если эта штука тоже щит может разбить?
— Она не тронула меня, даже когда в гнездо затащила, она не опасна!
Астра сомнительно глянула на дракона, потом снова на Адама, явно требуя объяснений. Парень рассказал, что произошло в пещере, показал маленькие статуэтки грифа и глаза. Дракон всё это время стоял позади Адама, безмятежно размахивая хвостом. Он не сводил взгляда с Астры.
Вот как? Должно быть, Арнитикор гордится своим творением. А я и забыла, что она не за Гранью. Забавно-забавно, на неё даже Могильщики напали. Тоже забыли что ли? А вот человека не тронули. С каких это пор животные трогают хранителей, но не трогают людей?.. Мир и впрямь изменился после Зарева.
В любом случае, она должна вспомнить хозяина. Или хотя бы что-нибудь припомнить о нём. Нехорошо знатной особе забывать о предках.
Единственное… Магия на этой горе не действует. Мотивы хозяина понятны, но не создаст ли подобная крайность трудности для этих детей? Впрочем, даже если и так, знатной особе и человеку с таким запахом опасность не грозит.
Мелани расправила крылья и, мощно ими взмахнув, унеслась обратно в пропасть.
Напарники, сбитые с толку, смотрели, как туман, разорванный драконом, вновь склеивался.
— Странная рептилия, — пробормотала Астра. — И куда она нас принесла?
Тут было холодно. Ветер бился сам не свой, на всей скорости врезаясь в людей. Облака опустились, и взору наконец открылось серое небо. Похоже, это — вершина высочайшей горы в Долине. Если смотреть вниз с обрыва, за облаками не видно верхушек других скал. Сколько же здесь метров до земли? Или километров?
Здесь всё покрыли сапфиры. Ни одной серости. Витражная роспись из тёмно-синих, голубых, фиолетовых камней украшала землю и булыжники. Птицы сюда не спускались, лишь наблюдая с высоты. Вместо них тут порой пролетали голубые бабочки, не обращающие внимания даже на холод.
— И зачем она нас сюда притащила? — девушка хмуро оглядывалась. — Вдруг сородичей сюда своих приведёт, а потом махайся от них как знаешь.
— Твоя рука, Астра, — Адам осторожно оглядывал запястье, на котором остались неглубокие кровоточащие следы от клыков.
— Всё нормально, — она закрыла укус рукавом. — До сих пор не понимаю, как эта шавка мой купол разбила.
— Может, у них какая-нибудь неведомая анатомия?
— Может. Помнится, чудик в фуражке говорил насчёт тех драконов, что они могут щит разбить. Получается, нам часто будут встречаться животные поумнее людей.
Девушка от злости пнула булыжник. Потом приказала себе успокоиться.
— А твоя рука как?
Адам осмотрел свой локоть.
— Всё хорошо, просто ушиб.
— Везучие мы с тобой, конечно, — вздохнула Астра, сделав жест рукой, чтоб создать портал. — Давай выбираться отсюда.
Портал не появился. Ещё раз. Не получилось. Магия не подчинялась. Как будто её и в жизнь не было.
Астра не знала, стоит ли ей паниковать, поэтому даже как-то равнодушно заверила Адама:
— Я не могу создать портал.
— Что?
И только после этого вопроса факт степени серьёзности ситуации вдарил девушке в голову так сильно, что она чуть не упала на колени от отчаяния.
— Магия пропала, Адам! Я не могу создать ни портал, ни щиты, ни сюрикены! Мы на вершине горы, без магии! Как нам теперь вернуться?!
— Тише-тише, — парень взял её за плечи, немного угомонив. — Не переживай, я уверен, тут найдётся спуск.
— А если магия больше не вернётся? Что тогда будет?!
— Астра, возьми себя в руки, — спокойно сказал Алеан, не отпуская её плеч.
Девушке вдруг стало стыдно. Она — командир клана, это ОНА должна утешать своих напарников, а не наоборот.
— Прости, — пробормотала она и глубоко вздохнула. — Я просто растерялась. Без магии я чувствую себя ни на что не способной.
— Это не так! — строго сказал Адам, потом улыбнулся. — Ты сильная. Без магии справимся.
Пришлось смириться. Она кивнула.
— Ладно. Пошли поищем спуск.
Булыжники выстроились в два ряда, как раз создавая почти невидимую тропу, уводящую от обрыва. Там ветер слегка утихал, и появлялись мелкие кустики с серебряной листвой и голубыми круглыми цветочками. Потом над дорогой выстроились сапфировые арки. И это обрадовало напарников. Арки не могла создать природа, слишком узорчатые и аккуратные они были. К тому же, на скалах виднелись высеченные надписи:
«Я создал тех, кто держит мир в покое. За это меня называют мудрецом и благодетелем. Но по сути, и я, и они просто-напросто обманывают себя».
«Я желаю равновесия и благополучия для людей и хранителей. Вот только, думая об этих народах, я совершенно позабыл о своём. Видимо, поэтому я сейчас расплачиваюсь, поэтому Древний Свет решил ниспослать мне смерть».
«Отважные воины, беспрекословно отдающие жизнь за долг. Звучит гордо. Эта мысль пудрила мне мозги, пока я создавал своего первого отпрыска. Полный провал. Почему я подумал, что идея безэмоциональных живых существ сработает?».
«Живую душу невозможно создать без эмоций, и, как бы я ни старался, нужный результат не был достигнут. Тогда почему я стремился к этому? Ведь таким образом, я мог бы создать просто бездушные механические машины, выполняющие всё по программе».
«Но мой народ — живой. И зачастую их попытки подавлять эмоции проваливаются. А распространившись в среду людей — самого неукротимого и непредсказуемого народа — мои отпрыски могут стать в их руках оружием, рабами».
«И, хотя Грифы сильнее людей в физическом и моральном плане, что опять-таки может сыграть человечеству на руку, я не думаю, что мой народ будет терпеть подобное отношение».
«Что произойдёт, если Гриф осознает свою важность и ценность, осознает, что он действительно намного сильнее людей, и терпеть такое отношение к себе — унизительно? Что произойдёт, если Гриф, допустим, устроит революцию? А учитывая его способности, она с огромной вероятностью окажется удачной».
«Не знаю, как к этому относиться. Если, при удачном раскладе революции, Гриф захочет ещё больше власти, он может стать настоящей машиной для убийств. Станет прямой противоположностью того, кем был создан».
«И хотя я перестраховался — Гриф лишится предвидения, если что-то пойдёт не так — не думаю, что это будет как-то препятствовать. В конце концов, идеальное предвидение всегда было лишь у рода Бернеров».
«Но с другой стороны, Гриф — живой. И он имеет полное право отстаивать свою неприкосновенность. Да и подобной революцией можно будет поставить людей на место».
«И есть у меня предположение, что, если не сейчас, то в скором времени эти события произойдут. Вина будет лежать на мне. Но не уверен, буду ли чувствовать угрызений совести. В конце концов, в первую очередь я должен обеспечивать благополучие своего народа».
«Раз я вспоминаю об этом только сейчас, не такой
