способность любить или даже трахаться без осуждения, не быть предметом разговоров полной комнаты белых мужчин, – все это лишь зыбкое мерцание, блеск. Просто шум.
Если уж Айе не везло, она хотя бы умела быть терпеливой, находила в себе мужество признать, что подлинная сила очень проста, бескомпромиссна. Это была способность забывать пустой дом, пустую жизнь и не бояться, что тебя закопают в безымянной могиле после жизни, полной служения. Это была свобода делать выбор, который не приводил к нищете или смерти.
Любой, кто думал иначе, просто не знал голода или не пробовал икры у Селин Нова.
– За наш новый мир, – сказала Селин, поднимая бокал.
Айя в ответ блаженно улыбнулась. Если бы Атлас Блэйкли доверился не Далтону Эллери, а Айе Сато, она сказала бы ему вот что: «Когда экосистема умирает, природа скорбит по ней дальше. Зачем еще принимать условия Общества, как не для того, чтобы жить?»
– За наш новый мир, – поддержала она, отвечая на тост Селин нежным поцелуем.
Париса
– У нас неоконченное дело, – сказала она, вручив Каллуму пистолет с блестящим логотипом Уэссексов. Потом прошла в кабину телепорта, когда двери послушно открылись. – И ты поможешь мне довести его до конца.
Каллум осторожно последовал за ней, оглянувшись, словно был уверен, что за ними следят.
– Так я должен помочь убить Роудс? Вряд ли тебе нужен именно я, – зло пропыхтел он, упихивая ствол за ремень, как какой-нибудь идиотский ковбой.
– Осторожнее с этой штуковиной. Ты явно не умеешь ею пользоваться. И да, ты прав, – сказала Париса, имея в виду, что Каллум самый неподходящий помощник в покушении на Либби Роудс. А еще верны были разнообразные сомнения, что кружились у него в голове – относительно того, нужна ли вообще Парисе его помощь, ведь она в одиночку устроила переворот.
Если Париса хотела кого-то убить, то трудность состояла вовсе не в том, чтобы совершить покушение без чьей-либо помощи. Она, вероятно, могла бы внедрить мысль кому-нибудь в голову, даже Каллуму. Да что там, особенно ему, хотел он это признавать или нет. Дело было в жертве: любой другой сделал бы эту конкретную смерть куда более ценной. Каллуму устранить Либби Роудс не стоило ничего.
Париса без нужды снова надела очки и прислушалась к мыслям Каллума, хмуро глядевшего на пушку. Почти все его размышления были обычны: главным образом о себе и собственной ненадежности. Он вздохнул, про себя гадая, с каких это пор стал прислушиваться к ритму ее сердца.
– Эта штука магическая? – пробормотал Каллум, бросив безуспешные попытки убрать пистолет за пояс. Вместо этого он просто сунул его назад в сумку Парисе.
– Да. Прототип, разработка Уэссексов. И нет, Роудс убивать не надо, – сказала Париса, добавив потом немного холодно: – Прости.
– Что ж, очень надеюсь, что цель – не Тристан. – Каллум скрестил руки на груди и искоса глянул на Парису. – Это было бы чрезвычайно грубо с твоей стороны, ведь он мой.
– Нет, не Тристан. – Хотя Каллум не больно-то спешил к своей цели.
– Варона? Ты серьезно? – нахмурился он. – Вот уж не думал, не гадал.
– И не Варона. – Каллум взглянул на нее, и Париса пожала плечами: – Слишком милый.
– Самый обычный. А если не он… – Каллум задумался, перебирая в голове оставшиеся кандидатуры. – Кто же тогда?
Париса попыталась найти объяснение своему ответу, но практически сразу сдалась. Решила позабавиться за счет нарциссизма Каллума, позволив ответу прозвучать из хранилища своей памяти, голосом самого же Каллума: «И, знаешь, у тебя есть выбор. У тебя он всего один: жить или умереть. Решать тебе. И его у тебя никто не отнимет». Это была подлинная причина, по которой она его позвала.
– Нравится нам это или нет, но архивам все еще полагается труп, – напомнила Каллуму Париса, когда двери лифта закрылись, и добавила мысленно: «Так почему бы не дать им мой?»
Выбери она кого другого, Каллум воспринял бы ее всерьез, а так…
– Ничего тупее еще не слышал, – выдал он, попутно хмыкнув, а транспорт тем временем выгрузил их у пределов защитного периметра Общества. – Кстати, я прекрасно вижу всю иронию того, что это мои же слова. – Каллум вышел следом за Парисой, ухватил ее за руку, дернул на себя и, нахмурившись, оглядел пафосный особняк. Солнце всего несколько мгновений как скрылось за горизонтом, окрасив фасад разнообразными оттенками розового. – У нас получится войти? По идее, чары должны были сменить.
– Возможно, если бы Хранитель не был мертв, – согласилась Париса. – Или если бы я сама не договорилась.
– Снова Шэрон? – догадался Каллум. Значит, слушал ее. – Что ты для нее такого сделала? Она прямо светится благодарностью. И ее мозг, ну, – он пожал плечами, – не обработан.
– В отличие от тебя, мне не надо превращать людей в зомби. Я просто вылечила ее дочь от рака.
Технически, это сделал Нотазай – в обмен на это Париса помогла ему занять место главы того самого Общества, которое он якобы так ненавидел.
Занятно, чью только сторону люди не примут, лишь бы получить желаемое. Хотя нет, совсем не занятно, потому что этим человечество тупо оправдывало сраные убеждения Парисы.
– А ты так поступила… по доброте душевной? – с очевидным смущением спросил Каллум.
– Чтобы получить рычаг давления, понятное дело, – скривилась Париса. – Мне кажется, мы оба знаем, что у меня ни души, ни доброты. А вообще, человека довольно легко осчастливить, – напомнила она. – Хотя бы до тех пор, пока дочь не подрастет и не возненавидит мать. Потом Шэрон до кучи осознает, что двое других детей в обиде на нее, а вместе все они тратят и воспринимают как должное время, что отпущено им и которое они в ином случае ценили бы.
Она не хотела, чтобы в ее словах звучала горечь, но ничего не могла поделать. Мир такой, какой есть.
– Париса. – Итак, пора было вернуться к сути. Она видела, как вращаются шестеренки в голове Каллума, как его разум борется с чем-то бесполезным для дела. – Ты же не всерьез задумала убить себя?
– Почему нет? Кто-то должен умереть. – Париса пожала плечами. – Это ведь ты сообразил, что постигло однокашников Атласа. Если мне все равно умирать, потому что остальные побрезговали условием договора, о котором знали больше года…
– Я убью Тристана, – по-идиотски перебил Каллум.
– А, ну да, конечно. И когда, скажи на милость, ты намерен этим заняться?
– Сейчас, если угодно. – Он пристально смотрел на нее. – Я думал одеться иначе, но поверь, этих брюк мне не жалко.
– Не говори херни. – Она развернулась, готовая идти, но Каллум упорно следовал за ней по пятам.
