В ответ на его вопрос лазариты пояснили, что это необходимо, чтобы рассчитывать количество провианта и знать, кто где расквартирован, чтобы в случае тревоги командиры могли быстро собрать своих воинов. За палатками торговцев и землянками, в которых ютятся прачки, слуги и иной люд, прибившийся к лагерю крестоносцев, также ведется надзор, ибо в огромном скопище людей могут оказаться лазутчики Саладина. В точности так за воинами-новичками присматривают специально назначенные сержанты.
Провожатые Мартина поясняли: здесь без числа всякого сброда, поэтому ни один лазарит не удаляется от своего шатра без сопровождения двух-трех охранников, и делается это ради безопасности самих же прокаженных, ибо как знать, что может прийти в голову дюжине каких-нибудь подвыпивших лагерных бездельников. Разумеется, рыцари Святого Лазаря могут передвигаться и в одиночку, но нигде не задерживаясь. В случае исчезновения одного из лазаритов его сотоварищи обязаны тотчас поставить в известность маршалов госпитальеров или тамплиеров — покровительствующих лазаритам могущественных орденов. Тогда пропавшего начинают искать, оповестив об этом весь лагерь.
Мартину оставалось только беззвучно выругаться. В эту минуту он видел единственный выход из создавшегося положения — героически «погибнуть» в первой же серьезной стычке, а затем, отлежавшись до темноты на поле боя, вернуться в лагерь под видом простого наемника.
Миновав добрую половину лагеря, опоясавшего кольцом стены Акры, Мартин и его сопровождающие наконец приблизились к месту, где располагался стан прокаженных. Длинная костровая яма с дымящимися углями отделяла его от прочих воинов, молча следивших за приближающимися лазаритами. За ямой виднелся высокий и просторный шатер, в прошлом довольно богатый, но теперь выцветший и истрепавшийся от дождей и солнца. Рядом находились коновязи, козлы с копьями, повозки с добром и провиантом, прохаживались лекари-госпитальеры в длинных темных одеждах. Мартин задержал взгляд на шесте у входа в шатер: на нем неподвижно висело длинное черное полотнище с изображением черепа.
Один из сопровождавших его лазаритов заметил:
— Наш отряд выбрал себе именно такую эмблему — череп или, иначе говоря, Адамову голову. Эта часть тела наименее подвержена тлению, для нас же она — символ смерти и бесстрашия перед ее лицом.
Мартин ощутил, как по его спине, несмотря на духоту, прокатилась волна холода. Он стал вспоминать, как избежать гибельной заразы: ни в коем случае нельзя касаться язв прокаженных и дышать с ними одним воздухом, следует как можно чаще обмываться, а уж если довелось прикоснуться к больному — обтирать кожу уксусом. Говорят, эта болезнь переходит от человека к человеку лишь после длительного общения, но… кто может это знать достоверно? Король Бодуэн Иерусалимский страдал проказой с семи лет, однако в его окружении не было ни одного больного. Тогда-то и возникло поверье, что проказа — не что иное, как ниспосланное Господом испытание: христианин должен нести свой крест безропотно, вызывая лишь сострадание у окружающих. Что касается мусульман, те именовали лепру «нечистой болезнью».
Рыцари спешились. Один из спутников Мартина снял свой тяжелый шлем, открыв загорелое чистое лицо с мальчишески круглыми серо-голубыми глазами, темно-каштановой аккуратно подстриженной бородой и глубокими залысинами на темени. Никаких следов проказы на этом лице не было. Зато когда обнажил голову другой, Мартин едва не отшатнулся: бледные веки вывернуты, верхняя губа изъедена страшными язвами, нижняя отвисает, обнажая зубы. Недаром еще в пути Мартину почудилось, что этот его спутник говорит гнусаво, словно с трудом выталкивая слова изо рта. Мертвенные губы вновь шевельнулись, и он услышал:
— Мы здесь не зовем друг друга прежними именами, ибо у нас нет прошлого. И только одно будущее — вечность!
Умолкнув, обезображенный рыцарь продолжал пристально смотреть на Мартина, и тот решился спросить, как же обращаются друг к другу лазариты, если не употребляют данных им при крещении имен.
— У нас нет ни званий, ни титулов. А новое имя мы выбираем в честь одного из святых, которого считаем своим небесным покровителем. Так, меня называют братом Иеронимом…
Рыцарь с бородкой представился Джоном, сообщив, что избрал это имя в честь Иоанна Крестителя. По его произношению Мартин догадался, что он англичанин.
— Я — Мартин, — не мудрствуя, представился он.
— У нас уже есть один рыцарь, именующий себя в честь святого Мартина Турского, — заметил Джон. — Но это не имеет значения. Зовите себя так, как вам будет угодно. А теперь — прошу вас в наше братство рыцарей, ожидающих Благословенной смерти!
С этими словами он откинул полог шатра, предлагая Мартину войти, но тот невольно отступил и, словно ища поддержки, оглянулся на Эйрика.
— Не тревожьтесь за своего оруженосца, мессир, — тотчас вынырнул откуда-то монах с белым крестом госпитальера на рясе. — Ему будет предоставлено место в палатке близ вашего шатра вместе с другими оруженосцами и слугами рыцарей-лазаритов.
Мартин знал, что многие из тех, кто служит прокаженным рыцарям, также больны, но далеко не все. На мгновение он позавидовал рыжему. Эйрик отдал поводья обоих коней монаху и невозмутимо проследовал туда, куда ему указали.
Следуя за братьями Иеронимом и Джоном, Мартин наконец вступил под своды шатра. Прокаженные рыцари собрались для молитвы перед установленной на треножнике иконой святого Лазаря Четверодневного, которого орден лазаритов чтил особо как своего небесного заступника. Среди лазаритов бытовало поверье, что тело Лазаря из Вифании, воскрешенного Иисусом через четыре дня после смерти, успело настолько разложиться, что даже после возвращения к жизни он продолжал носить на лице и теле следы тления.
Никто из рыцарей не обернулся к вошедшим — голоса молящихся сливались в глухой гул, прерываемый отдаленными протяжными воплями муэдзинов, призывающих правоверных к вечернему намазу с минаретов Акры. Мартин также опустился на колени, молитвенно сложил руки на груди, но шлем не снял. Топхельм казался ему пусть ненадежной, но все-таки защитой от витавших в воздухе миазмов болезни. Даже сквозь аромат дымившихся в курильнице благовонных смол до него доносился тошнотворно-сладковатый запах разлагающейся плоти.
Наконец прозвучало последнее «амен», молящиеся поднялись с колен, и их лица обратились к Мартину. Многие из лазаритов показались ему вполне обычными людьми, но другие были покрыты рыхлыми мясистыми наростами, на щеке одного рыцаря багровело огромное пятно, сочащееся сукровицей, а искаженный лик другого напоминал свирепую львиную морду. У прочих виднелись лишь пятна лепры. Общее число лазаритов не превышало двух десятков.
