сейчас никакого настроения ни кутить, ни ухаживать.
— Что с тобой? Почему ты нос повесил? Уж не влюбился ли, как я когда-то, и не собираешься ли стреляться? Только я был тогда желторотым гимназистом, да и время было другое. А теперь сентиментальничать и разводить романтику не приходится! Я тебя быстро настрою на веселый лад, — тормошил Леон Корнелия.
— Куда же я пойду с тобой? Даже если отбросить другие причины, так ведь у меня гость, — сказал Корнелий, взглянув на Миха.
— Миха мы тоже с собой возьмем, — заявил Леон и обнял художника.
Миха не надо было долго упрашивать, он весело засмеялся, оскалив большие, лошадиные зубы, поправил очки и уже сам принялся торопить Корнелия:
— Одевайся, одевайся, успеешь еще позаниматься!
— Однако как ты быстро согласился, пропащая душа, — заметил Корнелий художнику, любившему покутить на чужой счет. — Ну, а не боишься ты после ужина вернуться пьяным к своей Эло?
— А ну ее к черту! Если во всем потакать женам, то лучше сразу в монахи постричься.
Корнелий долго еще отказывался от ужина в ресторане, но товарищи уломали его, уверяя, что Маргарита не сплетница, умеет хранить тайну и никому ничего не скажет. Сдался он еще и потому, что был зол на Нино, не сдержавшую своего слова и не назначившую ему обещанного свидания.
Леон нанял извозчика. Маргарита жила по соседству с Макашвили, поэтому Корнелий и Миха спрыгнули возле оперного театра и остались там поджидать женщин.
Ждать пришлось недолго. Вскоре Леон подъехал к театру вместе с Кэти и Маргаритой. На ней опять были беличья шуба и синяя фетровая шляпа. Хлопья снега таяли на ее золотистых локонах и длинных ресницах. Щуря голубые глаза, она улыбнулась Корнелию и поблагодарила за то, что он исполнил ее просьбу. Лицо ее раскраснелось от мороза, она казалась сейчас молоденькой девушкой.
— Вы что, в театр собрались? — спросила Маргарита.
— Не знаю, — растерялся Корнелий.
— Хотите, послушаем два акта, а потом поедем ужинать, — предложил за него Леон.
— А что идет сегодня? — поинтересовалась Маргарита.
— «Аида», — протянул Леон. — Кто поет?
— Аиду — Бокова, Радамеса — Сараджишвили.
«Послушать оперу, потом поужинать», — взвесила Маргарита в уме и подмигнула Кэти:
— Может, правда, послушаем два акта?
Пряча лицо в пышное боа, Кэти молчала.
Леон приблизился к ней и тоже спросил:
— Так как же решим?
— Я на стороне большинства, — ответила Кэти с такой решительностью, словно и впрямь желание большинства, а не желание Маргариты было для нее законом.
Леон направился в вестибюль купить билеты.
Взяв Кэти под руку, Маргарита отвела ее в сторону и стала с ней о чем-то шептаться. Миха подтолкнул плечом Корнелия:
— Нужно предупредить Маргариту и ее подругу, чтобы они ни словом не обмолвились о сегодняшнем ужине. Если Эло или Нино узнают, мы пропали.
— Сам-то смотри не разболтай, — предупредил его Корнелий.
Миха обиделся, поднял плечи и наклонил голову, словно хотел боднуть Корнелия.
— Кому ты это говоришь? — принялся он упрекать друга. — Как тебе не стыдно сомневаться во мне! Ты лучше вот о чем подумай: если третью женщину не найдем, то у нас ничего не получится.
— А что должно получиться? — удивился Корнелий.
— Не сможем мы играть в «пачикос».
— В «пачикос»? Что это такое?
— Игра такая, армянская, в поцелуи, — ответил Миха и так расхохотался, что прохожие оглянулись на него.
— Отчего вам стало так весело? — подозрительно посмотрела на него Маргарита.
— Так, вспомнил одного нашего учителя-чудака…
Маргарита покраснела…
В это время возвратился с билетами Леон.
После второго акта Маргарита, Кэти, Корнелий и Миха вышли в вестибюль театра. Леон отправился за кулисы и через несколько минут возвратился оттуда с балериной Зоей Марченко.
Это была среднего роста девушка, с тонкой, стройной фигурой, с волосами цвета спелой ржи, с серыми глазами и слегка вздернутым носиком. Миха, работавший в оперном театре декоратором, хорошо знал ее.
Зоя напомнила Корнелию кутаисскую акробатку, которая, балансируя под куполом на проволоке, вскрикивала «Оп-ля!», приподнимала короткую юбочку, делала реверанс и посылала публике улыбки.
— А здорово она похожа на кутаисскую циркачку, помнишь? — шепнул Корнелию Миха.
— Очень, — ответил Корнелий и улыбнулся, поразившись, что им одновременно вспомнилась одна и та же женщина.
3
Перед гостиницей «Ной» остановились два фаэтона. Их седоки направились не к главному подъезду, что выходил на Плехановский проспект, а к боковому — на Ксеньевской улице. У входа их встретил высокий, бородатый швейцар в ливрее. Завидев Леона, он сразу засуетился, словно старый слуга, встречавший долго отсутствовавшего барина. Хозяин гостиницы, заранее предупрежденный Леоном, приготовил кабинет для банкета. Около накрытого стола суетились два официанта.
Одна из комнат представляла собой гостиную, другая — спальню. Разделялись они большим голубым атласным занавесом, обшитым золотой бахромой. Пол гостиной был покрыт ковром. На стенах висели картины — «Охота на оленя» и «Натюрморт». В углу стояли рояль и граммофон. Топилась печь. Было тепло. Женщины прошли в спальню, к трюмо.
Первой возвратилась Маргарита. Ей очень шло черное бархатное платье с глубоким вырезом. Когда она подошла к столу и повернулась, драгоценные камни в гребне из слоновой кости, державшем ее туго закрученные золотистые косы, засверкали всеми цветами радуги. Вслед за Маргаритой появилась Кэти в таком же бархатном платье, только темно-серого цвета. Тонкие брови широко раскинулись на ее слегка выпуклом лбу, а под ними светились большие карие глаза. Вьющиеся темно-каштановые волосы образовали у висков маленькие завитки. Легко ступая, высоко подняв голову, она походила на оленя, сошедшего с висевшей на стене картины.
Последней вышла к столу Зоя. Приехав прямо со «службы», она осталась в своем будничном туалете — в блузке цвета электрик и в синей узкой, короткой юбке. Ее светлые волосы были коротко острижены.
Корнелий сел рядом с Маргаритой, Леон — с Кэти, Миха занял место около Зои.
Ужин начался зернистой икрой, форелью и салатом оливье. Затем подали жареных фазанов и шашлык. На десерт — апельсины, яблоки и фисташки. Пили шампанское и ликеры. Миха оказался прекрасным тамадой. Пикантными анекдотами и двусмысленными шутками он заставлял женщин то смущаться, то без умолку хохотать. Когда же, подвыпив, он пересел к роялю и, аккомпанируя сам себе, стал напевать романсы, Кэти поспешила сесть рядом с ним, оставив Леона на попечение Зои. Тем временем Маргарита и Корнелий беседовали, полулежа на мягкой, крытой ковром тахте, на которую падала тень от шелкового абажура, низко опущенного над столом.
Леон подошел к столу, поднял бокал с шампанским и выпил за здоровье Маргариты и Корнелия.
— Клянусь, что я ваш друг до гробовой доски! — горячо воскликнул он.
Неожиданно расчувствовался и Миха. Он тоже принялся клясться Корнелию в дружбе
