«Но ведь нет свидетелей, нет, нет!!»
– Ахэтт, – негромко.
Уггард поднял глаза на вошедшую в зал женщину, – еще не старую, но страшно измученную, – не узнавая лица – но она узнала и рванулась к нему, пытаясь вцепиться в лицо скрюченными пальцами. Ее оттащили.
– Пес, пес, убийца! – она билась в руках воинов. – Доченька моя, о-о… Выродок! Ты убил ее, ты, ты, ты!!.
Владыка встал с трона, медленно подошел к женщине и обнял ее за плечи левой рукой – правая по-прежнему сжимала рукоять меча:
– Дитя мое… – Уггард и представить себе не мог, что голос Владыки может звучать такой теплотой и состраданием. – Прости меня за эту новую боль, но я прошу тебя рассказать сейчас перед всеми о том, что ты видела.
Ахэтт уткнулась ему в грудь; голос не повиновался ей, она заговорила глухо и невнятно, но в мертвой тишине было слышно каждое слово…
…Женщина умолкла. Уггард поднял глаза на вождей – те стояли, склонив головы. Он перевел взгляд на Владыку, впервые осмелившись взглянуть ему в лицо – и в ледяных глазах прочел приговор. И долго сдерживаемый ужас прорвался в диком крике:
– Утрад! Ты не позволишь ему!.. Я твой молочный брат, вспомни, мы вскормлены молоком одной матери! Ты не отдашь меня им!
– Лучше бы материнское молоко стало отравой – я не дожил бы до такого позора, – глухо ответил вождь. – Не называй меня братом. В моей родне нет ни бешеных псов, ни стервятников. Я отрекаюсь от тебя.
– Улхард! – Уггард заметил в глазах второго вождя странный упорный огонек. – Вспомни, какова была наша награда за то, что мы служили ему! Ты горд – неужели ты склонишься перед ним, как наши злосчастные предки, будешь лизать ему ноги, признав его власть?! Ведь мы оба – из народа Улфанга!
– Даже признав справедливость твоей мести, я не пожертвовал бы ради тебя своим народом, – угрюмо усмехнулся Улхард. – Разве ты – из нашего рода? Почему же я должен платить за тебя своей жизнью и жизнью своих людей?
– Шелудивые псы! Ублюдки! Предатели! Чтоб подохли и вы, и отродья ваши, вы не мужчины, вы бабы, шлюхи, продавшиеся этому уроду! Наденьте юбки, рожайте таких же гаденышей – это вам пристало больше, чем меч! – Уггард дрожал от бессильной ярости. – И ты, – он обернулся к Владыке, оскалив зубы. – Я ненавижу альвов, но больше – вас! ненавижу всех, всех! Мало вас резали! Дай мне меч – я пущу тебе кровь, будь ты хоть трижды бессмертен, и сердце твое брошу воронам!..
– Каков будет ваш приговор, вожди и старейшины? – ровно спросил Вала.
– Мы признаем его виновным, Владыка. Его жизнь и смерть – в твоей руке. Да не падет гнев твой на народы наши, – ответил за всех Утрад.
– Я умру с мечом в руках! – прорычал Уггард; лицо его страшно перекосилось, став похожим на морду Орка.
– Никто не запятнает свой меч твоей кровью, – с усталым презрением сказал Вала. – Ты, Утрад, сын Хьорна из рода Улдора, и ты, Улхард, сын Дарха из рода Улфаста – повторите клятву ваших предков. Во имя народов своих – клянитесь не преступать границ Хитлум, дабы не навлечь на себя гнев Севера.
– Клянемся, – нестройно ответили вожди.
– За то зло, что причинено было народу моему, сыновья ваши да прибудут сюда. И останутся они в твердыне моей на пять лет. Слово мое да будет порукой тому, что через пять лет они вернутся к своим народам.
– Да будет так, Владыка…
– Вы… – во взгляде Уггарда было безумие, – вы отдаете ему своих сыновей?! Чтобы он вырвал их сердца, а взамен вложил мертвый камень?!
– Молчи, глупец, – прошелестел голос одного из старейшин.
Вала, казалось, вовсе забыл об Уггарде. Он по-прежнему держал руку на плечах Ахэтт; смотрел куда-то в сторону.
– Властелин, – нарушил молчание светловолосый воин. – Что мы сделаем с… этими? – он не называл имен, просто указал рукой.
– Оставить пленниками всех. Кроме него, – слова были холодны и тяжелы. – Его – повесить. Ахэтт?..
– Я не хочу видеть его.
Вала кивнул.
– Идем, дитя мое.
Бережно повел женщину из зала, на пороге остановился, обернулся к вождям:
– Пусть ваши люди узнают, как это было. Вы – увидите. И помните о клятве. Прощайте.
И затворил за собой дверь, словно отгородив Ахэтт от безумного вопля Уггарда.
МАТЬ. 518 ГОД I ЭПОХИ
– …И еще, там женщина пришла, сына своего ищет… Говорит, он у нас.
– Пусть войдет.
– Да, Учитель, – воин легко поклонился и вышел.
Пожилая женщина стояла в дверях, робко прижимая к груди узелок. Он улыбнулся уголком губ:
– Здравствуй. Не бойся, входи, садись.
Женщина, похоже, немного успокоилась:
– Скажи, ты здесь начальник, что ли, твоя милость?
– Да вроде того, – в светлых глазах блеснули веселые искорки.
Помолчали немного. Женщина вздохнула.
– Смотрю я на тебя, сынок, – видно, не жалела тебя жизнь. Молодой ведь еще, а волосы белые… Родные-то живы?
По чести сказать, он не ожидал такого поворота разговора. Сказать, кто он такой? Испугается… Нет уж, пусть лучше остается так.
– Живы.
– Тоже, небось, сам ушел сюда?
– Сам.
– И не спросил никого?
Он кивнул.
– Ну совсем как мой младшенький. Старик узнал – долго шумел, все грозился, что не отпустит, а тот уперся – и ни в какую: все равно, мол, уйду. Ну, собрала ему кое-что на дорогу, благословила – вот он и ушел. Письма пишет. Я грамоте-то не обучена – грамотей местный читает, а все неспокойно мне. Он у меня слабенький, с детства все грудью хворал, а упорный! Я ему говорю – ну куда тебе, ведь там воины нужны. Ты вот, сразу видно, воин: и силой, и статью, и ростом… Где тебя зацепило так – в бою, или на охоте?
– В бою, – он опустил голову. Женщина снова вздохнула:
– Да ты не печалься, пройдет. Хочешь, травы тебе разные принесу – будешь раны промывать отваром, листья к ране приложишь – до свадьбы заживет… Жена-то есть или невеста?
Он покачал головой: нет.
– Будет еще, сынок. Ты, вижу, умен, смел, а глаза добрые… И красив.
– Красив? – он усмехнулся.
– Ах, сынок, сынок… Я слишком стара, чтобы врать. Шрамы – знак доблести, а таких, как ты, я никогда не видела. Да неужели ни одна женщина на тебя с любовью не смотрела? Не поверю, сынок, – женщина лукаво улыбнулась.
Он отвернулся – быть может, слишком поспешно.
– Я тебя обидела чем-то, сынок? Ты прости старуху…
– Нет-нет… Я скажу, чтобы позвали твоего сына.
Он распахнул двери:
– Позовите Кори. И пусть поторопится – его ждет мать.
Вернувшись в комнату, он встретил обеспокоенный взгляд:
– Скажи, сынок, а Властелин… он какой?
Он задумчиво потер висок.
– Ну… вроде меня.
Женщина рассмеялась:
– Шутишь, сынок! Он бог, а боги ведь огромны ростом и могучи. Говорят, он один может одолеть целое войско, доспех его сияет ярче солнца, а в руках его огненный меч. Вряд ли мой сын сможет стать его воином…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
