пламени, – сказала она, когда они подошли к ней. – Кто освятил ваш брак?
– Целительница при моем Дворе, – ответил Сорин. – Беатрикс.
– А-а-а, – протянула Хейзел, расставляя флаконы. – Она одна из наших Мудрейших.
– Что это значит? – спросила Скарлетт, внимательно наблюдая за Верховной ведьмой.
– Это старейшие ведьмы. Они мудры и хранят нашу историю. Мы обращаемся к ним за советом и наставлением, когда в том возникает необходимость.
– Ведьмы верят, что у них есть близнецовое пламя? – спросила Скарлетт, подходя к рабочему столу.
– Некоторые верят, – ответила Хейзел, раскладывая дополнительные принадлежности.
– А вы? – не отставала Скарлетт.
– Какая разница? – огрызнулась она.
Скарлетт пожала плечами.
– Надеяться на то, что тебя ожидает нечто прекрасное, гораздо лучше, чем считать, что этого нет.
– Надежда – удел дураков, – припечатала Верховная ведьма.
– Надежда – удел мечтателей, – возразила Скарлетт, взяв со стола один из флаконов, чтобы внимательнее его изучить. – И вы как раз из таких.
– Почему вы так решили?
– Потому что вы отослали своего сына, чтобы спасти его. Вы надеялись, что у него будет что-то другое, что-то лучшее, чем то, что вы могли дать ему здесь. По-моему, это похоже на поступок мечтателя, – пояснила Скарлетт, вновь встретившись с фиолетовым взглядом Верховной ведьмы.
– Полагаю, так и есть, – ответила Хейзел, и Сорин готов был поклясться, что в уголках ее тонких губ мелькнула улыбка.
Сорину оставалось с благоговением наблюдать за тем, как непринужденно стоящая рядом с ним женщина беседует с Верховной ведьмой Королевства ведьм. В последний раз он видел Хейзел, когда приходил с Талвин. Сказать, что встреча была неудачной, значит сильно преуменьшить. Во время того визита они потеряли двух солдат, и Верховная ведьма практически выгнала их из замка. Талвин, как водится, впала в ярость, и с тех пор отношения были натянутыми.
Пока Хейзел работала, подбрасывая в котел различные травы и порошки, Сорин со Скарлетт молчали. Видя, что варево начало закипать, Скарлетт неуверенно позвала:
– Хейзел?
– Да? – ответила та напряженным голосом, как будто ей приходилось прилагать усилия к тому, чтобы быть приятной собеседницей.
– Если я приведу сюда Кассиуса, ему тут не обрадуются.
Верховная ведьма замерла.
– Оракул сказала, что, когда вы придете, ему можно будет безопасно вернуться.
– Я помню слова Оракула. Она сказала, что для него будет безопасно вернуться, но сюда ли? Как вы объясните его появление своим подданным?
– Это не ваша забота, – отрезала Хейзел, и Скарлетт вздрогнула.
Сорин почувствовал, что девушка колеблется, но все же ответила:
– Очень даже моя. Я не приведу его сюда, если тут его будут унижать из-за того, что он мужчина. Он был изгоем на улицах, ему приходилось из раза в раз доказывать свою правоту. Будь я проклята, если допущу подобное обращение здесь.
Хейзел выронила пузырек, который держала в руках, и он ударился об пол и разбился. Во все стороны брызнули осколки.
– Он жил на улице?
– Он был сиротой, Хейзел. Прятался по подворотням, пока Лорд наемников не взял его к себе на обучение. Впоследствии о его талантах прознал лорд Тинделл и стал воспитывать в своем доме вместе со своими детьми. Однако к Кассиусу и по сей день относятся по-другому, потому что в нем нет благородной крови. Не заставляйте его переезжать туда, где на него и дальше будут смотреть свысока просто потому, что он мужчина, – мягко сказала Скарлетт, обходя стол, чтобы собрать осколки стекла.
– Элине́ знала моего сына? – прошептала Хейзел.
– Да. Никому из нас она не говорила, кто он такой, но да. Она знала его и любила, как родного, – с нежностью ответила Скарлетт.
– Он больше не может там оставаться, – сказала Верховная ведьма, схватившись за край стола. – Я думаю о нем каждый день. И каждый день гадаю, жив ли он и как выглядит. Каждый день задаюсь вопросом, какой он.
– Да, он больше не может там оставаться, – согласилась Скарлетт, выпрямляясь с осколками стекла в руке. Теперь она стояла лицом к лицу с Хейзел.
Сорин напрягся от такой близости. Он так беспокоился о политике и о том, как следует поступать, что никогда не задавался вопросом, правда ли это самый лучший способ ведения дел. То, что на протяжении долгого времени всегда поступали определенным образом, вовсе не означает, что так должно быть и впредь.
– Кассиус добрый, верный и веселый, несмотря на то что рос беспризорником, – сказала Скарлетт.
– Он вам небезразличен? – спросила Верховная ведьма, вздернув брови.
– Наши с ним отношения невозможно выразить словами, госпожа. Наши пути переплелись. Сорин говорит, что он моя родственная душа, – добавила Скарлетт. Сорин впервые услышал, как, обращаясь к Хейзел, она использует почтительный титул. Пламя в ладонях девушки ожило, растопив осколки стекла, которые она до сих пор держала в руках. – Я готова отдать за него свою жизнь, а он за меня – свою. Позвольте мне привести Кассиуса в мой дом, где вы вольны навещать его в любое время, пока он не сможет по-настоящему вернуться домой.
Сорин затаил дыхание, глядя, как Верховная ведьма изучает его близнецовое пламя. В ее чертах проступили яростный вызов и не менее сильная тоска.
– Королева готова отдать жизнь за сына ведьмы?
– Кассиус – ваш подданный и сын, и я сделаю то, что вы пожелаете, но, пожалуйста, Хейзел, – взмолилась Скарлетт, беря руки ведьмы в свои, – пожалуйста, не заставляйте его возвращаться туда, где к нему не будут относиться как к равному. Он с лихвой натерпелся подобного там, где находится сейчас.
Верховная ведьма еще мгновение удерживала взгляд Скарлетт, прежде чем опустила руки и повернулась обратно к рабочему столу.
– Делай так, как считаешь нужным, дитя, – сказала она, передав Скарлетт травы и бутылочки. – Я начинаю подозревать, что Кассиус – нечто большее, чем твоя родственная душа, и, если я права, он захочет быть рядом с тобой, а не со мной.
Скарлетт замерла, ее взгляд метнулся к Верховной ведьме.
– Кассиус и я не… Мы никогда не были…
На губах Верховной ведьмы заиграла ухмылка.
– Я знаю, что вы не любовники, Ваше Величество. – Она взглянула на Сорина. – В противном случае, подозреваю, ваше близнецовое пламя представляло бы гораздо большую угрозу для моего сына, чем мой собственный народ.
Сорин скрипнул зубами при одной мысли о том, что другой мужчина может прикасаться к Скарлетт. Он понимал, что ведет себя неразумно, поскольку был осведомлен о характере отношений между Скарлетт и Кассиусом, но новизна связи близнецового пламени вспыхнула в его теле, давая о себе знать. Ему с трудом удалось сдержать рычание, и Скарлетт, чувствуя его внутреннюю борьбу, бросила на него веселый взгляд.
«Во мне растет потребность, моя королева».
Глаза Скарлетт округлились, щеки раскраснелись. Настала очередь Сорина задорно ухмыльнуться.
Судорожно
