Думать о прелестной еврейке ему было тем легче, чем дальше за кормой оставались Кипр и Джоанна. Об англичанке вообще следовало забыть — по крайней мере до тех пор, когда ему придется ради достижения своей цели сослаться на свою связь с нею. Возможно, даже и без этого удастся обойтись. В остальном Мартин надеялся, что бурное любовное приключение так и останется одним из эпизодов его довольно-таки беспокойной жизни… впрочем, не лишенным приятности.
С моря укрепления Акры, некогда возведенные первыми крестоносцами, казались сплошной желтоватой громадой. За могучими зубчатыми стенами виднелись купола храмов и звонницы, превращенные в минареты с приходом сарацин. Далеко в море выступал каменный мол, защищавший гавань, но судов в ней сейчас было совсем немного, куда меньше, чем стоявших на внешнем рейде итальянских кораблей. Огромные нефы и галеи пизанцев и генуэзцев блокировали Акру с моря с тех пор, как им удалось отогнать от побережья суда египетского флота Саладина.
Стоявший неподалеку от лазарита магистр Гарнье де Неблус пояснил, что эти корабли не позволяют галерам и фелукам сарацин доставлять в окруженную Акру подкрепления и продовольствие. И все же неверные продолжают удерживать город, так как Саладин поклялся, что Акра — этот «якорь» крестоносцев в Святой земле — больше никогда не будет принадлежать франкам.
— Мы причалим вон там, — магистр указал на побережье севернее города. — Нас будут ждать, ибо еще днем я отправил почтового голубя с сообщением о нашем прибытии.
О том, что содержалось в этом послании, Мартин догадался только тогда, когда заметил у причала группу рыцарей с зелеными крестами на плащах и в шлемах, наглухо закрывавших лица. Они стояли отдельно от всех прочих, явившихся встретить судно.
— Вы сообщили братьям ордена Святого Лазаря обо мне?
— Я не мог поступить иначе, — магистр слегка склонил увенчанную тюрбаном голову. — Иначе вас могли бы удержать на корабле до тех пор, пока за вами не прибудут. В лагере и без того хватает болезней, и к прокаженным тут относятся не слишком приветливо. Хотя, клянусь верой, братья лазариты сражаются под Акрой так, что иным лучше бы возносить им хвалы.
Мартин быстро взглянул на Эйрика. Рыжий хмурился и выглядел неважно.
Еще на Кипре, обсуждая план дальнейших действий, они предполагали сразу после высадки затеряться в шумном и беспорядочном скопище воинов, переодеться в укромном месте и, выдав себя за наемников, примкнуть к какому-нибудь отряду крестоносцев. В лагере под Акрой их было великое множество: итальянцы и немцы, испанцы и шведы, англичане и французы, шотландцы и австрийцы — едва ли не все народы Европы. И новичков здесь всегда принимали охотно — умели бы держать в руках меч или копье.
Но одно дело предполагать… Христиане и мусульмане говорят, что всем располагает только Бог, и сейчас этот Бог — неизвестно чей, — пожелал, чтобы Мартин угодил прямиком к настоящим прокаженным. Хуже не придумаешь, и отделаться от этих лазаритов не так-то просто.
Весла мерно вздымались и опускались, галера подходила к причалу. Магистр Гарнье тем временем направился к стоявшему на носу корабля епископу Бове, который, в отличие от госпитальера, на протяжении всего плавания старался держаться как можно дальше от прокаженного спутника.
— Похоже, мы влипли, малыш, — негромко произнес за спиной Мартина Эйрик.
— Поглядим, — коротко ответил Мартин.
По мере приближения к берегу сильнее стали слышны запахи дегтя и гниющих у берега водорослей. Шкипер галеры подал отрывистую команду, и ряды весел разом поднялись из воды и тотчас опустились, замедляя ход корабля. Прозвучала новая команда — и весла исчезли внутри корпуса судна. С шумом упали паруса. Едва галера коснулась причала, несколько матросов выпрыгнули на берег, завели причальные концы и принялись устанавливать сходни. Первым делом на берег начали выводить присланных Ричардом овец, затем строевой лес для ремонта и постройки осадных орудий. И пока продолжалась вся эта суета, Мартин оставался на борту, наблюдая за лазаритами. Да, они явились за ним, и едва он ступил на сушу, шагнули навстречу.
— Мы ждали вас, брат, — глуховатым голосом произнес один из них. — Следуйте за нами!
Путь их лежал через громадный палаточный лагерь, над которым сплошной серой завесой стоял дым множества костров. Мартину еще никогда не доводилось видеть столь огромного воинского стана. Одни только загоны для лошадей тянулись чуть ли не на лигу, а копья, составленные в козлы, казались зарослями тростника. Со стороны города лагерь ощетинился осадными машинами и устройствами — катапультами, баллистами, требюше, исполинскими таранами, с внешней же стороны виднелась длинная насыпь с частоколом по гребню. И повсюду — простые палатки крестоносцев и шатры побогаче, в которых, судя по пестрым вымпелам и стягам, размещались командиры. Густо пахло немудреной стряпней и конюшней, отовсюду неслись звуки военного лагеря: ржание лошадей, лай собак, грохот колес, хохот, брань, удары молотов из походной кузницы.
Лазариты вели его, петляя между стоявших в беспорядке палаток, под ногами чавкала грязь, растоптанная бесчисленными копытами и сапогами, перемешанная с конским навозом и отбросами. Людей вокруг было превеликое множество — солдаты, рыцари, оружейники, торговцы в чалмах и итальянские купцы; прогуливались лагерные шлюхи, носились дети, громыхали кузницы, лучники оперяли стрелы, бежали пажи с поручениями, возницы вели упряжки волов, проезжали верховые рыцари, конюхи охаживали тяжелых и грозных с виду боевых коней.
Но при всей этой невообразимой скученности один вид рыцарей в плащах с зелеными крестами заставлял толпу расступиться и образовать широкий проход. На них глазели молча, кое-кто осенял себя при виде лазаритов крестным знамением.
Солнце, невидимое за пеленой низких облаков и висящей в воздухе пыли, уже склонялось к горизонту. Ехавший рядом с Мартином прокаженный рыцарь заметил, что эта изнурительная духота держится уже давно, а дождя все нет и нет. Ливень, по крайней мере, принес бы свежесть.
Мартин промолчал. Прокаженные воины невозмутимо беседовали о погоде, словно ничто иное их не волновало, тогда как сам он едва не задыхался под шлемом — и не только от духоты и зловония лагеря. Его ужасало, что отныне ему придется находиться среди больных проказой, которая не только заразна, но и неизлечима. Предполагал ли нечто подобное Ашер бен Соломон, посылая сюда будущего зятя? Едва ли. Но теперь Мартину волей-неволей придется оставаться с лазаритами, пока не подвернется случай бежать. Но куда? Вокруг шумел многотысячный лагерь, но это было не просто скопище разноплеменных людей — здесь все было на виду, учтено и сосчитано: монахи отмечали в особых списках, сколько и у какого костра воинов на довольствии и к какой палатке прикреплен каждый из них.
