сидит и помалкивает, будто опасаясь, что ненароком перепадёт и ему.
У самого Романа уже трещит голова. А бедные, бедные Кривошеевы и Текуса Егоровна!? Им-то
за что в самый радостный и светлый праздник такой «сюрприз»? Роман снова пытается вставить
хотя бы слово, но его обрывают. И тогда, уже не слыша, о чём конкретно кричит в этот момент его
новая тёща, он подходит к Смугляне и обнимает её сзади. Словесный поток Гуляндам Салиховны
клинит, рот остаётся по-смешному широко открытым.
– Я её не оставлю и никому не отдам, – на фоне вновь прорезавшейся новогодней музыке,
спокойно и чуть с усмешкой сообщает Роман.
– Отойди от неё! – с новой экспрессией, ужасом и визгом кричит мать, глядя на его ладони,
скрывшие всю грудь Нины, – не пачкай!
Гуляндам Салиховну потрясает, что дочь-то и не противится этим объятиям! Так она что же, на
его стороне?! Гостья набрасывается на руки настырного наглеца, пытаясь расплести их пальцы.
Роман сверху вниз спокойно смотрит на её натужное старание. Не справившись с пальцами,
Гуляндам Салиховна вдруг подпрыгивает и плюёт Роману в лицо. Нина, вскрикнув от стыда,
закрывает своё лицо ладонями. Роман делает глубокий вдох, всеми силами подавляя приступ
бешеной ярости. Так бы взял её за шкирку и встряхнул как следует! Однако на провокацию лучше
не поддаваться. Сейчас достаточно одного ошибочного шага, чтобы всё полетело в тартарары. А
на какой-то другой вариант своей жизни у него уже не хватит сил. Так ему кажется.
– Ничего, ничего, – говорит Роман, вытирая лицо о своё и о плечо Смугляны, но, так и не
расцепляя рук, – а я вот такой, что вынесу и это. Да это просто пустяки. Давайте-ка что-нибудь
поинтересней да повеселей…
Однако чего-либо нового Гуляндам Салиховна придумать не может. Она подбегает и с
прискочкой, почти так же, как сегодня Нина прыгала за ягодками в парке, плюёт снова.
– О! Вторая попытка куда удачней! – комментирует Роман, снова вытираясь. – Может, ещё!?
А ведь это уже смешно, и он вдруг разражается таким хохотом, какого Смугляна ещё не
слышала от него никогда. Роман хохочет так, что Нина в его объятиях чувствует себя как внутри
мехов гармошки.
Изумлённая его реакцией, Гуляндам Салиховна крутит пальцем у виска и плюхается на стул.
– Ты посмотри, что творится, – почти любуясь, говорит она мужу.
Дуфар Чопарович что-то коротко и недовольно отвечает ей по-татарски. Гуляндам Салиховна,
видимо, вспомнив о своей национальной принадлежности, снова поворачивается к Роману.
– Но ведь ты же русский… Вот и искал бы себе русскую. Чего ж за татарку-то уцепился… Может
быть, ты и калым заплатишь?
– Нет, не заплачу…
– А что так? Кишка тонка?
– Да вы и так
