равно скажи.
– Легче взглянуть на это, чем описать. Ладно, пусть мне и недостает образования, но попытаюсь. Там сидит на алтаре ведьма песьегонов.
– Что? Тут есть кто-то еще, кроме нас?
– Не бойтесь, госпожа, она вас не тронет. Возможно, ведьма мертва, но я так не думаю. Полагаю, просто спит.
Сукуль остановилась:
– Ладно, ты победил. Расскажи, как мне увидеть этот храм.
– Закройте глаза…
Девочка невольно фыркнула, несмотря на то что испытывала страх.
– Закройте глаза, – повторил кастелян, на этот раз настойчивее. – Вообразите себе пещеру. Земляные стены, осевший купол потолка. Везде корни, даже под ногами, если вы их еще не почувствовали. В стены вокруг нас повсюду вделаны волчьи черепа, но вряд ли вы когда-либо видели столь большие, величиной с конские. Это айи, которые бегали вместе с песьегонами и дали им это имя. Их тут сотни. Корни сжимают айев, будто руки самой земли.
Дрожь Ребрыха передалась теперь и Сукуль. Во рту у нее пересохло, она чувствовала легкий ветерок, касавшийся ее кожи и ласкавший лицо.
– Воздух движется, – прошептала девочка.
– Да. Он никогда не прекращает своего движения. Не знаю почему, но, полагаю, все дело в магии, госпожа. Ее энергия не знает устали. Думаю, что это весьма могущественная ведьма.
– Расскажи мне побольше, – попросила Сукуль. – Про ведьму.
– Алтарь, на котором она сидит, сделан из слежавшейся земли и глины. И украшен драгоценными камнями…
– Самоцветами?
– Их вдавливали туда в качестве подношения. Гранат, оникс, небесный камень, разные необработанные металлы. Золото и тому подобное. И еще – звериные когти и клыки, куски резной слоновой кости. Каменные орудия. Так песьегоны одаривают своих любимых.
– Вижу, – вдруг проговорила Сукуль, и дыхание ее участилось.
– Ведьма сидит на алтаре, скрестив ноги, – продолжал Рансепт. – Или так было раньше. Ее кости преобразились в дерево, в корни, а то, что осталось от ее кожи, выглядит как кора. Она растет из алтаря, подобно дереву, госпожа, и все те корни – вдоль прохода и здесь, вокруг нас, – произрастают прямо из нее.
Девочка судорожно вздохнула:
– А ты через них прорубался!
– Да, я ранил ведьму по своему невежеству. Я глубоко ее ранил, госпожа.
В его тихом признании Сукуль послышалась тоска.
– Прости, Рансепт. А у нее остались глаза? Ведьма сейчас смотрит на нас?
– Глаза заросли, так что трудно сказать. Но я потревожил ее сон. Я знаю об этом и если могу хоть что-то исправить, то так и сделаю.
– Если ведьма все еще жива, Рансепт, то корни снова отрастут.
– Пока что этого не заметно, госпожа.
– Я никогда не видела песьегонов. Опиши мне ее, пожалуйста.
Похоже, старик был благодарен Сукуль за подобную просьбу.
– Лик ведьмы – отполированное дерево, темно-коричневого цвета, в глубине которого будто кроется блеск золота. Дерево это выросло поверх костей ее лица. Когда-то лицо это было светлокожим, с грубыми чертами, но открытым для всех радостей и наслаждений – именно таковы песьегоны. Они легко смеются и еще легче плачут. Каждое их слово звучит как исповедь, и им непонятна ложь. Разговор с песьегонами – сущее благословение, которое учит смирению, госпожа. Многие тисте их за это не любят.
Хотя Сукуль сомневалась, что Рансепт что-то видит в темноте, она согласно кивнула, вполне понимая причины подобной нелюбви:
– Сами мы не выдаем своих чувств и секретов.
– Вы мудры не по годам, госпожа.
Но в данный момент она вовсе не чувствовала себя мудрой.
– Думаешь, ведьма спит?
– Да, полагаю, что это и есть та самая.
– Та самая?
Кастелян крепче сжал руку девочки:
– Песьегоны с юго-запада рассказывают про Спящую: это их величайшая ведьма, которая осталась, когда ее народ ушел отсюда. Осталась, чтобы защитить мир от пустоты.
Сукуль подумала о Матери-Тьме и жутком намеке на Бездну, которая окружала ее в священном зале, где находился Трон Ночи.
– Эта ведьма противостоит Матери-Тьме?
Девочка почувствовала, как ее спутник пожал плечами.
– Возможно. Это не моего ума дело.
– Рансепт, а ты сам отрицатель?
– Я не выступаю против Матери-Тьмы, госпожа.
Конечно, это был не ответ, хотя она понимала, что большего кастелян ей сказать не может, и решила уважить его мнение. В любом случае подобный вопрос выглядел неуместным, особенно если учесть, что он исходил от ребенка.
– Прости меня, – тихо проговорила Сукуль.
– Вы видите все то, что я описал, госпожа?
– Да, вполне ясно. Я вижу пещеру и корни, которые тянутся туда, где сидит она, эта ведьма, с деревянным лицом и заросшими, навеки закрытыми глазами. Мы стоим внутри пещеры, будто мысли, заблудившиеся внутри черепа.
Рука Рансепта крепко сжалась, едва не сломав ей пальцы, и девочка поморщилась от боли.
– Прошу прощения, госпожа. Но последние слова были не вашими собственными.
Подумав, Сукуль снова кивнула:
– Мы снимся этой ведьме. Мы присутствуем в ее снах, и она пытается нас понять. Чужаки внутри ее черепа. Рансепт, наши слова могут быть ее мыслями. Здесь нам грозит опасность исчезнуть, затеряться.
– Да, госпожа. Полагаю, вы правы, я уже и раньше чувствовал приблизительно то же самое. Нужно уходить.
Сукуль высвободила руку. Ей больше не требовалась помощь: она могла видеть продолжение туннеля, видела, как тот поднимается вверх. И тем не менее глаза ее оставались закрытыми.
– Скажи, а у этой ведьмы есть имя? – спросила девочка.
– На языке песьегонов ее зовут Огнь. Она спит и видит сны, чтобы мы могли жить. Все мы: тисте, песьегоны, яггуты, телакаи, даже форулканы. Она спит, чтобы дать нам свободу.
Пока Рансепт говорил, Сукуль пробиралась вперед, но при последних его словах остановилась:
– А ты принес ей что-нибудь в жертву?
Его дыхание слегка сбилось, но ответ прозвучал неопределенно:
– Для этого надо быть отрицателем, госпожа.
Сукуль попыталась вспомнить, что было до того, как спутник взял ее за руку. Двигался ли он? Стоял ли возле ведьмы? Этого она не знала. Достав свой кожаный мешочек, девочка развязала ремешок.
– Будьте осторожнее, госпожа, – сказал кастелян, и она поняла, что тот каким-то загадочным образом наблюдает за ней и все видит.
«Хотя никакой загадки тут нет. Рансепт видит, потому что верит. Старик открыл мне свою тайну. Наверняка ведь были и другие пути, по которым можно было пройти. Но он привел меня сюда, в этот храм, где поклоняется своему божеству».
Она вынула так называемый камень памяти, найденный на берегах Дорсан-Рила.
«В честь брата, которого я потеряла на войне».
– Госпожа Сукуль Анхаду, умоляю вас. Не стоит поступать столь необдуманно. Вы готовы связать Матерь-Тьму со Спящей богиней песьегонов?
У нее перехватило дыхание.
– Я ведь не высокородная, кастелян. И не жрица.
– Но в
