потом орешник и подъехали к воротам.
Первое, что мне бросилось в глаза, был опрокинутый прицеп.
– Что тут происходит? – удивился водитель.
Кругом в беспорядке валялись ящики со свеклой, два столба под балконом большого дома были вырваны, строение, где жила Манушак, превращено в руины, и в этих руинах стоял новый русский трактор желтого цвета.
Войдя во двор, я сразу увидел маленькую Манушак, она бежала ко мне, на ней было новое платье и туфли. Подбежала и, плача, обхватила меня.
– Где бабушка?
– Увезли в больницу.
Я сразу понял все, меня бросило в жар, я не мог дышать.
Водитель подошел к дому и ногой распахнул дверь: «Эй, вы, а ну выходите!» Дверь открылась, сначала один за другим выползли наружу мужчины, потом женщины, последним показался муж Манушак, глаза у него беспокойно бегали по сторонам.
Вот, коротко, что я тогда услышал, а точнее, что мне запомнилось.
Накануне вечером старик, бывший муж Манушак, вернувшись домой, увидел во дворе новый трактор, тяжелый и мощный, он очень отличался от старого, к которому он привык. Завести-то он его завел, но не справился с рулем, пока сообразил, как пользоваться тормозами, опрокинул прицеп, сорвал столбы с дома и наехал на жилище Манушак.
Манушак с девочкой только что вернулись с кладбища. С девочкой ничего не произошло, на ней и царапины не было, а Манушак вытащили из-под руин, отвезли на соседском грузовике в больницу и оставили там. Говорил в основном огненно-рыжий.
– Очень плохо ей было, врачи сказали, что до утра не дотянет.
– Может, уже и померла, – добавила толстуха.
Я повернулся и побежал к машине.
– Возьми меня! – закричала девочка. Догнала меня и уцепилась за полу пиджака, глаза были полны слез: – Прошу тебя, не оставляй меня тут.
Я остановился:
– Не оставлю, – обнял я ее за плечи, – не оставлю.
Двухэтажное здание больницы стояло в центре деревни, всего в двухстах метрах от столовой.
– Жива, – сказал врач. Это был высокий полный мужчина с седыми усами и добрыми глазами. Он шел впереди, открыл покрашенную в белый цвет дверь. Манушак лежала в палате одна, глаза были закрыты, возле нее стояла пожилая санитарка с окровавленным полотенцем в руках. Девочка опередила меня и подошла к кровати.
– Бабушка, – сказала она шепотом, потом погромче: – Бабушка. Манушак была без сознания, лицо было странного голубоватого оттенка, она еле слышно дышала.
– Сомневаюсь, что придет в сознание, – сказал врач.
– Надо срочно перевезти ее в город, – я не хотел терять времени, – какую клинику вы посоветуете? Цена не имеет значения.
Он с жалостью взглянул на меня:
– Она не дотянет до города, по дороге все кончится.
Я продолжал настаивать:
– Нужно попытаться.
Он помедлил секунду, потом подошел к кровати и сказал:
– Ребенку не стоит этого видеть.
Я обнял девочку и повернул к себе:
– Постой так немножко.
– Почему?
– Так надо.
– Вот, посмотрите, – сказал врач и откинул одеяло.
Лучше бы мне не видеть этого – на постели лежали ошметки тела, обернутые бинтами и целлофаном. Удивительно, как в ней душа еще держалась.
Врач снова накрыл ее одеялом:
– Вот так. Что тут поделаешь?
– Что же мне делать? Как быть?
Он грустно улыбнулся и развел руками, потом спросил:
– Кем она вам доводится?
Я не смог подобрать слов, язык не ворочался.
– Ладно, попытайтесь взять себя в руки, – он потрепал меня по плечу.
– Спасибо.
Кивком головы он подозвал санитарку, и они вышли.
Девочка опять подошла к кровати и посмотрела на Манушак.
– Бабушка, – всхлипнула она.
Кроме кровати в палате стояли стол и два стула.
– Садись, – сказал я.
Она подтащила стул к постели и села.
Я увидел, как из уголка рта у Манушак потекла кровавая слюна, взял полотенце и вытер, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.
Водитель просунул голову в дверь:
– Можно на полчаса отлучиться, в столовую сходить? – почти шепотом спросил он.
– Иди.
– Вам ничего не надо?
Я достал деньги из кармана и протянул ему:
– Воду принеси и кока-колу.
Когда он ушел, мне стало совсем худо, я обливался потом и кружилась голова. Сел на стул и прикрыл глаза: «Боже, проснуться бы сейчас в своей норе, полной рваной обуви», – взмолился я. Нашел под одеялом ладонь Манушак, она была застывшей, как деревянная щепка, поцеловал ее и приложил к щеке.
Девочка неподвижно сидела на стуле. Она была настолько серьезна, что оставляла впечатление не совсем нормальной.
– Умрет? – спросила она.
Что я мог ответить?
– Не знаю.
Потом дверь открыла медсестра, красивая молодая женщина:
– Ребенок может лечь здесь в коридоре на диване, я принесу шаль.
– Не хочу, – сказала девочка.
– Большое спасибо, – сказал я женщине.
– Если что понадобится, я в комнате напротив, зовите, не стесняйтесь, – улыбнулась она и прикрыла дверь.
У меня были закрыты глаза, когда я услышал слабый голос Манушак:
– Джудэ!
Я приподнялся:
– Да, Манушак.
– Где я, Джудэ?
– В больнице.
– Проснулась, – обрадовалась девочка, соскочила со стула и приблизилась к Манушак.
– Что случилось? – спросила Манушак.
Пока я подыскивал слова, ответила девочка:
– Домик разрушился, на него трактор наехал.
– Трактор?
Мне показалось, что Манушак улыбнулась.
Девочка сказала, кто сидел за рулем.
– Правда? – Манушак как будто удивилась.
– Бабушка, не умирай, – попросил ребенок.
– А я умираю? – еле выдохнула Манушак. – Кто это сказал?
– Держись, Манушак, – подбодрил я.
– Плохо мне, Джудэ.
– Знаю, Манушак, но не знаю, как тебе помочь.
– Джудэ, – сказала она и потеряла сознание.
Мы с маленькой Манушак сидели на стульях и молча глядели на нее. Когда вернулся водитель, я открыл бутылку кока-колы и протянул девочке, она отпила, поставила бутылку на пол около стула. Затем всплакнула и замолчала.
Манушак опять открыла глаза.
– Манушак, я выкупил твой старый дом, теперь он опять твой.
Некоторое время она собиралась с силами.
– Правда? – как будто обрадовалась она и сказала что-то еще, но я не разобрал.
– Не бойся, Манушак!
Изо рта у нее пошла кровь, я вытер ей губы и подбородок полотенцем:
– Эх, Манушак, хорошая моя девочка.
Она еле перевела дыхание, потом сказала:
– Ты же присмотришь за моей внучкой?
– А как же иначе, Манушак?
– Обещаешь?
– Обещаю, Манушак.
– Я люблю тебя, Джудэ.
– Я тоже люблю тебя, Манушак, – я с трудом сдерживал слезы.
– Бабушка, я тоже тебя люблю.
– Дай мне твою руку.
Девочка поднесла ладонь к ее губам, Манушак обессиленно поцеловала ее и попыталась улыбнуться, потом закрыла глаза, и у нее участилось дыхание.
– Манушак, ты слышишь меня? – позвал я ее.
Она не слышала.
Я попросил девочку выйти в коридор:
– Ложись там на диван и поспи. – Мне не хотелось, чтоб она видела, как умирает
