Спустя минут десять связь от командира батальона сообщила поручику Арсенашвили, чтобы он занял участок 13-й роты, так как последняя снимается и куда-то уходит. Когда мы поднялись немного вверх, то 13-й рота, свернувшись, двигалась вниз в сторону 15-й роты.
Стрельба с левого фланга стала уже доноситься восточнее левофланговой высоты. За туманом, окутавшим подошву высоты и долину реки, нам ничего не было видно, но оставалось предполагать, что сотня казаков под давлением турок отошла назад.
Лишь только 6-я рота заняла позицию, как со стороны разведчиков послышалась учащенная стрельба. К фронту роты все время подходили и подносились раненые. Вдруг, выделившись из их числа, к поручику Арсенашвили подошел прапорщик Канделаки, командир взвода 6-й роты, посланного на поддержку к разведчикам. Лично я его не знал, так как он прибыл в полк всего за несколько дней до нашего ухода из Мамахатуна. Нервное лицо немолодого офицера было бледно, а голос его дрожал.
– Вы что, прапорщик, ранены? – спросил его командир роты.
– Никак нет, – ответил прапорщик.
– Да как вы смели оставить свой взвод! – крикнул на него Арсенашвили; в ответ Канделаки что-то пробормотал. – Так значит, вы, прапорщик, в тяжелую минуту оставили своих людей. Убирайтесь вон с моих глаз! – крикнул еще сильнее на него поручик. – Прапорщик повернулся и намеревался было идти в сторону разведчиков. – Нет, не туда, – остановил его криком Арсенашвили. – Там место для храбрых, а вы извольте отправиться к командиру полка и доложите ему, что я вас, как труса, выгнал вон из роты!
– Господин поручик, я… я…
– Прапорщик Канделаки, немедленно отправляйтесь, куда я вам приказал, а не то я за себя не ручаюсь! – кричал уже не своим голосом окончательно вспыливший поручик Арсенашвили.
Прапорщик медленно поплелся в тыл и скрылся за первым бугром. С тех пор его я в полку больше не видел.
Но вот, отстреливаясь, шаг за шагом к нам стали подходить разведчики. Лишь только они влились в цепь 6-й роты, как шагах в 600–700 на высотах показались цепи противника. Их метким огнем отбросили назад. Через минуту они опять показались, и опять были отброшены. Их было уже достаточное количество побито, но они повторили попытки еще несколько раз. Один их смельчак все время шел впереди своих, но вдруг перед ним появился блеск и послышался взрыв, после чего он, вскинув руки, упал. Мы поняли, что наша пуля угодила турку как раз в ручную гранату, привешенную к его поясу.
Молчавшая до того артиллерия противника повела по полку огонь несколькими батареями. В седьмом часу бой был в полном разгаре. Противник на всех участках перешел в наступление. Понимая, что в любую минуту я мог получить приказание помочь огнем одной из рот, я пошел вниз к своим пулеметам. Спустя еще четверть часа противник начал обстреливать нас фланговым артиллерийским огнем с высоты, что находилась против нашего левого фланга и которая была им удержана вчера вечером. Я увидел в бинокль, что высота вся была изрыта окопами, и по ней вниз на восток, в обход нашего левого фланга, спускались пехотные цепи противника. Фланговый артиллерийский огонь с этой высоты стал наносить нам чувствительные потери. Он бил по лошадям, порвал телефонную связь и очень препятствовал выносу раненых. Видя создавшуюся обстановку, подполковник Квартовкин решил отойти на высоты, что находились восточнее плато, на которых мы вчера перед вечером задержались на некоторое время. Этим отходом достигалось следующее: батальон отходил на линию полка, избегал поражения фланговым огнем и на некоторое время выходил из-под ударов противника со стороны левого фланга. Для планомерности отхода подполковник приказал мне и команде пеших разведчиков отойти на назначенную линию с таким расчетом, чтобы мы обеспечили будущий левый фланг батальона.
Мои пулеметы и разведчики в пути подверглись сильному фланговому огню с высоты, находившейся против левого фланга. Однако через минут сорок мы с незначительными потерями (у меня были ранеными один пулеметчик и одна лошадь) прибыли на указанную нам позицию. Подход наш был очень своевременен. Турки находились от нас всего в шагах 1000–1500. Ружейный и пулеметный огонь остановил их и привел в некоторое замешательство, но минут через двадцать цепи противника, наступающие южнее нас, продолжили движение. Отход батальона сопровождался сильным огнем противника. В девятом часу батальон занял новую позицию. После некоторой паузы противник вновь открыл сильный артиллерийский огонь, а затем на плато показались его густые цепи. Допустив до середины плато, роты встретили их метким огнем.
Неся чувствительные потери, противник отошел на линию оставленных нами позиций. Для нас не оставалось сомнений, что турки вновь возобновят атаки. Еще небольшой срок времени, и нашему флангу вторично придется встать под угрозу охвата, а может быть, и глубокого обхода, после чего обстановка для полка сделалась бы крайне невыгодной, а может быть, и опасной. Но в последний час счастье не покинуло кубинцев. Я услышал радостные крики разведчиков. Далеко на востоке, в правобережной долине реки Тузла-Дереси, показались передовые части Бакинского полка.
Благодаря моему нахождению на большой высоте я сделался включительно до самого вечера свидетелем героической борьбы этого полка.
Авангард колонны, около трех рот, быстро развернулся в боевой порядок и вошел в огневую связь с противником. Вдали верстах в двух во мгле наступившего знойного дня двигались главные силы бакинцев. Через минут сорок развернулся весь полк, после чего он перешел в энергичное наступление. Артиллерия противника сосредоточила по наступавшим весь огонь. Несколько батарей почти до самых сумерек забрасывали полк массой снарядов. Цепи противника, обходившие было нас, остановились, а затем начали отходить, оказывая на каждом удобном для них месте упорное сопротивление. Около 2 часов дня левый фланг Кубинского полка был вне всякой опасности, а Бакинский полк продолжил нашу линию обороны, включительно до реки Тузла-Дереси. Отступившие турки заняли высоты, что между рекой и плато. Против нас противник остановился на западной окраине плато, которое мы покинули утром. До самых поздних сумерек мы были под сильным ружейным и артиллерийским огнем. Вечером бакинцы совершили перегруппировку, подведя свой правый фланг вплотную к нам. Я связался с их 9-й ротой. Ночь на 23 мая прошла в спокойствии, но мы провели ее в полной готовности, так как были уверены, что противник каждую минуту может вновь перейти в наступление.
Когда окончательно рассвело, мы увидели, что вся западная окраина плато была покрыта наносными окопами.[204] Они, построенные выше человеческого роста, резко выделялись на зеленом фоне и служили отличной целью для нашей артиллерии. Постройка противником этих оборонительных сооружений объяснялась тем, что плато представляло собой каменистую площадь, покрытую землей и дерном не больше чем на четверть аршина. В восьмом часу артиллерия противника открыла на всем фронте огонь. Потерь больших мы не несли, так как роты держались за крутыми скатами высот, а в окопах оставались лишь наблюдатели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
