меня. К утру все тело затекло, я с трудом выпрямился, поднялся наверх и пошел посмотреть на девочку: свернувшись клубочком, она лежала на тахте, глаза были закрыты, и она тяжело, прерывисто дышала.
Послышался звонок, на экране видеокамеры показалось лицо Тамаза, я нажал на кнопку и впустил его во двор. Он поднялся по лестнице и открыл дверь:
– Столы и посуду забрали, там все чисто, я велел прибраться. Вот, возьми ключи, – он положил ключи на стол.
– Большое спасибо, – сказал я.
– Оставшиеся вино и еду Нугзар, Грантик и Цепион отнесли наверх, к роднику, теперь я могу к ним присоединиться, посидим на природе, выпьем за упокой души Манушак, напьюсь хорошенько, пора уже.
– Пьяный сюда не приходи, – предупредил я.
Он косо посмотрел на меня.
– Ну, что не так? Теперь здесь со мной ребенок.
– Понятно.
Он подошел к двери и, еще не открыв ее, обернулся и сказал:
– Вчера вечером в машине застрелили племянника Трокадэро, говорят, между Романозом и родственниками Трокадэро началась война.
Убитый не был простым парнем, помню, как он держался в разговоре с Романозом, мне стало жаль его, неприятное чувство, похожее на угрызения совести, зашевелилось где-то внутри.
Потом я сидел в кресле и ждал, когда проснется маленькая Манушак. Под конец задремал и оказался далеко, в тайге, пробирался по колено в снегу, страшась появления волков.
– Джудэ, – услышал я и открыл глаза. Передо мной стояла маленькая Манушак с грустным лицом и смотрела на меня, она была все в том же траурном платье.
– Может, переоденешься?
– Нет, это нужно носить сорок дней. – Уж не знаю, где она об этом слышала или кто ей сказал.
– Ладно, как хочешь, ходи в этом.
Это платье ей сшила жена Нугзара Швелидзе за пятьдесят лари. «Надо заказать ей таких же еще четыре-пять платьев, – подумал я, – придется же ей менять одежду».
– Не пойдем туда, в тот дом? – спросила она.
– А что нам там нужно? Там сейчас никого нет.
– Заберем фотографию.
Спустя некоторое время мы, держась за руки, шагали по улице. Возле дома никого не было, вчерашний мусор был заметен в угол. Фотография Манушак все так же висела на стене, улыбаясь, она смотрела на гору Окрокана.
– Подними меня, – попросила девочка.
Я поднял ее на руки, она дотянулась до фотографии и сняла. Потом фотографию держал я, мы стояли перед домом и ждали машину. Маленькая Манушак, опустив голову, стояла в задумчивости. Я тоже молчал. Мне была приятна эта тишина, было такое ощущение, будто я переводил дух. Потом мы на машине спустились на набережную, выбрали ресторан и уселись за столик у окна. Фотографию Манушак я поставил на стол, прислонив ее к стене.
– Мы все вместе, – сказала девочка и и после тех событий впервые улыбнулась слабой застенчивой улыбкой.
После завтрака мы заехали в церковь, заказали священнику панихиду, купили свечи и поднялись на кладбище. Там пробыли долго, почти до вечера.
На третий день я дал такое объявление в газету: «Требуется няня с музыкальным образованием для шестилетней девочки». Звонков было очень много, я задавал вопросы и по ответам решал, стоило ли назначать встречу. Наконец я выбрал одну из претенденток и пригласил ее познакомиться с маленькой Манушак; главной была она, женщина должна была понравиться ей – и понравилась. Это была беженка, мужа и детей у нее убили во время войны казаки, сама она спаслась случайно: собирала на пляже улиток, потому что еды почти не оставалось. На этом свете у нее не было ни души, кроме хромой собачонки. У женщины было условие – она соглашалась перейти к нам жить, но только вместе с собакой. Маленькая Манушак обрадовалась: «Джудэ, здорово, если у нас собачка будет».
Эта женщина жила под лестницей, постоянной работы не имела, фактически жила впроголодь, а в то же время у нее была собака, получалось, что она делилась с ней последним куском. Такие люди не вполне нормальны, но они всегда нравились мне больше, чем нормальные и умные. Ясно было, что лучшей воспитательницы для девочки трудно было найти.
– Ладно, но у меня тоже есть условие, она будет во дворе, а не в доме, в доме я собаки не потерплю, исключено.
Она задумалась.
– Построим ей хорошую конуру.
Она не торопилась с ответом.
– Еды у нее будет сколько угодно.
– Хорошо, я согласна, – наконец кивнула она.
Оказывается, ее мужа и детей убили во время войны казаки, сама случайно спаслась:
– У нас проблемы были с едой и я была на море, улиток собирала.
Через неделю днем зазвонил телефон:
– Джудэ, это ты? – спросил кто-то с русским акцентом.
– С кем я говорю?
– Это Толик.
– Толик?! – удивился я.
– Никуда не уходи, через час буду у тебя, – в трубке раздались короткие гудки.
Я встревожился, настроение испортилось: «Чего ему надо?» Если не считать собачонки, которая бегала по двору, я был в доме один. Воспитательница с водителем повели ребенка в зоопарк на прогулку, и до вечера я их не ждал.
Через час из джипа вышел Толик, подошел к воротам и позвонил, в руках у него была небольшая кожаная сумка. Завидев незнакомца во дворе, собачонка залаяла, но тот отбросил ее, пнув ногой. Жуя жвачку, он поднялся по лестнице и вошел в дом.
– Здрасьте, Джудэ, – хлопнул он меня по плечу. Он был чисто выбрит, одет со вкусом, от него шел аромат дорогих духов. Положив сумку на стол, он огляделся, потом спросил: – Ну как ты тут, как устроился? Доволен?
– Ну, как? Неплохо, – ответил я.
Он сел на стул и подвинул ко мне сумку:
– Это от меня и Романоза, от чистого сердца, пятьдесят тысяч долларов.
Я ждал чего угодно, только не этого:
– Да что ты?!
– Заслужил, брат, ты тогда по-мужски держался, ни в чем не ошибся.
– Я теперь не нуждаюсь, Хаим помог мне.
– Хаим сам знает свое дело, а мы – наше.
– Нет, правда, мне не надо.
– Не ломайся.
– Не знаю, что и сказать.
– В таком случае спасибо говорят.
– Большое спасибо.
– Вот так-то, – засмеялся он, – жаль, что ты с Трокадэро не встретился.
– Да, – грустно улыбнулся я.
Он взглянул на портрет Манушак.
– Кто эта девушка? – спросил он.
– Была моей возлюбленной.
– Красивая девушка.
– Когда-то была.
– Жива?
– Нет.
Он кивнул головой и опять огляделся.
– В газете было написано, что племянника Трокадэро застрелили в машине, – сказал я.
Взгляд у него ожесточился:
– Мы его опередили, он собирался прикончить дочь Трокадэро.
– Да неужели?
– Там, в Лондоне, у него были свои люди среди эмигрантов, им он
