В извилинах оврага и на плато лежали трупы наших солдат. Они оказались все раздетыми, что значило, что противник ночью подходил к нам совсем близко. Вечером я вернулся в окопы.
Начиная с 24 мая и дальше в продолжение больше трех недель действия с обеих сторон на широком фронте 1-го Кавказского корпуса ограничиваются артиллерийской дуэлью, ружейным огнем и столкновением разведчиков. Возложенная на части 1-го Кавказского корпуса задача преградить доступ противнику к крепости Эрзеруму была выполнена. Начатая было противником операция с целью выйти в Эрзерумскую долину и в то же время отрезать путь отступления из Аш-Калы, была нами ликвидирована.
Действия турок в конечном результате можно было назвать для них неудачными.
С другой стороны, наличие против частей 1-го Кавказского корпуса двух корпусов противника (9-го и 10-го) не исключало с его стороны возможности начала новых и крупных операций. Нам приказано было в случае перехода противника в наступление прочно удерживать занимаемые позиции.
* * *В последних числах мая, оставив свой пулеметный взвод при 4-м батальоне, я отправился в штаб полка.
Верстах в двух западнее Еникея в стороне от шоссе было разбито несколько палаток – это был штаб полка. Вблизи его, за небольшой возвышенностью, стоял в качестве полкового резерва 3-й батальон с двумя пулеметами. По другую сторону шоссе (на севере), в версте от штаба полка, расположился армянский батальон.[206] В селе Еникей находился обоз 1-го разряда.
Правее кубинцев, севернее шоссе, на высоте Мустафа-Гаджи виднелись окопы дербентцев. Эта высота оказалась самой беспокойной. Над ней все время появлялись темные клубы дыма от взрывов, очевидно, мортирных снарядов. К вечеру за ее обратным скатом были хорошо заметны вспышки стреляющих наших батарей.
После четырехдневной перепалки[207] жизнь при штабе полка показалась мне какой-то тихой и спокойной, а главное – я смог поспать и позволить себе некоторые удобства, которые в окопах почти исключались. Я побрился, постригся, переменил белье, после чего почувствовал себя на верху блаженства. К полному удовольствию, поручик Алавидзе угостил меня какао, приготовленным на настоящем молоке. Какао и шоколад в полку сделались общеупотребительным напитком по той причине, что молока у нас оказалось больше чем вдоволь. Как в Пассинской, так и в Эрзерумской долине на долю каждого полка пришлось по несколько сот крупного рогатого скота, брошенного турками.
Трудно подвести учет, какая масса этого скота досталась нашей армии. Надо заметить, что занятый нами район всегда славился отличным как убойным, так и рабочим скотом, и его до войны большими гуртами перегоняли к нам в Россию для продажи. Скотоводство как у турок, так и у курдов являлось главной сельскохозяйственной отраслью. До настоящего времени степень зажиточности у них определялась числом голов скота. Война оказалась бичом не только человечества, но всякой живой твари.
Уходившие в страхе перед нами жители угоняли с собою скот, который в глубоком снегу застревал, бросался и погибал.
Среди доставшихся нам животных, за отсутствием корма, также начался сильный падеж, и только меньшая его половина дожила до подножного корма. Сейчас как офицерский стол, так и солдатский котел могли похвастаться большими порциями мяса. Кроме того, в нашем распоряжении были почти в неограниченном количестве молочные продукты.
Гурты скота, принадлежавшие полку, которые мы называли «коровьи эшелоны», следовали за обозом 1-го разряда.
Как-то странно было видеть: с одной стороны боевая линия, откуда доносился грохот артиллерии, а с другой настоящая сельская идиллия – мирно пасущиеся стада вокруг села Еникей.
Кажется, на третий день после прибытия в штаб полка я отправился с дальномерщиком на правый фланг позиции полка. Как это делалось всегда, я должен был по линии, занимаемой полком, удобнее разместить пулеметы и измерить расположения для стрелковых целей.
Правый боевой участок полка занимал два или три длинных и высоких кряжа и был отделен от противника широкой и глубокой лощиной. Его правый фланг подходил к шоссе, которое шло внизу в лощине между участками дербентцев и кубинцев. Левый фланг соединялся со средним боевым участком на каменистой, с плоской вершиной высоте. Правый боевой участок оказался самым спокойным и самым сильным. На нем, на фронте менее версты, кроме батальона при двух пулеметах стояли батареи: легкая конная, горная и мортирная. К сумеркам я отправился на средний боевой участок. По своему положению и близости к нему противника этот участок был самым опасным и самым беспокойным. Он находился против важной для противника высоты Ах-Бабы.[208] Позиция шла по высотам, расположенным полукольцом. Впереди полукольца тянулся длинный и узкий кряж, который как бы составлял с полукольцом окружность. Перед кряжем, шагах в 600–700, на высотах стоял противник.
Узкий кряж занимался нами и представлял первую линию обороны. Противник, овладев им, легко мог атаковать полукольцо и прорвать нашу линию. Удерживать кряж нам стоило немало жертв и трудов. Позиция противника командовала над ним, а нам к тому же на каменистом грунте невозможно было окопаться. Под огнем одновременно находились как кряж, так и полукольцо высот.
Люди прорвали лощину между полукольцом высот и кряжем «собачьим ящиком»: там можно было преспокойно сидеть, но подняться ни в одну, ни в другую сторону не было никакой возможности. Противник безнаказанно бил на выбор, и у нас каждый день оказывалось по несколько человек убитыми и ранеными.
Ночевал я в палатке командира 2-й роты штабс-капитана Бакрадзе. Он был большой оригинал. Бывший воспитанник Павловского училища, он, как мне казалось, смысл военной службы видел в выправке солдата и в его строевой подготовке. Про него острили, что его люди и в окопах должны были ходить с носка. Говорил он лаконически, наподобие подаваемых команд, причем в большой части терминологии, изобретенной им самим, разбирались только он сам и люди его роты.
Проснулись мы очень рано от галдежа людей. Оказалось, что ночью к нам перебежал аскер, и сейчас он служил предметом всеобщего внимания. Люди угомонились, лишь когда штабс-капитан Бакрадзе и я подошли к перебежчику.
Измерив турка строгим взглядом, Коте, как мы звали Бакрадзе, громко спросил его:
– Почему ты перебежал?!
К удивлению всех, турок почти на чистом русском языке ответил, что он это сделал по той причине, что его избили сначала чауш (унтер-офицер), а затем юз-баши (ротный командир) за утерянную им пачку патронов.[209]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
