своей вере вы полагаетесь на Матерь-Тьму? Я не требую от вас ответа. Просто учтите: в этом случае вы непременно свяжете двух этих женщин. Более того, вы также свяжете отрицателей и тисте. Нет места более священного, чем этот храм, но для отрицателей он потерян. Я единственный о нем знаю – понимаете?
– У тебя полно тайн, Рансепт, однако ты оказался достаточно смел или глуп, чтобы открыть мне этот секрет. Почему ты так поступил?
– Могу я говорить с вами откровенно, госпожа?
– Ну разумеется. Иначе какой в этом смысл?
– Я просто захотел восполнить пробел, ибо образование тисте никуда не годится, – сказал он.
Сукуль не удержалась от смеха, отдавшегося в пещере громким эхом. Ребрых испуганно метнулся мимо нее в туннель. Даже в темноте она ощутила исходившее от кастеляна удивление.
– И снова прости меня, Рансепт, я… – Девочка не закончила фразу. В воздухе произошла некая перемена. Сукуль почувствовала, как пощипывает кожу. – Что такое? – испуганно прошептала она. – Что я сделала?
– Уберите камень, госпожа, – посоветовал ей Рансепт. – Похоже, ведьма по-прежнему остается песьегонкой.
– Не понимаю… что это я такое чувствую?
– Благословение Огни, дитя мое. Что более прекрасное или ценное, чем искренний смех, вы могли ей подарить? Во имя дыхания Спящей богини – вы исцелили ее, госпожа Сукуль Анхаду.
Девочка вздрогнула, когда Рансепт опустился перед ней на колени, и каким-то образом, хотя глаза ее оставались закрытыми, увидела блестевшие на его щеках слезы.
– Корни больше не кровоточат, – пробормотал старик. – Благодарю вас от всей души, госпожа.
– За этот урок я плачу удовольствием, – услышала Сукуль собственный голос.
Почувствовав кривую усмешку кастеляна, она улыбнулась в ответ.
Он встал, и они вместе вошли в туннель, что лежал перед ними.
Когда Рансепт снова протянул руку Сукуль, та радостно ее приняла, хотя оба знали, что его помощь больше не требуется. Скорее сей жест был выражением дружбы, и девочка, застигнутая врасплох этой мыслью, едва снова не рассмеялась, но вместо этого послала лучи своей радости назад по туннелю, в тот чудесный зал, где плоть и дерево были единым целым, а заросшие намертво глаза прекрасно могли все видеть.
Когда они выбрались обратно на поверхность земли, где бледный рассвет уже окрасил небо в серебристо-голубой цвет, Сукуль промолвила:
– Рансепт, нужно рассказать про этот храм тем отрицателям, кто еще остался. Они этого заслуживают.
– В том нет нужды, – ответил кастелян. – Там, внизу, я видел те же сны, что и Огнь, – да, теперь все уже вполне ясно, и нет смысла скрывать, что я отрицатель, хотя это название мне крайне не по душе. Не важно. В тех снах я узрел истину, новорожденную и чудесную.
– И что же именно ты увидел?
Стоя под лучами рассветного солнца, Рансепт повернулся к ней, и его уродливые черты преобразила едва заметная улыбка. Подобного выражения лица у кастеляна Сукуль никогда еще не видела, и ей подумалось, что стражников, которыми он командовал в крепости, при виде такого зрелища вполне мог бы хватить удар.
– Огни снится река, госпожа, – сказал он. – Ей снится река.
Сжимая веревку облаченными в перчатки руками, Рисп спускалась в расселину. Плечи и спина у нее с непривычки болели. Лазание по скалам не относилось к числу распространенных среди тисте занятий: она решила, что прибегнуть к подобному оправданию будет предпочтительнее, нежели честно признать, что ее физическая подготовка оставляет желать лучшего. Внизу веревку удерживал фонарь, стоявший на скальном выступе. Воздух был пыльным и прохладным от вечной тени, и Рисп вдруг показалось, будто каменные стены возмущены ее вторжением.
«Это всего лишь нервы, – подумала женщина. – И беспокойство, что вполне объяснимо».
В свете фонаря никакого тела внизу она не видела, но ясно было, что расселина тянется в обе стороны в неведомую даль. Рисп не сомневалась, что ее не поджидает на дне хладный труп Галаса, и неприятное чувство в животе лишь подтверждало эту уверенность. Многим старым солдатам вроде Гриппа присуще просто невероятное, приводящее врагов в ярость везение. Наверняка ему не суждено пасть в бою, и, скорее всего, он встретит смерть в объятиях женщины в каком-нибудь вонючем борделе.
Преодолев наклонный выступ в каменной стене, на которой виднелись царапины и несколько пятен засохшей почерневшей крови, Рисп вскоре добралась до дна, ища опору на неустойчивых булыжниках. Там тоже повсюду виднелась кровь, которая забрызгала разбросанные скальные обломки.
Взглянув вверх, лейтенант призадумалась: интересно, каким образом Гриппу вообще удалось отсюда выбраться? Присев, она отвязала фонарь и взялась за его ручку. От перчатки запахло паленой кожей, и Рисп почувствовала, как раскалилась ручка. Не обращая внимания на это мелкое неудобство, женщина выпрямилась и отправилась на разведку.
Как она и предполагала, никакого тела на дне не оказалось. С одной стороны расселина быстро сужалась. В другом направлении, к востоку, ее неровное дно шло под уклон, усеянное сухими ветками и остатками птичьих гнезд, свитых из прутьев, грязи и комочков козьей шерсти.
Через десяток шагов стены начали наклоняться друг к другу, и проход сузился настолько, что приходилось протискиваться боком. Чувствуя, как ее спереди и сзади сжимает камень, Рисп ощутила мгновенный приступ паники, но тут же поборола его и двинулась дальше. Расщелина снова расширилась, упавшие камни образовали уходящий вверх склон. Приблизительно на половине его высоты лейтенант различила на камнях кровавый отпечаток ладони.
Рисп последовала очевидным путем. Расселина еще больше расширилась, теперь все пространство заполняли огромные разбитые валуны. Местами виднелись явные следы рук и ног. Рассветное солнце освещало поверхность лишь в десяти шагах впереди. Вскоре Рисп выбралась на открытое место. В тридцати шагах слева шла дорога, рассекая слой нанесенного ветром песка, на котором отпечатались следы сапог Гриппа. Он волочил одну ногу.
Погасив фонарь, женщина дошла до дороги, вскарабкалась на насыпь и свернула налево. Сразу за поворотом ждал ее отряд. Спешившись, солдаты сооружали могильные холмы. Лейтенант увидела, что сержант все еще сидит возле расселины, глядя вниз. Услышав возглас кого-то из подчиненных, он повернулся и заметил идущую по дороге Рисп.
– Грипп жив, – сказала она, подходя ближе. – Но истекает кровью, и у него повреждена нога. Похоже, Галас вернулся сюда после того, как уехал Силанн. Весь вопрос в том, куда он отправился после?
– Пошел искать мальчишку, – ответил сержант.
– Зачем это ему надо?
– Возможно, старик не просто охранял козьи и овечьи шкуры, госпожа.
– Думаешь, мальчишка был настолько важен?
Ветеран пожал плечами.
– Ласкан проверил все, что пощадил огонь. И обнаружил походный сундук с гербом дома Друкорлат: он сделан из прочного чернодрева, а потому почти не пострадал от пожара. Правда,
